Ротозеи — две девушки и один молодой человек — категорически отказывались воспринимать пятьсот пятидесятый экзекьютив как потенциальное средство их будущего передвижения.

Видя лёгкое замешательство своих пассажиров, Костя выглянул из окна и приветливо помахал им рукой. Эвелин тут же бросила сумки, подбежала к нему и торопливо чмокнула в щёчку. Белый топик и короткие джинсовые шорты эффектно подчёркивали идеальную фигуру девушки, а улыбка на её красивом лице действовала мощнее любого гипноза.

— Привет, Константин! Мы, честно говоря, ожидали «карету» поскромнее…

— Я уже понял… — ответил Костя, всё ещё пребывая в волнующем оцепенении. — Салют пионерам мистических глубин! И доброе утро.

— Знакомься, это моя подруга Жаклина, я про неё тебе рассказывала. А это Флорис — он тоже едет с нами в Ремушан.

Жаклина оказалась высокой шатенкой с плоским, маловыразительным, конопатым лицом, обладавшей развитыми, неженственными плечами, характерными для профессиональных пловчих. Облегающая красная футболка, эластичные чёрные шорты, кроссовки Reebok и кепка Nike лишь только усиливали физкультурные ассоциации. Чуть-чуть дискредитировало образ мелкое подёргивание левой щеки, в духе семёновского Мюллера.

Главным достоянием Флориса были карие глаза, длинные, вьющиеся волосы до плеч, тёмные, как смоль, а также «латиноамериканский» загар. Светлая рубашка, застёгнутая у солнечного сплетения, небрежно подвешенные на пуговице очки Polaroid, длинные шорты болотного цвета и элегантные кожаные сандалии, делали из парня европеизированную копию мексиканского мачо.

— Рад познакомиться! — вежливо улыбнулся Костя и пожал протянутые ему руки.

Когда последние единицы багажа были уложены в машину, он подошёл к своей дверце и непринуждённо плюхнулся на водительское сиденье.

Перспектива двухчасовой поездки рядышком с Эвелин отозвалась сладким покалыванием в позвоночнике. «Давненько я не испытывал этих милых вибраций. Ну, что ж, пришёл час тряхнуть стариной!»

Каково же было его удивление, когда на переднее пассажирское кресло рядом с ним уселась конопатая «пловчиха» Жаклина, а Флорис и Эвелин расположились сзади.

«Это ещё что за номер? Мадам желает немного поиграть?».

Эвелин заняла место по правому борту, и в зеркале заднего вида Костя мог видеть её лицо: некоторая едва уловимая озабоченность, не являющаяся, впрочем, каким-то особенным знаком во фламандской мимической культуре, бегающий взгляд и чуть рассеянная улыбка. «На тонкий флирт это не похоже. Поглядим, что будет дальше…».

Он завёл машину, снялся с ручника и плавно тронулся с места. Эвелин и Флорис тихо заговорили между собой на заднем сиденье. Настолько тихо, что за уличным шумом и звуками работающего двигателя их воркотню не было слышно.

— Константин, а это твой BMW? — поинтересовалась Жаклина.

Разговаривать с «пловчихой» Косте совершенно не хотелось, но приличия обязывали.

— Нет, не мой, — ответил он ровным, лишённым эмоций голосом. — Auto van de zaak (голл. машина от конторы).

— Ты, должно быть, высокую позицию занимаешь? И, наверное, в очень престижной компании работаешь?

Костя засмеялся.

— Что, выгляжу как американский яппи с рекламы модных бизнес-школ? Никогда таковым не был и даже не стремился. Я обыкновенный бельгийский senior manager, работаю в консалтинговой фирме.

Жаклина умолкла на несколько секунд, видимо, пыталась выбрать правильную тактику разговора, а Костя, тем временем, усиленно пялился в зеркало, надеясь поймать взгляд Эвелин, увлечённо шептавшейся с Флорисом.

— Быть менеджером — это, мне кажется, очень не просто, — выкарабкалась, наконец, из своих размышлений Жаклина. — Руководить другими — дело ответственное. И к тому же, оно требует много знаний и опыта.

Эвелин упорно не хотела поворачивать голову в сторону зеркала.

«Да что же это такое?! — мысленно вознегодовал Костя, стараясь никак не показывать своих чувств. — Дался тебе этот бразилопитек!»

Смутное подозрение неожиданно зародилось в его голове.

