276

Дубъ является священнымъ деревомъ также у эстовъ). Въ Славоніи, въ провинціи Пожеганской, въ XVII в. была липа въ пустынной мѣстности. Христіане и турки совершали моленія подъ нею, прикладывались къ ней и, будто бы, получали исцѣленія).

Итакъ, всѣ эти факты даютъ основаніе думать, что подъ дубомъ такъ же, какъ и подъ Латыремъ камнемъ, въ заговорахъ скрывается нѣчто реальное. При изслѣдованіи заговорныхъ мотивовъ, мы уже видѣли, какъ могъ складываться образъ чудеснаго древа на чисто заговорной почвѣ. Нѣтъ ничего удивительнаго, если образъ этотъ потомъ ассоціировался съ представленіями о дѣйствительныхъ священныхъ дубахъ и даже могъ быть замѣненнымъ послѣдними. Это гармонируетъ съ постояннымъ стремленіемъ подкрѣпить врачебный обрядъ священнымъ авторитетомъ. Даже если и можно въ чудесномъ древѣ и Латырѣ камнѣ усматривать черты христіанскихъ символовъ, то во всякомъ случаѣ это не результатъ обдуманно составленной системы символовъ, а только постепенный частичный наростъ не всегда сознательный. Также нельзя согласиться и съ тѣмъ, что образы свѣтилъ и зорь, встрѣчающіеся въ заговорахъ, только символы Христа и Б. Матери. Поклоненіе свѣтиламъ засвидѣтельствовано, какъ у славянъ, такъ и у другихъ европейскихъ народовъ. Объяснять подобные факты тѣмъ, что символъ забылся и сталъ пониматься въ буквальномъ смыслѣ не возможно. Нельзя допустить, чтобы изъ символовъ, неимѣющихъ ничего общаго съ обрядами, родились обряды и при томъ въ такомъ изобиліи, что проникли въ народныя массы всей Европы. Обрядъ, обычай устойчивѣе сопровождающихъ его формулъ, пѣсенъ и т. п. Поэтому-то и нельзя при изслѣдованіи памятниковъ народнаго творчества отрывать, напр., пѣсни оть обрядовъ, если между ними есть какая-либо связь. Тѣмъ болѣе этого нельзя дѣлать въ области заговоровъ, которые, какъ мы видѣли, органически развились изъ обрядовъ. Въ XVI в. Макарій писалъ, что по Руси во многихъ мѣстахъ крѣпки обычаи

277

предковъ. „Суть же скверныя мольбища ихъ лѣсъ и каменіе, и рѣки и болота, источники и горы, солнце, луна и звѣзды“. Что же, неужели это результатъ христіанской символики за 6 вѣковъ существованія ея на Руси? Обращеніе къ востоку, о которомъ постоянно упоминается въ заговорахъ, вызываетъ христіанскія представленія, говоритъ Мансикка; тамъ сконцентрированы всѣ событія земной жизни Христа. И онъ приводитъ въ подтвержденіе свидѣтельство одного древняго поученія, что христіане обращаются къ солнечному восходу не потому, что они востокъ обожаютъ; но потому, что Богъ есть истинное солнце. Въ то время, какъ мы обращаемся къ нашей прежней родинѣ, потерянному раю, мы просимъ Бога, чтобы онъ намъ возвратилъ его). Конечно, съ востокомъ связаны христіанскія представленія, но обращеніе къ нему было, очевидно, и раньше христіанства. Не этимъ ли объясняется и самая потребность пояснять въ поученіи смыслъ обращенія къ востоку? Не было бы надобности доказывать, что, поклоняясь иконамъ, поклоняются не самому образу, а лицу, изображаемому имъ, если бы раньше не было извѣстно идолопоклонства. Не было бы и потребности объяснять, что, молясь на востокъ, молятся „Истинному Солнцу“, а не просто солнцу, если бы раньше не поклонялись просто солнцу. Да вѣдь и не только христіанскій знахарь обращается къ востоку, зорямъ и свѣтиламъ. Тѣ же пріемы были извѣстны и заклинателямъ древней Индіи. И въ ихъ чарахъ важную роль играли зори, фазы луны и т. д.). Напримѣръ, чтобы открыть колдуна, ложились спать лицомъ къ востоку). Тѣмъ, что нѣкогда поклонялись свѣтиламъ и водамъ, объясняется фактъ, что до сихъ поръ сохранилось громадное количество заговоровъ въ формѣ молитвъ къ этимъ предметамъ, а не вылившихся въ эпическую форму. И теперь все еще живущее у насъ и на Западѣ поклоненіе зорямъ и свѣтиламъ при заговорахъ не результатъ непониманія символовъ, а прямое наслѣдство языческой древности.

