Под длинным фиолетовым пальто «индус» оказался одетым в странного вида восточный лапсердак с позументами на обшлагах и вороте, а на груди его болтался четырёхугольный талисман, сделанный из какого-то гладкого, тёмного камня и обрамлённый в замшевый переплёт с ажурной тесьмой.

Немного помпезная экстравагантность верхней части одеяния вполне уравновешивалась широкими походными брюками со множеством карманов. Такие брюки недавно вошли в моду на Западе и были очень популярны среди отпускников, а также людей увлекающихся кемпингом и пешим туризмом.

После сдержанного поклона всем собравшимся, незнакомец занял свободное кресло в углу комнаты, взял в руки глянцевый журнал, валявшийся на подоконнике, и долгое время оставался так в совершенном одиночестве. Он ни на кого не поднимал глаз, и, как это обычно происходит в таких случаях, о его существовании все тоже очень скоро забыли.

Все кроме Кости…

Костя, замыкавший колонну и шедший непосредственно за Эвелин, никак не мог оторвать взгляд от её обнажённой поясницы.

— Слушай! — возбуждённо обратился он к девушке, выставив громкость на такой уровень, чтобы ни Флорис, ни Жаклина ничего не могли уловить. — А ты чего так стеснялась по поводу латиноса?

— Никакой он тебе не латинос! — ответила Эвелин, даже не повернув головы. — И почему это, собственно, я должна перед тобой отчитываться?

— Обернись, пожалуйста!

— Я с тобой не разговариваю.

В первом чуме Жаклина знала трёх человек из десяти, один из которых оказался голландцем по имени Яго, а двое других — бельгийцами, Хильдой и Бартом. С женщиной, как выяснилось, была также знакома и Эвелин.

Полноценных шаманов в чуме было два, и оба оказались разодетыми подобно главным экспонатам историко-этнографического музея. Их бурятские имена по некоторым звуковым параметрам абсолютно не стыковались с возможностями европейской и русской памяти, из-за чего избранники духов вынужденно отрекомендовались приемлемыми международными псевдонимами.

Того, который был немного повыше ростом и чуть плотнее можно было величать Мишей, а его коллегу, соответственно, — Николаем. Присутствовавшая здесь же импресарио-переводчица с монголоидными чертами лица назвала себя Анжелой.

— Ну, а меня на родине кличут Константином. Для вас, дорогие земляки, обыкновенно, Костик.

Эту фразу он, к удивлению всей присутствовавшей публики, завернул по-русски.

Кроме Николая и Миши, в лагере имелся ещё один шаман, чьё подлинное имя, Баир, оказалось фонетически доступным как для бельгийцев, так и для Кости. Помимо этой тройки, по чумам болталась пара дюжин их учеников и разного рода оккультных прихлебателей, в том числе и местных. Кое-кто из последних был знаком с пловчихой.

Жаклина договорилась по поводу участия «её группы» в предстоящих камланиях, депонировала вполне по-западному оттаксированную мзду — за себя, Эвелин и Флориса, и, наконец, подозвав Анжелу, сообщила ей, что Костя как раз и является тем помощником, которого она обещала Хильде и Барту.

— Ну-с, девушка, показывайте объём работ! — сказал Костя на домашнем наречии и соблазнительно улыбнулся статной монголке.

Краем глаза он не без тайного удовлетворения заметил, что на Эвелин такой его ход подействовал правильно: она чуть приподняла свой обворожительный носик и едва слышно хмыкнула.

На вид Анжеле было лет тридцать. Её одежда отличалась гораздо меньшим обилием патриархальной диковатости и с некоторой натяжкой могла бы быть причислена к европейскому стилю.

— Идите за мной! — негромким, но жёстким, до звенящей меди, голосом приказала монголка.

Костя повиновался.

— Ты знаешь, Константин, — шепнул ему на ухо Флорис, когда они с Анжелой вернулись в компанию. — Я был бы не прочь познакомиться с этой распорядительницей поближе. В ней столько сексуальности… и, по-моему, она прирождённая dominatrix.

«А как же Эвелин?» — машинально хотел спросить Костя, но передумал. «Э-э-э… — мелькнула у него через секунду коварная мысль. — А латинчик-то наш слегка freakанутый!..».

