Генриетта была так расстроена, что заболела, и только когда друзья забеспокоились, что это может повредить ее собственному ребенку, постаралась собраться с силами.

Генрих, обрадованный рождением дофина, писал ей:

«Сердце мое, моя жена разрешилась от бремени и, слава Богу, родила очень хорошего мальчика. Он так быстро растет и крепнет, что уже стал в два раза больше, чем когда родился. Я чувствую себя хорошо, и меня ничто не тревожит, кроме разлуки с тобой, но думаю, эта печаль будет недолгой, потому что скоро мы увидимся. Люби меня всегда. Целую твои руки и губы миллион раз.

Г.».

На более нежное письмо нельзя было и надеяться, за исключением того, что в нем было сказано о радости в связи с рождением ребенка другой женщиной, который появился на свет на месяц раньше, чем у нее.

Генриетта написала, что останется неутешной, пока он будет танцевать перед банкиршей, и ждет родов, во время которых женщина бывает счастлива, если отец ее будущего ребенка находится рядом с ней. Она слышала, что он был в Фонтенбло, когда родился тот ребенок, но не считает возможным просить его быть рядом с той, на которой он обещал жениться.

В Вернее поднялась суматоха. Неожиданно приехал король.

– Неужели ты думала, что меня здесь не будет, когда родится мой ребенок? – спросил он Генриетту.

– Я тебя не ждала. Ты был не настолько внимательным ко мне, чтобы я могла на это надеяться.

– Прекрати. Давай забудем прошлое. Я здесь, и, слава богу, живот у тебя большой. Этот мальчик будет вдвое больше дофина.

– Моя беременность сильнее заметна из-за моей стройной фигуры. А эта Медичи такая толстая, что все время выглядит беременной.

– Ха! Не надо укорять ее за полноту. Эти иностранки все такие.

– И ты находишь их интересными?

– Ни одну женщину не нахожу такой интересной, как ты, моя дорогая. А иначе зачем бы я постоянно становился под прицел твоего язычка?

Это было предупреждение, и Генриетта поняла, что ей надо быть поосторожнее. Она пустила слезу и сказала королю, что беременность дается ей тяжело. Она ждет скорых родов, и он очень обрадовал ее своим приездом.

На следующий день начались схватки. Однако еще до появления первых болей Генриетта окольными путями дала знать Марии, что король в Вернее и ждет рождения ребенка.

В тот день, когда у нее родился сын в присутствии короля, Генриетта была счастлива.

Ребенок был очень хорошенький, и король разделил с ней ее радость. Он обожал детей и говорил, что считает себя удачливым отцом, раз у него за два месяца родились два сына.

– Назову его Гастоном Генрихом, – объявила Генриетта. – Он будет носить имя своего отца. Скажи, как он выглядит по сравнению с Людовиком?

Генрих поднял ребенка, повернул его головку.

– Скажу, что он очень похож на тебя. Наш Га-стон Генрих – самый симпатичный ребенок, который когда-либо появлялся на свет. Взгляни-ка на него!

– Совершенный маленький француз, – улыбнулась Генриетта. – Настоящий француз. И ничего итальянского. Ты согласен?

– Согласен всем сердцем.

Какое-то время Генриетта была счастлива. Король был рядом, а у нее здоровый и симпатичный сын.

Потом начала думать, как неблагосклонна к ней судьба. Если бы не та гроза, если бы молния не ударила во дворец, Гастон Генрих стал бы ее вторым сыном, а она была бы королевой Франции.

Она послала за одним из своих слуг.

– Отправляйся в Фонтенбло, – велела она ему, – и пусть всем станет известно – но как бы между прочим, – что король во время родов был со мной, что он назвал ребенка Гастоном Генрихом и сказал, что мой сын во всех отношениях симпатичнее того, которого называют дофином Людовиком.

