Бэнни открыла глаза.

– Здравствуй, Бесс!

– Джон.

Элизабет сонно улыбнулась ему, и он почувствовал острую боль сожаления, что никогда ранее не видел, как она просыпается.

Бэнни села и откинула назад волосы. Джон заметил, что выражение ее лица изменилось. Теперь оно было не приветливым, а каким-то настороженным. Он провел много времени, пытаясь научиться читать те чувства, которые она глубоко прятала, и у него неплохо получалось. Но сейчас он вдруг обнаружил, что не может ничего понять. Она была закрыта для него.

Ну, а что тут странного? Он был ее врагом. Вполне возможно, что он стрелял в кого-нибудь из ее семьи. Ему еще повезло, что она сама его не убила.

– Как ты себя чувствуешь? – медленно, осторожно, выбирая слова, спросила Элизабет.

Он пошевелил левой рукой и, к величайшему облегчению, обнаружил, что может ей свободно двигать, хотя это и доставляло сильную боль. По крайней мере, рука работает.

– Болит… чуть-чуть. Но сильно.

– У тебя был жар, – она слегка нахмурилась, потом опустилась рядом с ним на колени и потрогала его лоб. – Кажется, все уже прошло. Хочешь есть?

– Немного.

– Я тебе принесу чего-нибудь попозже, – в ее голосе не было прежней теплоты и сочувствия.

Джон почувствовал себя уязвленным. Он то думал, что она будет хоть немного рада тому, что он чувствует себя лучше.

– Я вымою тебя.

Она принесла ведро с водой. Как всегда ее движения были уверенными, грациозными, ловкими.

– Что произошло?

– Бой. В меня стреляли.

– Я не слышала ни о каких боях в этом районе.

– Маленький.

– Маленький, – медленно повторила она, и ее руки застыли у него за спиной. – Это все?

– Все, что я помню, – он попытался улыбнуться ей, но Бесс не ответила. Она внимательно посмотрела на него.

– Ты не хочешь мне больше ничего сказать? – решительно спросила девушка.

Бэнни вела себя странно. Конечно, она имеет право сердиться на него, принимая во внимание, что между ними произошло. И все же ему показалось, что проблема не в этом. Было что-то еще, что тревожило и настораживало ее.

– Что? – осторожно спросил он.

– Ну, я просто думала, что ты делал все это время.

– Скучал по тебе, – Джон попытался отвлечь Бесс от опасного направления, которое принимал их разговор.

Он даже не знал сначала, что произошло. На него обрушился поток воды. Отплевываясь, он приподнялся на здоровой руке и уставился на Бесс. В ее глазах огнем полыхал гнев.

– Ты… ты… Как ты мог? Как ты мог, ты, бессовестный лгун. Ты не больший идиот, чем я. Нет, это я идиотка, потому что не поняла этого сразу.

У него пересохло во рту. Проклятье! Три года он играл эту роль, и ни у кого не возникало даже тени подозрения. А теперь все полетело к черту, и все, потому что он связался с этой женщиной, с самого начала зная, что этого делать нельзя.

Она уже стояла на верхней ступеньке лестницы.

– Куда ты?

– Тебя сдавать!

Он почувствовал почти облегчение оттого, что теперь ему не придется контролировать каждый жест.

– В ночной рубашке?

Она посмотрела на себя, как будто забыла, во что была одета.

– О, Боже, – прошептала она, и ее голова исчезла из его поля зрения.

Но через минуту Бэнни снова поднялась наверх.

– Лошадь еще здесь.

Она прошла через весь сеновал и подошла к окну, бормоча что-то, чего он не мог слышать.

– Какая лошадь?

– Моей матери.

– И что?

Она снова бросила на него уничтожающий взгляд. Если бы Бесс была мужчиной, из нее вышел бы отличный офицер. Все, что ей понадобилось бы – вот этот взгляд, и все подчиненные боялись бы ее как огня.

– А то, что она еще дома. То, что она еще не уехала к Адаму. То, что я не могу вернуться домой, иначе мать меня увидит.

– А!

Он снова откинулся на сено. Значит, Бесс еще не уходит.

Как она не догадалась раньше? Бэнни бросила на него украдкой взгляд. В его глазах светился живой ум. Почему она не замечала этого прежде?

