Она была права. Но Анжу следовало уйти первым. А потом настанет очередь Наваррского.

Король и его мать пришли в ярость, когда узнали о бегстве Анжу.

– Его надо вернуть, живым или мертвым! – кричал Генрих III. – Я проучу его, как идти против моей воли!

Он был сильно встревожен. Во дворце Анжу не был опасен, теперь же, на свободе, мог представлять реальную угрозу, не трудно было предположить, что он отправился к гугенотам поднимать их на борьбу.

– Надо следить за Наваррским, – заявила Екатерина.

Король согласился, вспомнив, с каким негодованием этот молодой человек отверг его предложение избавиться от Анжу.

– И моей сестрой, – добавил он.

После этого Марго и Генрих оказались под пристальным наблюдением. Но они понимали, что им необходимо как можно скорее бежать, а потому план бегства строили вместе.

Генрих продолжал создавать впечатление, что он увлечен Шарлоттой и не думает ни о чем другом, как только о ней. Даже королева-мать поддалась на его уловки и рассказы Шарлотты, утверждавшей, что она держит этого королька в руках.

Доверенный конюший Генриха, Агриппа д'Обинье, человек строгих принципов, поэт, который описывал все происходившее с Генрихом, был так расстроен беззаботностью своего господина, что решился ему на это попенять.

– Как вы можете здесь оставаться, когда ваше королевство так нуждается в вас? – требовательным голосом спросил он. – Как можете проводить время с женщиной, у которой есть другие любовники, и, по слухам, более дорогие ее сердцу?

Говоря это, Агриппа д'Обинье едва ли понимал, что вряд ли на свете найдется еще один монарх, позволяющий слуге разговаривать с ним в таком тоне. Но, возможно, именно поэтому служил ему верой и правдой.

– Ты забываешь, Агриппа, что я здесь пленник, – с улыбкой ответил Генрих.

– Пленник, сир! Но другие бегут из своих тюрем. И сейчас у них в руках оружие. Те, кто знали вас с младенчества, теперь отдали себя в подчинение месье Анжу, чтобы он вел их в бой. Но разве ему можно вполне доверять? Это вы должны вести их за собой, сир, а вы с вашей легкомысленностью беззаботно проводите здесь время.

Генрих не спеша, добродушно произнес:

– Терпение, мой добрый Агриппа. Еще немного терпения.

– И что за король этот Наваррский? – недоумевали при дворе.

Он по-прежнему оставался беззаботным; но люди стали поговаривать, что рано или поздно этот человек последует примеру Анжу. Разве можно быть таким легкомысленным? А как же его королевство? Разве можно рассчитывать оставаться правителем, если твои подданные тебя даже не видят? Ясно, Наваррский что-то замышляет.

А Генрих понимал, что ему сбежать гораздо сложнее, чем Анжу. Он не мог оставить карету у дома любовницы и просто удрать через заднюю дверь.

Предстояло придумать что-то такое, что не вызвало бы подозрений.

Екатерина с королем готовились к поездке в Сент-Шапель на молебен, когда им сообщили, что Наваррский исчез. Лицо Генриха III исказилось от ярости, но Екатерина осталась спокойной.

– Далеко ему не уйти, – заявила она. – Пошлем стражников, перекроем все дороги, ведущие на юг, и будь уверен, скоро его вернем.

Когда приказы были отданы, она повторила:

– Никуда ему от нас не деться. Он слишком легкомыслен. В отличие от Анжу, у него нет никакого плана. Надо же, бежал среди бела дня, когда его исчезновение сразу же заметили!

– Наваррского можно не опасаться, только пока он рядом с нами, – проговорил король, думая об отважном человеке, посмевшем отказать ему совершить убийство.

– Нельзя показывать, что мы расстроены его бегством, – сказала Екатерина. – Поэтому как ни в чем не бывало поедем в Сент-Шапель.

Мать с сыном отправились на молебен. По пути им рассказали, о чем судачат во дворце: все считали, что Наваррский отправился к гугенотам, так как его обращение в католичество никто всерьез не принимал.

– Вряд ли он способен стать вождем у наших врагов, – высказалась Екатерина. – Но они могут сделать из него символ. Гугеноты не забывают, что он сын своей матери, хотя и мало похож на нее.