Теперь, когда у нее был сын, Генриетта не могла смириться со своим положением. Она решила вступить в борьбу, как она говорила себе, за своего сына, за себя же она никогда постоять не могла. У нее было обещание Генриха жениться, и она полагала, что его можно использовать в своих целях. Поэтому послала за капуцином, отцом Илером, и поручила тому отправиться в Рим и разведать, нельзя ли каким-либо образом, используя письменное обещание короля, объявить брак короля с Марией Медичи недействительным.

Между тем в это время Сюлли и несколько других министров с нарастающим беспокойством следили за развитием событий при дворе. Сюлли заявил господину де Вильруа, государственному министру, что Генриетта ему всегда не нравилась, что Генрих заплатил ее отцу слишком большую сумму за нее, а это его письменное обещание – он уже разорвал одну такую бумагу, но, к сожалению, была подготовлена другая, – по его мнению, лежит в основе всех неприятностей короля.

Вильруа всем сердцем согласился с Сюлли и сказал, что ведет наблюдение за Генриеттой в надежде, что она допустит промашку, которую можно будет использовать против нее. Уже открылось, что она послала за отцом Илером и этот священник по ее поручению куда-то отправился.

– Поручению? – воскликнул Сюлли. – Куда?

– Есть основания полагать, что в Рим. Сюлли был ошеломлен.

– Судя по всему, он будет искать аудиенции у папы! – воскликнул Сюлли. – Мы должны действовать без промедления. Надо связаться с кардиналом д'Осса, который представляет в Риме наши интересы, и предотвратить эту встречу или по крайней мере узнать, о чем собирается беседовать с папой отец Илер.

– Все будет сделано, – согласился Вильруа. – Эта женщина не сможет добиться признания брака короля недействительным из-за поспешно подписанной им бумаги. Король давал такие обещания много раз. Это вошло у него в привычку.

Сюлли вздохнул:

– По-моему, мы имеем величайшего короля Франции всех времен, за исключением одной вещи.

– Неугомонный волокита! Хотя уже стареет!

– Мой дорогой друг, ему уже за пятьдесят, а он влюбляется, как юнец. Неугомонный волокита, ты говоришь? Совершенно верно. Временами я думаю, он останется таким до конца своих дней. Действительно неугомонный! У него всегда были женщины, но я вот что скажу: ни одна из них еще не вызывала у меня такой тревоги. Мы должны избавиться от Генриетты де Верней. Она приносит неприятности с того самого дня, как поняла, что ею интересуется король. Нам надо объединить наши усилия. Мы должны освободить короля от Генриетты.

– Если он узнает, что она налаживает связи с Римом…

Сюлли кивнул:

– Вряд ли это придется ему по душе. Он хочет мира и часто это говорит. Мира на границах и мира в стране. Мира в сельских хижинах и мира во дворце… А с этой женщиной никакого мира не будет, он ее совсем избаловал!

Замыслы Генриетты не осуществились. Отец Илер был перехвачен кардиналом д'Осса и на короткое время заключен в один итальянский монастырь. Изворотливый отец Илер сумел оттуда выбраться и вернуться в Париж, но к тому времени данное ему поручение перестало быть тайной.

Стало известно, что Генриетта считает себя настоящей женой короля и стремится узнать, как объявить брак короля с Марией Медичи недействительным, она также хотела узнать, каково будет ее положение в случае смерти короля и нельзя ли признать незаконным дофина Франции и объявить наследником трона ее Гастона Генриха.

Мария Медичи пришла в ярость и закатила королю скандал.

– Ты знаешь, чем занимается твоя любовница? Она плетет интриги против меня и, что хуже всего, против дофина. Посмотри на эти бумаги! Она послала в Рим к папе священника. Нахалка! Несносная тварь! Ее надо казнить за измену.

Генрих, привыкший к вспышкам раздражения жены, пожал плечами:

– Моя дорогая, не надо так волноваться. Это вредно для здоровья.

– Меня не мое здоровье беспокоит, а оскорбления, которые я должна терпеть. Если ты хоть немножко любишь сына – а он, напомню тебе, дофин Франции, – ты поместишь эту женщину туда, где ей и место, – в Бастилию, пока в отношении нее не будет проведено расследование.