– Подонок! – взвизгнула она. – Я этого так не оставлю. Ты не имеешь права трахнуть меня и выбросить, словно ненужную тряпку. Я не позволю…

– Тебя могут услышать, – сказал Майк, схватив ее за руки.

– Пусть слышат! – крикнула Сэнди. – Может быть, тебе неприятно вспоминать о нашей близости, но мне стыдиться нечего! Я горжусь тем, что переспала с тобой! Пусть весь мир знает, как ты отвез меня к себе на квартиру, как затащил меня в постель и дал понять, что любишь меня…

– Сэнди, – негромко перебил Майк, – это была всего лишь одна ночь…

– Не только ночь, и ты отлично об этом знаешь! Так сознайся же! Сознайся, или я стану рассказывать каждому встречному, как ты заставлял меня спать со всеми этими Томами, Диками и Гарри, чтобы вынудить их подписать с тобой контракты…

– Молчать! – раздался голос Зельды, перекрыв крики Сэнди.

– Так ты знала? – язвительно осведомилась та. – Майк рассказывал тебе, как он заставил меня переспать со Слимом Саттоном?

– Довольно! – рявкнула Зельда. – Собери свои вещи, я отвезу тебя домой!

Сэнди тут же вновь повернулась к Майку:

– Ты сказал, что я могу остаться до конца месяца. – Она выглядела такой потерянной и беззащитной, что Майк не нашел в себе сил ответить отказом.

– Ты действительно хочешь этого? – негромко спросил он. – Даже теперь?

Сэнди посмотрела на свои трясущиеся пальцы, потом подняла на него глаза:

– Ты отвезешь меня домой, если я уйду сейчас же?

Майк посмотрел на Зельду.

– Я отвезу тебя, – сказала та.

– Нет! – крикнула Сэнди, вновь рывком поворачиваясь к ней. – Майк любит меня, разве ты не понимаешь? Вы все видите, как он смотрит на меня. То, что происходит сейчас, всего лишь притворство, потому что он не хочет показывать при вас свои чувства, но все знают…

– Я отвезу ее домой, – проговорил Майк.

– …все знают, что он любит меня так же, как я люблю его. Он хочет жениться на мне, но боится сделать предложение, опасаясь, что я брошу его, как Мишель. Но я никогда не сделаю ничего подобного, клянусь! Я никогда не оставлю тебя, никогда не причиню тебе той боли, которой ты натерпелся из-за нее…

Покуда длилась эта пылкая тирада, Зельда подошла к Сэнди и повела ее к выходу. Майк попытался помочь ей, но она жестом велела ему оставаться на месте. Сообразив, что его вмешательство лишь ухудшит положение, Майк отступил на шаг и молча смотрел вслед женщинам.

Казалось, этой безобразной сцене не будет конца. Зельда и Дэн провели вопящую и брыкающуюся Сэнди по конторе и, стараясь не сделать ей больно, втолкнули в лифт. Последнее, что услышал Майк, прежде чем захлопнулись дверцы, были слова Сэнди:

– Ты заплатишь за это, Майк Маккан! Клянусь, я отомщу тебе!

Майк видел, что Сэнди в истерике, поэтому ее угрозы ничуть не смутили его. Но потом, припомнив этот ужасный скандал от начала до конца, он ощутил неясную тревогу. Было ясно, что Сэнди оказалась во власти чудовищного самообмана, и оставалось лишь гадать, какие фантазии могут овладеть ею в ближайшие недели и месяцы. Однако больше всего Майк беспокоился не из-за того, что Сэнди станет обливать его грязью и клеветой. Его мучило сознание собственной вины. Он избавился от Сэнди, потому что не хотел встречаться с ней день за днем. С другой стороны, Сэнди до такой степени потеряла из-за него голову, что, пожалуй, увольнение было лучшим выходом и для нее самой.

Прощальные слова Сэнди эхом отозвались в голове Майка, и внезапно перед его мысленным взором появилось лицо Мишель. Он причинил ей такие страдания, что даже теперь ему было невмоготу об этом вспоминать. Тогда он полагал, что действует из лучших побуждений, однако расплата за его поступок оказалась столь сокрушительной, что за минувшие годы не проходило и дня без мучительных сожалений. Но прошло слишком много времени, и сколь бы тягостной ни казалась его нынешняя жизнь, Майк сам выбрал этот путь. В последнее время он все чаще раздумывал над тем, что положение еще не поздно изменить, но, понимая, какие тяготы и страдания сулит ему это, не решался пойти на попятный.

