– Он все равно стал бы твоим любовником? Знаю. Сестра, ты витаешь в облаках, но я тебя предостерегаю. Нашей матери все известно. И знаешь откуда? Это наш братик Анжу позаботился.

– Я начинаю его ненавидеть.

– Начинаешь! Тебе давно следовало понять, кто он такой, еще много лет назад, тогда твоя ненависть была бы такой же сильной, как и моя. И ты держалась бы осторожнее, не позволила его собачонке шпионить за тобой, выслеживать, с кем ты встречаешься, и докладывать ему.

– Так это де Гаст?

– А кто же еще? Он выполняет обязанности шпика и комнатной собачонки.

– А Анжу обо всем рассказывает нашей матери, и она поэтому вызывает меня к себе?

– Я тебя предостерегаю, сестра.

– Необходимо предупредить моего дорогого Генриха. О, Франциск, сделай это. Расскажи ему обо всем. Мне надо идти к матери. Скажи моему другу, чтобы он где-нибудь укрылся и дал мне знать о себе. Скажи, что я к нему приду. О, Франциск, сделай это для меня!

– Сделаю все, что в моих силах, Марго. Ты знаешь, я всегда рад тебе помочь.

Она со слезами обняла его:

– И сообщи мне немедленно, где он. Скажи ему, что я к нему приду. Братик мой, как мне тебя отблагодарить?

Темные глаза Алансона заблестели от волнения, и брат с сестрой на секунду крепко обнялись. Потом Франциск сказал:

– Мы с тобой всегда были заодно, Марго. Так будет и дальше. А теперь – не заставляй нашу мать ждать.

Марго намеревалась вести себя смело и независимо, но по пути к покоям матери ее решимость с каждым шагом иссякала.

Королева-мать сидела, сложив пухлые руки – единственное, что у нее было красивое, – на коленях. Рядом с ней восседал король Карл. В двадцать два года все его лицо было изрезано морщинами, как у старика, и многих поражало контрастами. Широко расставленные золотисто-коричневого цвета ясные глаза смотрели твердо и целеустремленно, а рот и подбородок выдавали человека, слабого духом. Нос оливкового цвета выдавался вперед, редкие волосы торчали во все стороны. Он был высок, но постоянно сутулился, а голову словно боялся держать прямо, постоянно сгибая шею. И все-таки в лице короля таилось какое-то особое очарование, ибо с постоянным страстным желанием выглядеть великим одновременно сохраняло виноватое выражение. Особенно это проявлялось, когда он находился рядом с матерью, что, впрочем, было постоянно после того, как он занял трон. Во дворе поговаривали, что Карл – собачонка на поводке. Идет туда, куда его ведут. Екатерина держала в руках конец поводка, хотя и невидимый, но столь крепкий, что бедный слабый король никак не мог от него освободиться.

Екатерина улыбалась. В отличие от сына, на ее полном лице не было ни единой морщинки. Она была очень толстой, крупной женщиной, выглядела уверенной в себе и самодовольной. Черная вдовья вуаль ниспадала сзади на ее плечи.

Марго поцеловала брату руку и сделала реверанс перед матерью, чувствуя, что глаза Екатерины буквально сверлят ее. Карл приветливо улыбался, он всегда был настроен дружелюбно, его следовало опасаться только во время наступающих приступов ярости.

– Вы посылали за мной, мадам?

– Именно так, дочка. Можешь садиться. – Екатерина вдруг издала легкий смешок, который многих повергал в ужас. – У тебя виноватый вид. Что случилось? Давай рассказывай, ты уже не девочка, а взрослая женщина и, как многие полагают, весьма симпатичная… поэтому я тебя пойму.

Марго начала:

– Мадам…

Но мать подняла руку:

– У нас с королем для тебя сюрприз. Не так ли, ваше величество?

Карл виновато улыбнулся Марго, и в его золотисто-карих глазах появилось выражение сочувствия.

– Надеюсь, Марго он понравится.

– А как же! Непременно понравится. Она упадет на колени и начнет благодарить нас за то, что мы подыскали ей такого жениха.

Марго приподнялась, но мать махнула ей рукой, чтобы она села.

