– Я поняла, почему вы рассказали мне эту историю, Бен, но ведь я не мистер Гофман. Я просто… не знаю, с чего начинать.

– Начните с того, что у вас в душе, Стиви. Используйте то время, что вы еще будете в Бельвю, для медитации.

– Это что, как «Хара Кришна»? – рассмеялась она.

– Как Стиви Найт. Очистите свой мозг от хаоса. А после этого взгляните по-новому на вашу жизнь с самого детства, на свои поступки, выбор, который вы делали. Простите себе собственные ошибки, и, быть может, вам тогда удастся простить и другим людям их ошибки тоже. Сегодня вы обнаружили передо мной очень много ненависти, Стиви, и хоть я не спорю, у вас есть все основания для нее, все-таки мне хотелось бы, чтобы вы сделали следующий шаг. Представьте себе ненависть в виде темного, ядовитого облака… И постарайтесь удалить его от себя подальше, а не дышать им. Сможете это сделать?

Стиви подумала и честно ответила:

– Не знаю. – Затем, желая сказать на прощание что-нибудь доброе, добавила: – Но я буду стараться.

Ради вас, чуть не прибавила она. Я буду стараться ради вас. Но она уже достаточно хорошо знала Бена и представляла, каким тогда будет его ответ: Нет, делайте это не ради меня, а ради себя.

И она будет. Потому что она готова сделать все что угодно, если он ей это скажет.

Когда Стиви вернулась в Бельвю, соседняя койка уже была занята новой пациенткой.

– А что случилось с Кейт? – спросила она у сиделки.

– Переведена, – прозвучал ответ.

– Куда? – умоляюще спросила Стиви. – Ее что, взяла домой семья? Прошу вас, скажите мне, где она…

Сиделка увидела озабоченное выражение на изуродованном шрамом лице Стиви и смягчилась.

– Я не должна это говорить, – сказала она. – Это нарушение инструкций… Кейт отправлена в «Манхэттен Стейт». Тут мы больше ничего не могли для нее сделать.

«Манхэттен Стейт», с содроганием подумала Стиви. Казенный госпиталь находился на охраняемом стражей острове на Ист-Ривер. Расстояние отсюда небольшое, однако для Кейт это, вероятно, станет концом истории, местом, где она состарится и умрет. Она представила себе, как Кейт сидит на стуле совсем одна, глядит в пространство с тем же самым умиротворенным, спокойным лицом, год за годом. Потом Стиви вспомнила тот роковой день, когда заметила искру, промелькнувшую в глазах Кейт, когда та, словно ребенок, потянулась к телевизору.

«Так неправильно, – записала Стиви в свою записную книжку. – Неправильно отказываться от людей, которые не могут сами помочь себе. Я знаю, что они тут все загружены, но ведь кто-то мог бы найти время. Вот Бен находит время».

В последовавшие дни она старалась следовать советам Бена и держать себя в руках даже тогда, когда его не было рядом, одобряющего и поддерживающего. Теперь она каждое утро медитировала, а затем использовала обилие свободного времени, чтобы вспоминать всю свою жизнь. Порой ей хотелось кричать, изредка улыбаться, но всегда это рождало в ней решимость двигаться вперед.

Однажды к вечеру к ней пришел посетитель, Ли Стоун. Его руки были полны цветов, сладостей и всяких полезных мелочей вроде мыла. Один миг Стиви испытала приступ стыда – за свою поврежденную красоту и за то, что вынуждена находиться здесь в таком убогом месте. Увидев ее поврежденное лицо, Ли без церемоний высыпал все подарки на постель.

– Стиви… Прости, – сказал он. – Я много недель пытался тебя отыскать. Наконец я отчаялся… и позвонил Самсону. Он и сообщил мне, что ты здесь.

Стиви не смогла удержаться от печальной улыбки, тронувшей ее губы. Так, значит, он все-таки читал ее письма.

– Боже, Стиви… Как я себя ругаю…

Она увидела выражение вины на его лице, боль в серых глазах – и на какой-то миг почувствовала радость. Ничего этого не случилось бы, если бы Ли не ушел тогда и не бросил ее. Однако через секунду Стиви услышала собственные слова:

– Не говори глупости, Ли, ты о чем? Ругаешь себя? Да тут столько произошло и до, и после этого. Тут совершенно нет твоей вины, вовсе…

– Мне следовало бы смотреть за тобой, чтобы у тебя все было в порядке, – настаивал Ли.

