– Ну, и что мы будем делать, капитан?

– Хороший вопрос, – снова повторил Ливингстон. У него не было окончательного ответа. Ему было приказано помешать учениям местного ополчения. Между тем было ясно дано понять, что стрелять в колонистов нельзя без разрешения.

Но за время, проведенное здесь, он уже успел понять, что не всегда все проходило так, как планировало командование. Он был один из тех, кого отправили в Бостон еще в шестьдесят восьмом. Он еще не забыл, как новичком был шокирован тем, как в первые же две недели семьдесят солдат дезертировали, опьяненные свободой, царившей в колониях. Не меньше он был удивлен тем, как к солдатам относились жители Бостона. В них постоянно кидали камнями, гнилыми овощами, и всякой гадостью. И он ничего не мог сделать в ответ.

А теперь вот эта история. Что из того, что поселенцы чуть-чуть поиграют с ружьями. Это ведь не сделает из них солдат. Невозможно за один день превратить толпу в хорошо обученную армию. На месте командования он бы даже использовал этот смотр для того, чтобы получить сведения об обороноспособности местного ополчения. Но ни он отдавал приказы, пока, во всяком случае. И если он надеялся когда-нибудь иметь такую возможность, единственное, что ему оставалось сделать – это нести безупречную службу. И, несомненно, именно это он и будет делать. Тогда получит повышение. Возможно, если бы удалось раз и навсегда положить конец этим дрязгам с колонистами, его отправили бы обратно в благословенную Англию, которой принадлежало его сердце.

– Чай, сэр? – раздался низкий голос за стеной палатки.

– Войдите.

Чтобы войти в палатку, Джону пришлось согнуться вдвое. В руках он нес поднос с чашками, чайником и пирожными.

Затаив дыхание, Ливингстон напряженно следил за Лэйтоном, надеясь, что хоть раз в жизни чаепитие не будет сопровождаться физическими увечьями. Лэйтон мало что умел делать ловко. Но, казалось, он был особенно горд тем, что подавал капитану чай.

Слава Богу, сейчас все прошло благополучно. Ливингстон с удовольствием попивал крепкий цейлонский чай. Он снова заглянул в документы.

– Что я собираюсь делать? Ну, в этой ситуации мы можем только…

– Э… капитан?

– Да, – сержант?

Хичкок кивнул на Джона, который пытался стоять по стойке смирно, как-то странно выгнув спину.

– Лейтенант, почему вы все еще здесь? – спросил Ливингстон.

– Вы не дали приказ уйти, капитан.

– Можете идти, Лэйтон.

– Так точно, капитан.

Лейтенант нагнул голову и вышел. Ливингстон покачал головой.

– Он безнадежен, Хичкок.

– Да, сэр, – сержант спрятал улыбку за чашкой чая. – Но он делает отличный чай.

– Правда. Так вот, – Ливингстон вернулся к делу.

– Что еще мы можем сделать? – Капитан встал со стула и Хичкок тоже вслед за ним поднялся.

– Мы выступим и прекратим проведение учений.

Типография Брэндана помещалась в небольшом кирпичном здании рядом с магазином Руфуса. Осторожно держа в руках чашки чая, для себя и для Брэндана, Бэнни толкнула дверь локтем.

– Брэндан?

– Одну минуточку. Я сейчас подойду, – крикнул он из дальней комнаты. Рядом с дверью висели три полки с различными товарами: письменными принадлежностями, чернилами, шоколадом, кофе, стояло там и несколько бутылок. Бэнни взяла одну из них.

«Витриала», – прочитала она. – Чудодейственное средство от лихорадки. Рядом на полке стояла странной формы бутылка с темной жидкостью.

– Капли доктора Уонкера. От чего они?

– Не твое дело, от чего они, – Брэндан выхватил у нее бутылку и поставил обратно на пыльную полку.

– Ты всегда так бесшумно подкрадываешься к людям. И каждый раз меня пугаешь. Я никогда не слышу, как ты подходишь.

– Что я могу сделать, если ты не наблюдательна.

– Я чрезвычайно наблюдательна. Например, я заметила, что ты не хочешь сказать мне, от чего это лекарство.

– Не волнуйся, тебе оно не понадобится. – Уж, конечно, он не собирался говорить ей о том, что это средство от тех болезней, которые мужчина мог подхватить от женщины легкого поведения.