– Смотри, как обрадовалась! – промолвила Екатерина. – А теперь, дочка, слушай, какое счастье тебя ожидает. Не будем долго тебя мучить. Когда ты была еще совсем маленькой, твой дед, Франциск I, показал твой портрет дону Себастьяну Португальскому. Увидев его, тот изъявил желание, чтобы портрет остался у него. Он положил портрет рядом с собой на кровать и не хотел расставаться с ним ни на минуту. А теперь желает, чтобы портрет заменили оригиналом.

– Оставить Францию? Уехать в Португалию? – опешила Марго.

Екатерина пожала плечами:

– Такова судьба всех принцесс, моя дорогая. Я оставила Италию и приехала во Францию, будучи еще моложе тебя. Твоя сестра сейчас в Испании. Почему бы тебе не отправиться в Португалию?

– Я хочу остаться во Франции. Я хочу быть здесь с…

– С кем? – резко спросила Екатерина.

– С моей семьей.

– Что ж, мы очень тронуты, не так ли, ваше величество?

– Конечно, очень грустно расставаться с нашей Марго, – мягко заметил Карл, и его глаза наполнились сочувствием.

Принцам везет больше принцесс. Сам он вступил в брак тоже не по собственному выбору, но ему повезло – его жена оказалась достаточно смирной и не доставляла ему больших неудобств. Елизавета Австрийская даже немного ему нравилась, но сердце его было отдано любовнице Мари Туше – дочери провинциального судьи. Он не представлял себе жизни без нее. Они замечательно ладили. Когда Карл уставал от своей королевской жизни, да еще под началом матери, то искал утешения у Мари. Она не очень походила на королевскую любовницу, но и он не был похож на других французских королей. Мари ничего не требовала, не пыталась ни на что влиять, была готова оставаться в тени, терпеливо ожидая того сладостного мига, когда ее любовник убежит от королевских дел и она сможет утешить его, словно жена какого-то провинциального торговца. Мари родила Карлу сына, на что оказалась не способна его жена. Если бы они только могли пожениться, если бы только могли жить спокойной семейной жизнью, как счастливы они были бы! Поэтому Карл сочувствовал сестре, которая любила одного, а выйти замуж должна была за другого, и, кроме того, покинуть свою страну и отправиться в дальние края.

Марго подняла прекрасные темные глаза на брата. В них была мольба.

– Если я оставлю Францию, это разобьет мое сердце, – промолвила она.

– Когда ты наденешь португальскую корону, ты забудешь и о нас, и о Франции, – отрезала Екатерина. – Король молод, полон страсти. Не сомневаюсь, он тебе понравится.

– Я не люблю…

Мать схватила дочь за руку:

– Твой брат и я сердечно тебя любим, и этот брак нам по душе. Дядя твоего жениха, Филипп Испанский, одобряет этот брак и дал свое согласие. Папа тоже нас поддерживает. Он полагает, будет хорошо, если две католические страны объединятся. Думаю, моя дорогая, тебе следует принять это во внимание. Иди сюда.

Марго поднялась и подошла к матери. Екатерина схватила ее за запястье и так сильно его стиснула, что Марго испуганно сжалась.

– А пока ты будешь дожидаться свадьбы, доченька, – вкрадчиво сказала Екатерина, – будет хорошо, если станешь вести себя осмотрительно, чтобы никакой скандал не коснулся твоего имени.

– Скандал, мадам? Могу вас заверить…

– Я во всем уверена, дочка. Ты очень симпатичная, как считают при дворе. Ты вдохновляешь поэтов, они пишут в твою честь стихи. Смотри, чтобы ты еще кого-нибудь не вдохновила на неподобающие действия. Потому что, если это произойдет, король и я вынуждены будем, с большим сожалением конечно, жестоко наказать того, кто попытается помешать заключению столь важного для Франции брака. – Она отпустила запястье Марго и, схватив пухлой рукой ее щеку, сильно ущипнула. При этом глаза ее смеялись. – Ты умная девочка, Марго. Ты все понимаешь и будешь паинькой.

Разговор закончился. Марго вышла. На ее запястье и щеке остались красные пятна, а глаза блестели от обиды. «Почему, – спрашивала она себя, – я так смела со всеми другими и пресмыкаюсь перед ней? Я же не трусиха. И не выйду замуж за португальца. Ни за кого, кроме Генриха де Гиза».