Мишель сидела в одной из красочных купальных кабинок, вереницей протянувшихся вдоль просторного, залитого солнцем пляжа Ипанема. В нескольких футах от нее на легком ветру раскачивалась рощица пальм, и юный, исполненный надежд торговец старательно раскладывал на песке ярко-красные саронги. Несколько минут Мишель следила за ним, положив обутые в сандалии ступни на шезлонг напротив и подставив яркому солнцу длинные загорелые ноги. На столе перед ней стоял запотевший стакан местного пива «Чоппа» и лежал последний бюллетень Американского общества защиты прав человека.

Она уже прочла его и теперь, переваривая ужасные факты, пыталась сопоставить их с окружавшим ее великолепием. Было нечто странное в том, сколь щедро природа наградила город, в котором не было места человечности; всего за шесть минувших месяцев военные полицейские Рио безжалостно расправились с четырьмя сотнями человек. Разумеется, это были люди, не способные постоять за себя либо нанять адвокатов и даже рассказать кому-нибудь о преступлениях, которые против них совершались. Это были нищие и голодные, темнокожие и безработные, в основном мелкие воришки и торговцы наркотиками. Однако в бюллетене совершенно ясно указывалось, что они были вынуждены нарушать закон, чтобы избежать голодной смерти и платить вымогателям-полицейским.

Данные по прочим районам страны были ничуть не лучше, вдобавок не следовало забывать, что это всего лишь официальные цифры. Одному Господу известно, сколько еще людей «исчезло», поскольку нежелание их семей заявлять о пропаже хотя и удручало, но было вполне понятным. Никто не хотел говорить из опасения потерять еще одного сына, брата, мужа или внука. Иными словами, террор разрастался с каждым днем, и, по утверждению бюллетеня, более шестидесяти процентов убитых и незаконно лишенных свободы людей были на совести личных «эскадронов смерти» Пастиллиано.

Прищурившись, Мишель задумчиво разглядывала улицу, запруженную гудящими, визжащими и громыхающими автомобилями, которые отчаянно прорывались от одного светофора к другому. У дальнего края пляжа, примерно в двух милях от Мишель, к небесам вздымалась гора, вершина которой утопала в тумане, а склоны были покрыты самыми грандиозными в мире трущобами. Как странно распорядилась жизнь, подарив беднякам роскошный вид на океан и предоставив богатым с напыщенным видом ходить по загазованным улицам города среди стекла и бетона!

Мишель повернулась к воде и, улыбнувшись, помахала рукой Каре и ее детям, которые проплывали мимо на доске. Сегодня на пляже было полно народу; по выходным здесь и на пляже Копакабана собирался весь Рио – нищие и богатые, молодые и старики; креолы и мулаты выставляли напоказ свои бронзовокожие тела, словно в красочной постановке, исполненной чувственности и жизнелюбия. Невзирая на жару они перебрасывались волейбольными мячами и гоняли в футбол, неистово отплясывали регги и самбу на раскаленном белом песке и между делом обворовывали беспечных туристов, которые поджаривались под безжалостными лучами солнца, словно бифштексы. В местах наиболее густого скопления людей детишкам не составляло труда разжиться часами, бумажником или другой столь же ценной добычей, и пропажа, как правило, обнаруживалась слишком поздно, чтобы что-то предпринимать. Босоногие торговцы безучастно взирали на воришек, продолжая разносить футболки, флажки, сигареты и предлагая самым красивым в мире женщинам обольстительные бикини.

Мишель потягивала пиво, наблюдая за юнцом, который вскрывал кокосовый орех для жирного туриста из Германии, расположившегося в соседней кабинке. Потом она перевела взгляд на дорожку, искусно выложенную мозаикой, и, заметив приближающегося Тома Чамберса, весело заулыбалась.

– Два «Чоппа», – сказала Мишель юному торговцу, увидев, что вместе с Томом пришел Антонио.

Том уселся под красно-белым зонтом, а Антонио отправился поболтать с хозяином пункта по прокату шезлонгов.