– Конечно, – продолжал он. – Джоунзы не страдают ничем, кроме легкого насморка.

– Хорошая закалка, – удовлетворенно сказал Кэд.

Бэнни засмеялась, в конце концов, все будет хорошо?

– Так значит, что? – спросила она. – Каждый стоит на своем?

Улыбка исчезла с лица Брэндана, когда он посмотрел на сестру. У него было такое выражение глаз, что всякое легкомыслие улетучилось у нее из головы в долю секунды.

Если до этого момента его глаза были просто темными, то теперь они почернели, и она на секунду уловила то, что они всегда скрывали: отчаяние и скорбь.

И в них она прочла ответ: в конце концов, ничего хорошего не будет.

Водя щеткой по хребту лошади, Бэнни мягко сказала:

– Ну, будь паинькой, Паффи. Стой смирно и не мешай мне приводить тебя в должный вид.

Непривычная для этого времени года жара восстановилась в Нью-Уэксфорде в тот день, когда Брэндан уехал. В конюшне было так жарко и душно, что она вся взмокла. Она положила щетку, взяла металлический гребень и начала расчесывать гриву Паффи.

– Извиняюсь, мисс. Вы – мисс Бесс?

Бэнни замерла. Бесс. Только один человек называл ее так, но это был не его голос. Она повернулась и увидела старика, невысокого роста, сгорбленного, напоминающего воробья. Его голубые глаза поблескивали, за плечами у него был огромный сверток.

– Что вам угодно?

– Вы – мисс Бесс?

– Меня почти никто так не зовет.

– Почти. Значит, кто-то зовет, – настаивал он.

– Да.

Улыбнувшись, старик скинул свою ношу на землю:

– У меня есть что-то для вас.

Он развязал мешок и начал копаться в нем, бормоча что-то себе под нос. Мешок был какой-то очень большой, что же в нем могло быть для нее?

– Кто вы?

Незнакомец быстро поднял голову и снова опустил ее.

– Я торговец из Бостона, мисс.

– Я не хочу ничего покупать.

– Это бесплатно, мисс. А, черт, куда ж я его дел?

Бесплатно? Какие же товары могут быть в мешке у этого старика?

– Ну, вот что… – начала она.

– Нашел наконец-таки, – он вытянул голову из тюка и широко улыбнулся, помахивая листком бумаги.

Бэнни протянула руку и взяла бумагу, сложенную вчетверо. С одной стороны было написано крупными буквами: «Бесс».

Она закрыла глаза и прижала листок к груди. Джон, это был Джон. Кто же мог написать еще на письме «Бесс»?

– Где вам дали это?

– В Бостоне. Я пытался продать что-нибудь англичанам, они ничем не интересуются, кроме рома.

– А кто вам дал это? – спросила она нетерпеливо.

– Не знаю. Высокий такой парень. Правда с головой он не дружит, – мне кажется. Хорошо заплатил мне за то, что я доставлю письмо дочери хозяина таверны в Нью-Уэксфорде и ничего не скажу никому.

– Ну, ты нашел меня, что еще?

– Разве вы не собираетесь прочитать его? Торговец переминался с ноги на ногу. Ей хотелось избавиться от него поскорее. Хотя первым ее желанием было открыть письмо сразу, теперь ей показалось, что она не сможет сделать это при постороннем.

– Что еще вам нужно?

– Ну, – он почесал нос, – может быть, вы взглянете на мой товар. Есть неплохие вещи.

– Нет.

– А вдруг вам что-нибудь понравится?

– Послушайте, вы не поедете обратно в Бостон? Могли бы вы быстро доставить ответ?

Потерев подбородок, торговец ответил:

– В Бостон я не вернусь. Теперь там опасно. Вы, наверное, слышали об этом?

– Да, я слышала. Ну, тогда я вас не задерживаю. Спасибо за услугу.

– Пожалуйста, мисс, – казалось, что целую вечность упаковывал он свои вещи, потом медленно закинул мешок за плечи и направился к двери. Она сдержалась и не стала торопить его, да это и не принесло бы пользы.

Слава Богу, старик переступил порог. Потом остановился, повернулся к ней и весело улыбнулся.

– Вы радуйтесь письму, а не горюйте.

