После того как Ларс Гуннарссон показал такое мастерство, ему стали постоянно доверять быть глашатаем. С тех пор как молоток оказался в его руках, на аукционах стало не так весело, как раньше. Но никто другой не обладал такой способностью пробуждать в людях стремление стать обладателем старого бесполезного барахла, никто другой не умел так вовлечь двух сильных мира сего в торги и заставить бороться за вещи, которые им совершенно не были нужны, только для того, чтобы показать, как много им позволяют их средства.
Ларс Гуннарссон обычно продавал все подчистую на всех аукционах, где он работал. Единственный раз дело чуть не обернулось для него плохо на том самом аукционе в Бергвике, где распродавалось имущество после смерти Свена Эстерберга из Стурстюги. Ему надо было распродать шикарное наследство. Собралось много народу, и хотя была уже поздняя осень, стояла такая прекрасная погода, что аукцион смогли проводить под открытым небом, но тем не менее торговля не шла. Ларсу никак не удавалось заинтересовать людей, чтобы они стали торговаться и набавлять цену. Казалось, что все обернется для него не лучше, чем для Йёнса из Чистеруда в тот день, когда Ларсу пришлось взяться за молоток вместо него.
Но у Ларса Гуннарссона не было ни малейшего желания уступать свое место кому-то другому. Вместо этого он попытался выяснить, что же делало людей такими рассеянными и мешало им заниматься делом. И ему потребовалось не так уж много времени, чтобы обнаружить причину.
Ларс стоял на столе, для того чтобы всем было видно, что он продает, а с этого места ему нетрудно было заметить, что в толпе ходит новоявленный император, проживающий в маленькой избушке по соседству с Фаллой, где он всю свою жизнь занимался поденной работой. Ларс видел, как он со снисходительной улыбкой здоровался налево и направо, демонстрируя всем свою прекрасную трость и звезды. Длинная вереница детей и молодежи следовала за ним по пятам, куда бы он ни сворачивал, да и старики не гнушались перекинуться с ним словечком. Неудивительно, что аукцион не удавался, раз здесь присутствовал такой великий человек, привлекавший к себе всеобщее внимание.
Поначалу Ларс не стал прерывать аукциона. Он только следил глазами за Яном из Скрулюкки до тех пор, пока тот не добрался до самого первого ряда и не оказался совсем близко к аукционисту. Можно было не бояться, что Юханнес Португальский останется в тени. Он пожимал руки всем, кого знал, бросая им несколько любезных слов, и в то же время протискивался мимо них, в результате чего уже вскоре стоял в центре круга.
Как только он там оказался, Ларс Гуннарссон в тот же миг соскочил со стола, набросился на него, схватил кожаный картуз и императорскую трость и был уже снова на столе, прежде чем Ян успел хотя бы подумать о сопротивлении.
Ян громко закричал и хотел было вскочить на стол, чтобы отобрать похищенные сокровища, но Ларс замахнулся на него тростью, и ему пришлось отступить. Тут же в толпе возник ропот недовольства, но Ларс не дал себя запугать.
— Я понимаю, что вы удивлены моим поведением, — закричал он своим громким голосом аукциониста, так что было слышно во всей усадьбе. — Но эти шапка и трость принадлежат нам, жителям Фаллы. Ими владел мой тесть Эрик Эрса, а он унаследовал их от старого хозяина, который управлял усадьбой до него. Эти вещи всегда высоко почитались у нас в доме, и я не могу потерпеть, чтобы какой-то сумасшедший разгуливал с ними. Ян не может объяснить, как они попали к нему, но я ручаюсь, что теперь он уже больше не сможет украшать себя тем, что принадлежит нам.
Ян быстро успокоился, и пока Ларс держал свою речь, он стоял, скрестив руки на груди, с таким видом, словно то, что говорит Ларс, ему безразлично. Как только тот замолчал, Ян, сделав властный жест, обратился к присутствующим.
— Теперь, мои любезные придворные, — сказал он, — вам придется вернуть мне мое имущество.
Но ни один человек не пошевелился, чтобы помочь ему. Многие даже стали смеяться над ним. Теперь все перешли на сторону Ларса.