На выезде из Сент-Шапель их нагнал всадник. Он был один, и через несколько мгновений король и королева-мать узнали в нем Генриха Наваррского. Он рассмеялся, в глазах его было озорство.

– Слышал, что вы ищете одного человека, – громко крикнул он, чтобы его хорошо расслышали, – поэтому доставил его к вам!

Во дворец он скакал между Екатериной и королем, весело посмеиваясь, очевидно чувствуя себя очень хорошо, а они не могли скрыть облегчения.

– Не понимаю, почему вы так легко поверили, что я вас оставил? – спросил Генрих.

– Ходили слухи, что ты присоединился к Анжу, – пробормотал король.

– Ха-ха! – рассмеялся Наваррский. – Я мог бы легко это сделать, если бы захотел.

– Мы быстро вернули бы тебя обратно, – предостерег король.

– Но вместо этого я сам себя вернул, а если точнее – и не собирался вас покидать. Зачем? При дворе столько удовольствий!

Он правда, повеса, убедились все. И вовсе не хочет покидать двора, становиться солдатом. Политические интриги – не для него. Наваррский предпочитает будуарные интриги.

А Генрих в душе смеялся. Он достиг нужного эффекта. До этого бегство было невозможным, теперь напряжение ослабеет, можно привести задуманный план в действие. Пусть еще некоторое время на него полюбуются, как на легкомысленного повесу.

В покоях короля Наварры собрался небольшой совет. Справа от короля сидел его верный слуга, Агриппа д'Обинье. Они обсуждали, как через несколько дней им стать свободными и отправиться на юг.

Генрих предложил довольно простой план. Он попросит дозволения отправиться в Санли на охоту, а чтобы не вызывать никаких подозрений, возьмет с собой герцога де Гиза. А там, когда герцог заснет, сядет на лошадь и будет скакать всю ночь. Нет ничего проще. Никто не заподозрит, что он убежал.

– Есть несколько причин, по которым это никому не придет в голову, – с усмешкой пояснил Генрих. – Во-первых, потому, что я попрошу, чтобы со мной поехал Гиз, а какой же гугенот, думающий о бегстве, пригласит с собою злейшего врага? Во-вторых, на днях я обратился с просьбой о пожаловании мне должности наместника, и королева-мать намекнула, что она и король склонны это прошение удовлетворить. Так зачем же мне бежать, если я вот-вот получу то, о чем мечтают другие? Они смеются над моей простотой, будто я и на самом деле мечтаю стать наместником. Есть и еще одна причина. Они полагают, что я слишком ленив для бегства.

– Значит, сильно удивятся, – вставил Агриппа.

– Да, мой добрый старый друг, удивятся. – Генрих улыбнулся своим единомышленникам и сказал одному из них: – Фервак, ты уверен, что никто не знает о том, что мы здесь собрались?

– Абсолютно уверен, сир. И ни у кого не может возникнуть подозрений, что я могу что-то замышлять.

– Мой верный друг, когда мы уедем отсюда, ты будешь сообщать нам новости о происходящем при дворе.

– Можете положиться на меня, – пообещал Фервак.

– А когда наступят лучшие времена, ты присоединишься к нам, – сказал Генрих. И добавил: – Друзья! Не думаю, что наш план потерпит неудачу, но самонадеянными быть тоже нельзя.

Король Наварры отправился в Санли, а в Париже никто и подумать не мог, что он замышляет бегство. Путь лежал мимо Сен-Жерменской ярмарки, и по просьбе Генриха они заехали на нее.

Генрих шел по ней рядом с Гизом и его приближенными, они двигались сквозь толпу рука об руку – самый красивый мужчина Франции и самый обольстительный. Острые глаза Наваррского высматривали симпатичных девушек, он останавливался, болтал с ними и назначал встречи через несколько дней, когда они будут возвращаться обратно. Гиз смотрел на него с презрением. Какие грубые манеры, даже для такого королька, думал он. Гиз не испытывал никакого уважения к человеку, который вел такую беззаботную жизнь при французском дворе, считал, что Наваррский недостоин править даже таким небольшим королевством и, скорее всего, в один прекрасный день его потеряет. Когда они поскакали дальше, Наваррский весело болтал о красоте местных девиц, говорил, что король и королева-мать вполне довольны им и готовы через несколько дней предложить ему пост наместника.