– Хорошо, хорошо. Она пыталась понять, зачем Джон приложил столько усилий, чтобы письмо дошло до нее. Может быть, он в беде? Ранен? Хотел предупредить ее, Элизабет, и ее семью, но о чем?

Торговец свернул за угол таверны, и его не стало видно. Бэнни приставила лестницу, чтобы залезть на чердак.

После того, как Джон уехал, она уже несколько раз лазила на чердак за кормом для лошадей, но никогда не оглядывалась вокруг. Она просто сбрасывала его вниз и слезала оттуда как можно скорее. На этот раз она остановилась и внимательно осмотрелась. Все было не так, как в тот апрельский вечер. Ее скрипка в футляре лежала все еще там, где она оставила ее на краю коричневого одеяла, которое было по-прежнему расстелено на сене, одеяло было грубым и колючим, но она не заметила этого в тот вечер.

Хотя все так быстро тогда закончилось, Элизабет помнила каждое мгновение. Она переживала все снова и снова. И каждую ночь, когда ей снились кровь и пламя, она вспоминала Джона. Ее не интересовало, было ли то, что произошло между ними, хорошо или плохо. Она хотела этого. В тот момент ей было необходимо это чувство, это потрясение, теперь ей нужны были воспоминания.

Вздохнув всей грудью, Бэнни развернула листок. Почерк был размашистым и острым и так подходил к его большим сильным рукам.

«Моя дорогая Бесс,

Надеюсь, что ты получишь мое письмо. Я не умею писать письма, поэтому заплатил одному человеку, и он написал для меня. Он заверил меня, что исправит все мои ошибки и напишет все как полагается.

Я хочу, чтобы ты знала, что со мной все в порядке. Почти половина жителей красивого города уехали, и у нас много места для жилья. Корабль из Англии постоянно привозит продовольствие. Мы посадили маленький огород на площади. Репа и редиска хороши, а вот фасоль совсем не растет.

Как уже говорил тебе, мне трудно писать письма. Хочу еще раз сказать, что мне очень жаль, что я причинил тебе эту боль. Твоя дружба – самая драгоценная, что у меня есть.

Остаюсь, как прежде,

твоим преданным слугой,

Джон».

Бэнни аккуратно сложила листок и положила его в карман. Она взяла скрипку и впервые за долгое время начала играть.

О, Боже, он ненавидел запах крови. Этот запах стоял у него в горле, в носу: сладковатый, тошнотворный, едкий. От него некуда было деться. В жарком воздухе раннего лета ни ветерка. Запах прилип к нему, он знал, что его невозможно было смыть.

Устало откинувшись на стоящую рядом перевернутую телегу, он еще раз почистил ружье. Справа от него, в воде отражалось яркое солнце. Слева была линия укрепления из камней и железных прутьев.

Перед ним расстилалась песчаная гряда, окаймляющая Чарльзтаун. На ней виднелись следы недавнего боя – рваная одежда и изувеченные тела. Даже не верилось, что эти изуродованные трупы еще недавно были живыми людьми.

Засунув щетку в дуло мушкета, он мелодично двигал ею. Основные заповеди солдата: голову вниз, приказы выполнять беспрекословно, оружие держать в чистоте.

За укреплением на холме расположились американцы. Трудно сказать, сколько их там, но они окапывались всю ночь. Британское командование пришло к выводу, что нельзя позволить противнику занимать эту высоту, так как оттуда можно спокойно обстреливать центр Бостона, где были сконцентрированы войска англичан. И вот сегодня утром они попытались выбить повстанцев из Чарльзтауна.

Рядом с ним на песок сел сержант Хичкок. Он достал тряпку и вытер лоб:

– Ну и денек!

Джон взглянул на сержанта и в очередной раз подумал, что тот был слишком хил, чтобы воевать. Но, тем не менее, в бою он сражался стойко, не теряя самообладания.

– Да, – согласился Джон.

– Ты молодцом держался сегодня.

– Нет. Испугался.

Джон вопросительно взглянул на Хичкока:

– А ты?

– Нет. Меня начало трясти позже. А ты молодец. Ты ведь такая крупная мишень. И все делал верно. Держал голову низко. Выполнял приказания. Я горжусь тобой, – настаивал на своем сержант Хичкок, похлопывая Джона по плечу.