– Если ты собираешься остаться здесь, то почему не присядешь?

– Не думаю, что тебе пойдет на пользу, если я буду слишком близко.

– Я доверяю тебе.

– Возможно, ты еще об этом пожалеешь.

Она села на сено и прислонилась к стене. Нельзя допустить, чтобы его близость помешала ей сделать задуманное.

– Как ты узнала?

– Ты бредил, когда у тебя был жар.

– Да? – напряженно спросил он. – И теперь ты все знаешь.

Она покачала головой.

– Я не знаю, на кого ты работаешь.

Она ждала ответа. Черт! Он никогда не скажет ей.

– На кого?

– Я не могу тебе ответить. Будет лучше, если ты ничего не узнаешь.

Пусть бы это были американцы. Если уж ее обманывали и использовали, так хотя бы ради их общего дела. Но если это не американцы, почему он не говорит ей? Возможно, он работал на британское командование, разоблачая шпионов в их собственных войсках.

– Лучше для кого? Скажи мне.

– Нет.

– Ты должен мне сказать хотя бы это.

Он только покачал головой.

– Я выдам тебя, – пригрозила она.

– Кому?

Дверь конюшни заскрипела.

– Ш-ш-ш, – зашипела она.

– Твоя мать? – одними губами сказал он.

Бэнни кивнула. Они настороженно прислушивались к каждому звуку, доносившемуся снизу. Когда Мэри, наконец, вывела свою лошадь из конюшни, Бэнни подошла к окошку и выглянула на улицу. Дождавшись, когда ее мать выехала со двора, она пошла к лестнице.

– Бесс? Ты вернешься?

Снова этот взгляд, так красноречиво говорящий о том, что она с большим удовольствием проделала бы в нем еще парочку дырок.

Она вернулась, когда солнце было уже высоко и принесла какую-то бутылку и закрытую корзинку, из которой пахло свежим хлебом.

– Это мне?

Она отдала ему еду и, не говоря ни слова, повернулась, чтобы уйти. Он взглянул на наклейку на бутылке и чуть не задрожал от возмущения.

– Капли доктора Уолтера? Бесс, уверяю тебя…

– Это сидр, – сказала она, с недоумением посмотрев на него. – Мне нужна была бутылка, поэтому я просто вымыла первую попавшуюся.

– Я боялся, что ты этим пытаешься мне что-то сказать, – сказал он, надеясь, что его шутка хоть немного растопит ледяную стену отчужденности между ними.

Бэнни направилась к лестнице, но он совсем не хотел, чтобы она уходила.

– Бесс, – тихо сказал он, – прости меня. Но она не была еще готова выслушать его.

Так прошло два дня. Бэнни приходила дважды в день, приносила еду и уходила, не задерживаясь ни на минуту. Да, она сердилась на него. Он лгал ей, и заставил ее поверить, что он был тем, кем на самом деле не был. Она любила человека, который не существовал.

И было кое-что еще. Если ее душа была согрета Джоном, то этот незнакомый ей человек заинтриговал ее. Она украдкой смотрела на него, когда он не видел этого. Он мог подолгу сидеть, уставившись в одну точку, с каким-то странным, мучительным выражением глаз, которое она не могла объяснить.

Что с ним произошло? Несмотря на то, что он так ловко обманывал ее, Бэнни почему-то думала, что смогла бы разделить с ним эту боль.

На третий день утром она поднялась на сеновал, неся сумку и ведро воды.

Было нестерпимо жарко, и хотя Джон, наверное, многое отдал бы за глоток свежего воздуха, он никогда не жаловался. Он вообще не пытался заговорить с ней первым, уважая ее чувства.

Бэнни подошла к спящему мужчине.

– Джон.

Он открыл глаза.

– Джонатан, – резко ответил он.

– Что?

– Джонатан Шайлер Лэйтон. Так меня зовут.

– Ну, Джонатан, – она поставила ведро на пол, немного расплескав, и протянула ему какой-то сверток. – Вот. Это штаны одного из моих братьев. Они должны подойти тебе.

– Ты разговариваешь со мной?

– Только потому, что это необходимо, – она кивнула на его грязные бриджи. – Эти не совсем пригодны для носки.

– Я заметил.

– Неужели?

Она отвернулась от него.