На улице Сенька переводит дух. Что это? Неужели такое бывает? Нет, лучше пойти на речку и искупаться. Жарко сегодня. И душно.
Он выходит в поле, сплошь усеянное ромашками и васильками.
Сенька удивляется: «Никогда не видел так много цветов». Он присматривается. Да это и не цветы вовсе, а готовые букеты. Ромашки — отдельно. Васильки — отдельно. Поле начинает волноваться. Уж не к буре ли! Нет, это букеты пускаются в пляс. Они поют, шепчут:
«Гривенник букет! Гривенник букет! Гривенник букет!»
Сенька выходит на тропинку. Вот и знакомый мосток. И здесь стоит невообразимый шум и гам.
«Гривенник! Гривенник! Пятиалтынный пара!» — пищат незабудки.
«Полтинник стакан! Полтинник! Только полтинник!» — шелестят в рощице кусты малины.
Прямо на мосток под ноги Сеньке выходит целая армия грибов. Они топают, как солдаты, кричат хором:
«Только белые! Рубль! Только белые! Рубль!»
И даже из Гремянки высунули свои морды окуни и, тяжело дыша, пыхтят:
«Рубль десяток! Рубль десяток!»
Сеньке становится очень скучно. Он уже не может и не хочет бежать, ему лень двигаться, ноги его не слушаются. Наконец он делает шаг, еще шаг, еще… А вокруг него и лес, и поле, и трава, и песок, и воздух, и речка, и солнце — все шумят о деньгах. И вдруг оказывается, что это уже вовсе не лес, и не поле, и не песок, и не воздух, и не речка, и не солнце, а замусоленные, помятые рубли, и блестящие полтинники, и двугривенные, и пятиалтынные, и гривенники.
«Скучно, — думает Сенька. — Скучно…»
Он возвращается домой, с трудом входит в комнату и вдруг видит горящую лампадку. Сенька удивляется. Ведь икону давно сняли! И в это же время Катькина голова высовывается из иконы и, тряся бородой, произносит:
«Не по Сеньке шапка! Не по Сеньке шапка!»
Сенька хочет отвернуться. Хочет сорвать шапку. Нет шапки!
Он кричит…
Мать подбежала к Сенькиной постели.
— Что с тобой, сынок? Приснилось что-нибудь дурное? Ложись! Ложись спокойненько! — сказала она, укладывая Сеньку под одеяло.
— Вовсе и не приснилось. Я не сплю совсем! — пробормотал Сенька. — На самом деле это…
7
Мать, как всегда, поднялась рано, накормила мужа и старшего сына, а Сеньку не стала будить. Пусть поспит! Намотался вчера! Да и вечером опять в город.
Пока Сенька спал, она успела собрать последние помидоры, нарыть картошки, а заодно и найти на земле десятка два яблок, оставшихся после бури. Яблоки уже с червоточинкой, и мать решила поставить их на стол. «Верно Коля говорил: для своих-то и забываю».
Проснулся Сенька около восьми. Стал мучительно вспоминать что-то. Вспомнил: Катька в иконе. Посмотрел в угол. Иконы нет. И Катьки тоже. Значит, все это — сон. Впрочем, Катька была. И ее опять надо пасти.
Погода хмурилась. Небо в серой дымке, в воздухе — мелкая дождевая пыль.
— Может, не ходить сегодня с Катькой? — заикнулся Сенька.
— Да ты не сиди с ней, сынок, — посоветовала мать. — Отведи к речке, привяжи и возвращайся! А после сходишь…
«И то ладно! — подумал Сенька. — Хоть бы стащил ее кто!»
Мать словно догадалась:
— Вот только бы не украли!
— А кому она нужна! — с сожалением сказал Сенька.
Он пошел в хлев, надел на Катьку ошейник, привязал веревку:
— Пошли, что ли!
Улица пуста. В такую погоду ребята сидели дома. Взрослые работали.
Услышал Сенька и шум отцовского трактора. На крытом току трещала молотилка. Где-то работал движок.
Сенька пересек улицу и вышел на полевую дорогу. Справа на капустном поле стояла грузовая машина, маячили фигуры женщин.
Когда подошел ближе, увидел среди женщин и свою учительницу.
Сенька поздоровался с Лидией Викторовной, спросил:
— Тоже работаете?
— А как же! — ответила Лидия Викторовна. — Самая горячая пора. Хочешь — помогай!
— Лидочка у нас молодец. Доброволка! — похвалила учительницу одна из женщин.