– А, что-нибудь для мужчин? – Она предложила ему чашку чая.

– Ты всегда приходишь с подарками, благодарю. Это так приятно. Да, это что-нибудь для мужчин.

– Знаешь, в конце концов, я все равно это выясню, кто-нибудь из вас обязательно проговорится.

– Ну, уж не я, во всяком случае, на этот раз.

– Это уже точно. Слушай, зачем тебе все это? – Она показала на покрытые пылью полки с товарами, которые стояли здесь уже несколько лет.

– Ты никогда ничего не продаешь.

– Людям это нужно.

– А ты, конечно, всегда знаешь то, что нужно людям.

– Всегда, – его лицо осветила улыбка.

– Ну, как тут дела?

Он пожал плечами:

– Как всегда, все еще трудно доставать бумагу. Люди находят другое применение использованной бумаге и не посылают на бумажную фабрику для переработки.

Нахмурившись, Бэнни рассматривала брата. Кроме того, что он печатал договоры и другие официальные бумаги, он еще выпускал «Нью-Уэксфорд Джорнал» и еженедельное рекламное приложение к нему. Поэтому он раньше всех узнавал обо всех новостях и скандалах в Нью-Уэксфорде и за его пределами.

– Есть какие-нибудь новости?

– О чем?

– О смотре, об англичанах. Как ты думаешь, не будет ли неприятностей?

– Если ты хочешь знать мое мнение, то я считаю – непременно будут. – Он снял рабочую форму и бросил ее на прилавок.

– Ну, у англичан есть приказ не стрелять без особого распоряжения гражданских властей.

– Элизабет! Каждый раз, когда в одном месте собирается так много вооруженных и злых друг на друга людей, не обходится без стычек.

– Так долго отношения между Британией и колониями были натянутыми. Иногда они становились лучше, иногда хуже. Неужели будет война, Брэндан?

– Думаю, ты должна быть к этому готова, – тихо сказал он.

Война всегда казалась Бэнни чем-то далеким и неопределенным. Казалось невероятным, что это когда-нибудь коснется ее. Но теперь военная угроза приобретала реальные очертания.

– Я не понимаю, почему Британия просто не оставит нас в покое?

– Элизабет, подумай, – Брэндан снял с крючка на стене кожаную куртку и натянул ее. – Британская империя вложила в колонии огромные средства. Они много лет сражались с французами за эти территории. С их точки зрения, неужели они много просят? Несколько пенсов налогов.

– Налогов, Брэндан, которые мы не сможем контролировать.

Он нахмурился.

– Но разве в жизни многое находится под нашим контролем?

– Ты думаешь, мы не правы, требуя независимости?

– Не то чтобы не правы, Элизабет. Я думаю, мы просто не осознаем, как малы наши шансы завоевать ее силой, и не понимаем, какая этому будет цена. Я не люблю ненужных потерь, и не хотел бы, чтобы кто-нибудь из нас погиб понапрасну.

Бэнни побледнела.

– Погиб? – тихо повторила она.

– Извини, Элизабет. Я не хотел… Я не думаю, что именно сегодня что-нибудь страшное случится. Я просто хочу, чтобы ты была готова к тому, что возможно… Вероятно… Скоро что-то произойдет…

Бэнни закрыла глаза. Ее жизнь была такой простой. У нее была музыка. И семья. Она не хотела ничего больше. Ей ничего не нужно. Она не может потерять никого из своей семьи. Она даже никогда серьезно не думала об этом. Ее отец, братья, даже ее мать, только на первый взгляд казавшаяся такой беззащитной, были для Бэнни неуязвимыми. Они всегда были с ней. И всегда будут. Еще когда она была ребенком, и ее братья и отец ушли воевать с французами, она была уверена, что они вернутся домой целыми и невредимыми.

Но сейчас все было по-другому. Это не должно случиться. Она не хочет этого. Она просто не позволит этому произойти, и поэтому ничего не случится.

– Элизабет?

– Да? – Бэнни попыталась отогнать мрачные мысли прочь. Сегодня все будет хорошо. Ее семья в безопасности, и все пройдет, как обычно.

– Я уже говорил, что ты выглядишь сегодня особенно красивой?