— Чепуха! — сказал он вслух, выезжая на брюссельский автобан. — «O, tempora! O, mores!», как часто говорит в таких ситуациях один мой приятель. (О времена! О, нравы!)…

Немного подождав реакции с задних трибун на этот громкий «лозунг с подтекстом» и так и не дождавшись её, он заговорил снова:

— Любой студент театрального училища может без всякой переквалификации сделаться менеджером. Здесь всего-то нужно самую капельку лицедейского таланта. Менеджер — это человек, способный в режиме автомата производить на калькуляторе четыре арифметические действия, более-менее приличным языком излагать свои мысли, в письменной и устной форме, печатать на компьютере, пользоваться аутлук экспрессом (или лотус ноутсом), а также вордом, экселем, пауэрпоинтом и, в зависимости от обстоятельств, либо кого-то ругать, либо кому-то льстить. Короче говоря, для меньших по званию и посторонних это должен быть человек трезвомыслящий, даже циничный и властный, а для тех, кто стоит выше по иерархии — забавный, добрый и старательный верный пёс. Ну и, конечно, самое главное для менеджера — это всегда изображать глубокую серьёзность и увлечённость.

Теперь Жаклина была в явном замешательстве, а её щека, из-за приступа тика, превратилась в беззвучный метроном.

Костя вновь попытался наладить контакт с Эвелин. Для этого он начал поправлять зеркало, стучать по нему пальцем, хмыкать и, в конце концов, сумел поймать взгляд столь подчёркнуто игнорировавшей его белокурой феи на заднем сиденье.

— Эвелин! Кто-то, если мне не изменяет память, обещал рассказать о двухнедельном отпуске в горах Тибета. Ты случайно не знаешь этого человека?..

Костина игривая улыбка, открытая, естественная и потому обезоруживающая, хоть и смутила Эвелин до нежного румянца, но всё-таки заставила её улыбнуться в ответ. Он лукаво подмигнул девушке, призывая её оторваться от своей приватной беседы, но тут же увидел, как в глазах Эвелин мелькнула едва уловимая, скрытая мольба.

Нет, скорее, это было отражением непонятной пока для него душевных борений. Девушке как будто бы хотелось одного, а сложившиеся обстоятельства требовали от неё совсем другого, и переступить через них было абсолютно невозможно.

— Давайте-ка я вам сначала новенький анекдот расскажу, а то, не ровён час, забуду, — быстро сказал Костя и увидел, как в глазах Эвелин появилось выражение благодарности. — Мне эту байку один немец недавно пересказал и выдавал, кстати, за вполне реальный случай. Молодая компания сидит в кёльнском баре, выпивает. Вокруг только свои, никаких иностранцев, и, как это нередко бывает в такие минуты, разговор плавно переходит на тему Второй Мировой Войны. Кто-то сообщает, что его дед погиб в Африке, ещё кто-то упоминает восточный фронт. Обнаруживаются внучатые отпрыски героев-подводников, лётчиков, танкистов. Выясняется, что у пары человек дедушки и бабушки погибли 14-го февраля во время знаменитой американской бомбёжки Дрездена. А один парнишка сидит и помалкивает, становясь после каждой новой исповеди всё печальнее и печальнее. «Ганс, что с тобой такое?» — наконец спрашивают его обеспокоенные товарищи. «Да ничего… — тихо говорит им чувак. — Просто мой дедушка умер в концлагере…» «Как?!» — восклицают ошеломлённые собутыльники и принимаются всячески утешать своего приятеля. «Да так, — объясняет им Ганс через какое-то время. — Пописал с вышки на колючую проволоку, а она под током была…».

После того, как бельгийцы натянуто посмеялись над этой шуткой, первым заговорил Флорис:

— С последней войной вообще много приколов связано. Я, помню, хохотал, когда услышал историю одного немецкого аэродрома. Фашисты на протяжении нескольких недель, или даже месяцев, успешно прятали его от союзников в голландских лесах, и однажды им пришло в голову выставить для отвода глаз другой аэродром, не настоящий. Быстренько сляпали пару десятков самолётов из фанеры, натянули маскировку, но так, чтобы с воздуха всё было видно, и сидели, потирали руки. Англичане, как полагается, провели сначала разведку, а потом выслали на точку эскадрилью бомбардировщиков. Но ни одного взрыва немцы в тот день так и не услышали: бомбы, градом сыпавшиеся на деревянные самолёты, при ближайшем рассмотрении, тоже оказались деревянными…