Женщины срезали раннюю капусту. Даже шофер не сидел без дела — подтаскивал тяжелые корзины к машине.
— Вот только козу отведу, — сказал Сенька.
— А пусть твоя Катька капустой полакомится, — предложила учительница. — Привязывай ее здесь. Смотри, листьев-то сколько!
Сенька обрадовался:
— И верно!
Он привязал Катьку на краю поля, где уже сняли капусту, а сам подошел к Лидии Викторовне.
— На! Нож возьми! — крикнул ему шофер, бросив к ногам Сеньки большой ножик. — С возвратом!
Катька с жадностью набросилась на капустные листья. Она моталась по полю, словно ее вот-вот могут лишить такого счастья.
Но Катьку никто не гнал, и она, быстро наевшись, улеглась в полной растерянности между грядками, вяло обнюхивая торчащую перед ней кочерыжку.
А Сенька тем временем вовсю разделывался с кочанами. Срезав два кочана, он не складывал их, как все, в корзинку, а бегом относил к машине и клал прямо в кузов.
— Так-то быстрее! Новый метод! — пошутил шофер.
Повеял ветерок. Небо посветлело, и вскоре сквозь дымку облаков выглянуло мутное солнце. На поле запахло зеленым капустным листом. Закружились над капустой белые бабочки. Сенькина одежда стала просыхать — он один был без сапог и промок с первых же минут работы.
Погода повеселела, и дела пошли веселее. Вот уже ушла одна нагруженная машина, а на поле собралось с десяток наполненных корзин.
— Перекур? — крикнула одна из женщин.
И все поддержали ее:
— Перекур! Перекур!
— Ну как? К занятиям готов? — спросила Сеньку учительница, когда они сели на корзину передохнуть.
— Готов, — сказал Сенька. — Только книжки не все купил и тетрадки. Вот в город поеду…
— Торопись! Недолго осталось.
Вспомнив про город, Сенька помялся и как бы ненароком спросил:
— Лидия Викторовна! Вот слово есть одно непонятное! Что это такое — спекулянты?
Учительница удивилась:
— Спекулянты, говоришь? Ну, это… такие люди, которые обманывают и страну свою и покупателей. Продают разные товары по дорогим ценам…
— А почему они несчастные? — поинтересовался Сенька.
— Несчастные? — переспросила Лидия Викторовна. — Да, наверное, потому, что не все они понимают, что делают. А где ты об этом слышал?
— Да так, случайно, — сказал Сенька, чтобы не вдаваться в подробности. — Спасибо!
Приехала машина. Общими усилиями загрузили в кузов снятую капусту и опять принялись наполнять корзины. А Сенька снова работал по своему методу: два кочана — и в кузов, два кочана — и в кузов!
Время летело быстро, и Сенька искренне удивился, когда вдруг услышал голос матери:
— Се-е-ньк! Ты почему, сынок, здесь?
— Работал вот, — сказал Сенька, подходя к матери и отвязывая Катьку. — А что?
— Ты ж домой собирался. И Катька у тебя здесь…
— Мне позволили, — буркнул Сенька. Он, сам того не понимая, почему-то стал ершиться и готов был вот-вот вступить в спор.
Но мать не почувствовала этого и миролюбиво продолжала:
— Я ведь почему за тобой? Катьку подоить надо — да и в город. Скоро час! Яблочки я уже приготовила. Возьмем опять две корзиночки, чтоб не тяжело.
И мать потрепала Сеньку по мокрой голове.
Сенька помолчал, собрался с духом и тихо сказал:
— Я не поеду.
Мать даже не поняла:
— Как? Почему?
— Не поеду, и все тут! — настойчиво повторил Сенька.
Теперь ему стало легче. Он осмелел и на все вопросы продолжал упрямо отвечать одно:
— Не поеду!
Мать начала сердиться:
— Вот я отцу скажу! Никогда не трогала, а тут выпорю. Так и знай, выпорю. Что это еще!
— И говори! И пори! Пожалуйста! — продолжал Сенька. — И сейчас не поеду! И — никогда!
Мать не узнавала Сеньку. Да и сам Сенька себя не узнавал. От твердил свое:
— Не поеду!
8
— Ты что же это мать не слушаешься? — спросил вечером отец.
Сенька, как бычок, низко опустив голову, стоял около стола.
— Я слушаюсь, — пробормотал он. — А в город все равно не поеду. Не поеду торговать. Ничем!