Первое камлание началось в одной из юрт уже через полчаса. Главным его действующим лицом выступал Баир. Два ученика шамана показали Косте, как нужно разжигать ритуальный огонь: он непременно должен был гореть в самом центре чума, символизируя «гол» — ось (или центр) мира. Вслед за этим запалили можжевельник и другие благовония, так что юрта начала вскоре походить на опиумную курильню, и выложили на голубое сукно какие-то странные «детские» игрушки.

— Это одно из первоначальных камланий, которому каждый шаман должен обучиться на своём пути, — объяснила Анжела по-английски. — Оно называется: «вселение духов онгонов».

Баир стал что-то объяснять ученикам на их языке, непонятном для окружающих, и, Анжела выборочно переводила. Английские слова она при этом мешала с монгольскими, так что из всей абракадабры внимательный слушатель мог ухватить только некоторые обрывочные фрагменты.

Цель шамана, согласно Анжеле, заключалась в том, чтобы добиться при помощи дыма, общего антуража, щипковых и ударных музыкальных инструментов, а также ритмичных движений, иногда с голосовыми импровизациями, особого состояния, характеризующегося предельной умственной сосредоточенностью, без которого общение с жителями иного мира было невозможным.

Духи-помощники, чьим символическим жилищем оказались, к большому удивлению некоторых зрителей, те самые «детские» игрушки, лежавшие на голубом сукне, только и ждали, как выяснилось, призыва к действию. В данном конкретном случае от них требовалось, вселиться в тело Баира.

Далее Анжела принялась невнятно описывать, какие именно ощущения вызывает подобный опыт у шамана, но добиться терминологического взаимопонимания с европейцами у неё не получалось до тех пор, пока ей не пришло в голову употребить слово «оргазм».

Тем временем, ученики стали мерно колотить в бубны, а сам Баир взялся за трещётку. Далее последовала затяжная сцена, не вылившаяся, к общему удовлетворению, ни в какие адские феерии, хотя и пощекотавшая нервы многим свидетелям, чей опыт посещений буйно-помешанной секции жёлтых домов оказался ограниченным.

— А, скажем, телевизор здесь есть у кого-нибудь? — поинтересовался Костя у Барта, когда они вместе вышли из чума.

— Ну, а как же! — успокоил его бельгиец. — У нас в караване.

— И, что, футбол вы тоже собираетесь глядеть?

— Хочешь присоединиться? Милости просим! Будем очень рады.

Таким образом главная проблема этого дня была счастливо разрешена. До начала игры требовалось чем-то заняться, и Костя не преминул полюбопытствовать, какие ещё коллективные мероприятия ожидают их группу в ближайшее время. Хильда назвала целый список предстоящих камланий, но под впечатлением недавнего зрелища Костя понял, что наблюдать за работой шаманов со стороны ему больше не хочется.

Попросив у Анжелы разрешения на двухчасовую футбольную отлучку, он заготовил дров, отнёс их в чум к Николаю, заложил костёр, как его недавно обучили, и, снова выйдя на улицу, сообщил Флорису, что матч за третье место они могут посмотреть у Хильды с Бартом. Неожиданно для Кости, горячая новость туземца нисколько не обрадовала.

— Я по футболу как-то не очень… — сказал он, наморщив свой загорелый нос и поправив очки.

«Совсем гиблый вариант!».

— Ну, а пиво ты хотя бы пьёшь?

— Пиво пью, — с готовностью ответил латинос.

— Слава тебе, Господи! Будет с кем раздавить вечером по пузырьку.

Эвелин, сидевшая тут же, неподалёку, в компании Яго и Жаклины, с каким-то школьным старанием обходила взглядом всякое место, где он появлялся, точно желая выдавить Костю за пределы земной трёхмерности. Будучи математиком и понимая, что такой подвиг оказался бы не под силу даже Лобачевскому, он только усмехался.

Один из чумов, подобно утробе гигантского кита, неожиданно выпустил Мишу с учениками. Около них моментально нарисовалась Анжела и через несколько мгновений пригласила всех на короткую лекцию.