Только один-единственный человек пожалел его. Он услышал, как какая-то женщина крикнула из толпы аукционисту:
— Ах, Ларс, оставьте ему императорский наряд! Вы же сами не станете пользоваться ни тростью, ни шапкой.
— Как только я приду домой, я дам ему одну из моих собственных шапок, — сказал Ларс, — но он больше никогда не будет расхаживать с этими семейными реликвиями и выставлять их на посмешище.
На это его высказывание толпа громко захохотала, и Ян был так обескуражен этим, что не мог двинуться с места, а только озирался по сторонам. Он поворачивался то к одному, то к другому, не переставая удивляться. Господи! Неужели никто из тех, кто прославлял и почитал его, не захочет помочь ему в тяжелую минуту? Но все стояли неподвижно. Он видел, что ничего для них не значит и что они ничего не хотят для него сделать. Он так испугался, что все императорское величие покинуло его и он стал больше всего похож на ребенка, готового расплакаться, потому что лишился своих игрушек.
Ларс Гуннарссон повернулся к огромной куче сложенных возле него вещей и хотел уже снова начать торговлю. Тогда Ян предпринял попытку справиться сам. Со стонами и жалобами он подошел к самому столу, где стоял Ларс, а подойдя, быстро наклонился и попытался опрокинуть его.
Но Ларс не дал застать себя врасплох. Он взмахнул императорской тростью и так сильно ударил Яна по спине, что ему пришлось отступить.
— Нет уж, — сказал Ларс, — я пока попридержу эти вещи. Я думаю, ты и так потратил слишком много времени на все это императорство. Теперь тебе бы лучше пойти домой и взяться за канавы. Таким, как ты, нечего делать на аукционе.
Казалось, у Яна не было большого желания подчиниться, но тогда Ларс снова замахнулся тростью. Большего и не требовалось, чтобы император Португальский развернулся и побежал.
Никто не шевельнулся, чтобы пойти за ним и сказать ему слово утешения, никто не позвал его обратно. Да, большинство из них просто не могло перестать хохотать, видя, как жалко и безо всяких церемоний он лишился всего своего величия.
Но Ларса Гуннарссона это тоже не устраивало. Ему хотелось, чтобы его аукционы проходили столь же торжественно, как богослужение.
— Я считаю, что лучше поговорить с Яном серьезно, чем смеяться над ним, — сказал он. — Многие подыгрывают его безумию и даже называют императором, но в этом ничего хорошего по отношению к нему нет. Тогда уж, пожалуй, лучше попытаться заставить его понять, кто он такой, даже если ему это будет неприятно. Я так долго был его хозяином, что считаю своим долгом проследить за тем, чтобы он снова начал работать. Иначе он скоро станет обузой приходу.
После этого Ларс провел по-настоящему прекрасный аукцион, с массой предложений и высокими ценами. И удовлетворение, которое он испытывал, не стало меньше, когда, вернувшись на следующий день домой, он услыхал, что Ян из Скрулюкки надел рабочую одежду и начал рыть в поле канавы.
— Теперь нам никогда больше не следует напоминать ему о его безумии, — сказал Ларс Гуннарссон, — и может быть, рассудок останется при нем. Он никогда особым умом не отличался, так что ему необходимо сохранить его в целости.
ДОМАШНЕЕ ИСПЫТАНИЕ ПО ЗАКОНУ БОЖЬЕМУ[6]
Ничему так не радовался Ларс Гуннарссон, как тому, что ему пришло в голову отобрать трость и кожаный картуз у Яна из Скрулюкки. Было полное впечатление, что он одновременно избавил его и от безумия.
Через пару недель после аукциона в Бергвике в Фалле должно было состояться домашнее испытание по Закону Божьему. Туда собрались люди со всей округи озера Дувшён. Вместе с остальными пришли и жители Скрулюкки. И представьте себе, по Яну было совершенно не заметно, что рассудок у него не в порядке!
Все имевшиеся в Фалле лавки и стулья были снесены в большую комнату на первом этаже. Здесь и уселись тесными рядами люди, пришедшие на испытание. Вместе с ними сел и Ян, вовсе не пытаясь протиснуться к лучшему, чем ему подобало, месту. Ларс все время следил за ним глазами и должен был признать, что безумие и вправду покинуло его. Ян вел себя как совершенно другой человек.