– Нет, это была моя работа, – ответила она, снова удивляя себя. Ее дни, проведенные с Ли, казались ей частью прошлого, которое теперь она старалась понять, и сейчас она ощущала себя вовсе не той женщиной, которая нуждалась в нем как в защите от собственных греховных соблазнов.

Он неловко переминался с ноги на ногу, выведенный из душевного равновесия переменами в ней.

– Стиви, – начал он снова, – я хочу, чтобы ты поняла, каково мне тогда было. Я был сердит и ревновал… Я чувствовал себя обманутым. Мне не нужно было поступать так сурово с тобой…

Глядя на Ли, она видела его с расстояния тех внутренних перемен, что произошли с ней. Он был человеком с сильно выраженным чувством ответственности и сейчас был готов принять в полной мере расплату за то, что с ней случилось. Но ей вовсе не хотелось, чтобы мужчина оставался с ней из чувства долга. От этого у нее лишь появлялось желание отослать его поскорее прочь с чистой совестью.

– Ну что ты, я же понимаю, что ты не хотел меня обидеть, – мягко сказала она. – Ведь ты поверил мне – отдал мне самое ценное, что у тебя было, веру, а я злоупотребила ею. Мне казалось, что я люблю тебя, Ли, но, вероятно, не знала как. Тогда ты говорил мне, что я должна прежде всего любить себя. Вот над этим я сейчас и работаю.

– Я рад, – ответил он. – Знаешь, Стиви, возможно, я не имею права говорить это теперь, но мне ты была – и сейчас тоже – дорога. Я только хотел…

– Ты только хотел, чтобы я была немножко поближе к совершенству, – все так же мягко вмешалась она. – Все правильно… тебе не нужно отрицать этого. – Говоря это, Стиви подумала про Бена, который не судил и не требовал, который не отвернулся и от тех безобразных вещей в ее прошлом и не требовал, чтобы она была лучше, чем есть на самом деле. – Ты мне тогда сказал, что не хочешь быть костылем, Ли, – продолжала она. – Ты сказал…

– Я помню, что тогда говорил, – перебил ее Ли, ежась от эха собственных слов, слыша теперь в них неприятие, отказ, о которых он тогда и не думал. – Как мне хотелось бы взять те слова назад…

– Нет, – возразила она, – ты был прав. То, что у нас было… оно было однобоким, Ли. Ты был… был как белый рыцарь из сказок. Ты намеревался спасти меня от всего плохого… и я тоже хотела этого. Я хотела, чтобы ты исправил все, что было неправильным. А сама не очень-то и старалась.

– Да нет же, – сказал он. – Ведь ты доверилась мне, Стиви.

Она печально покачала головой:

– Ты был прав во всем. Я дала тебе свои проблемы, это все, что я могла тебе дать. Я была Милая Стиви Найт, творение Самсона. Теперь она ушла, Ли… И я до сих пор стараюсь найти просто Стиви Найт.

Он кивнул, признавая это, и направился к двери. Когда ты найдешь ее, то, надеюсь, у меня будет возможность с ней познакомиться…

Однако Стиви не могла дать никаких гарантий.

– По крайней мере обещай, что позвонишь, если Тебе будет что-нибудь нужно, – сказал Ли. – На этот раз не белому рыцарю, Стиви… просто человеку, которому ты не безразлична.

– Я знаю, что ты всегда был таким, – ответила она.

Он поколебался в дверях, словно хотел что-то еще добавить, но затем повернулся и быстро ушел.

Когда последствия хирургической операции стали исчезать, и Стиви начала видеть результаты превосходной работы Бена, она все сильней и сильней испытывала потребность общения с ним. Он был для нее не костылем, как некогда Ли, а другом и учителем, помогавшим ей объективно взглянуть на собственное прошлое, отыскать внутри себя золотое обещание самопознания. Когда Бен объяснил ей, как часто детство готовит сцену для последующих драм всей жизни, Стиви впервые поняла, что ее детство, его раны, оставленные без лечения, гноились и углублялись, заражая ее жизнь мрачными ожиданиями, которым она сама помогала осуществиться. Это открытие, больше, чем любое другое, принесло с собой огромное облегчение. Она поняла, что если Адмирал неизменно проявлялся во всех ее взаимоотношениях с мужчинами, то это был не связанный с его персоной злой рок, а просто неизлеченные страхи пострадавшего ребенка.