278

Въ предыдущихъ главахъ я далъ два опредѣленія заговоровъ: одно чисто внѣшнее, формальное, другое генетическое, указывающее на исходную точку развитія заговора. Теперь послѣдній разъ оглянемся на тотъ процессъ эволюціи заговоровъ, какой я здѣсь пытался освѣтить, и спросимъ: что же такое заговоръ по существу, по своему содержанію? и что такое заговорное творчество? Едва ли правъ Мансикка, утверждающій, что нельзя прослѣдить развитіе заговоровъ, а можно наблюдать лишь процессъ ихъ распаденія. Если для него вся заговорная литература ничего не говоритъ объ упорной вѣковой работѣ народной мысли, a свидѣтельствуетъ о ея темнотѣ и застоѣ, то мнѣ кажется, что съ этимъ нельзя согласиться. Мы теперь видѣли, что можно прослѣдить не только процессъ распаденія заговоровъ, но и процессъ созиданія. Это — медленная коллективная работа надъ созданіемъ миѳа. Органическій процессъ созданія заговора — процессъ созданія легенды, миѳа для оправданія поисшатавшагося авторитета симпатическаго обряда. По содержанію своему на высшихъ ступеняхъ развитія заговоръ представляетъ легенду, миѳъ, подтверждающій законность соотвѣтствуюшаго симпатическаго обряда. Выше я говорилъ о хожденіи à St Fesset и описывалъ этотъ обрядъ (стр. 269). А вотъ легенда, санкціонирующая его. Одинъ мальчикъ изъ озорства загадилъ St Fesset. Непонятная болѣзнь поразила виновную часть тѣла, и ни одинъ докторъ не могъ опредѣлить ея причины. Послѣ настойчиваго допроса мальчикъ признался въ своемъ проступкѣ. Родители пошли съ нимъ къ St Fesset, и всѣ принесли ему повинную, не забыли также уплатить и денежную пеню, и ребенокъ выздоровѣлъ). Это не заговоръ, а просто легенда, созданная по тѣмъ же психологическимъ побужденіямъ, по какимъ создаются и заговорныя легенды. Но какъ она похожа на заговоръ. Сравнимъ ее хотя бы съ классическимъ 2-мъ мерзебургскимъ заговоромъ. Какъ тутъ, такъ и тамъ ясное распаденіе на три части: несчастный случай, безуспѣшное лѣченіе, исцѣленіе

279

благодаря совершенію того обряда, по поводу котораго создалась легенда.

Обратимся еще къ вопросу о ритмѣ и риѳмѣ заговоровъ. Действительно ли они свидѣтельствуютъ о первичной пѣсенной формѣ, какъ утверждалъ Аѳанасьевъ), а за нимъ и другіе миѳологи. Для нихъ это было лишнимъ подтвержденіемъ происхожденія заговоровъ изъ древнихъ гимновъ. Не такъ опредѣленно высказывается по этому вопросу А. Веселовскій. „Основная форма заговора была“, говоритъ онъ, „двучленная, стихотворная или смешанная съ прозаическими партіями“). Но уже Крушевскій замѣтилъ, что риѳма не только явленіе позднѣйшее, но и разрушающе дѣйствующее на заговоры). Это мнѣніе поддержалъ и Зелинскій. Онъ говоритъ, что метръ и риѳма позднѣйшее явленіе, относящееся къ той эпохѣ, когда потребовалась точность сохраненія заговоровъ. Въ это время въ заговорахъ начали вырабатываться общія мѣста, шаблоны. Риѳма даже искажала смыслъ заговора). Выше мы видѣли, что и Эберманъ также отмѣчалъ разрушительную роль риѳмы (стр. 44). Для Зелинскаго заговоры стихотворные — явленіе позднѣйшее. „То обстоятельство, что нѣкоторые изъ первыхъ сохраняютъ иногда черты болѣе древнихъ воззрѣній, намъ кажется, не можетъ служить доказательствомъ вообще большей древности стихотворныхъ заговоровъ — чаровническихъ пѣсенъ“). Кто же правъ? Какіе заговоры древнѣе — стихотворные или прозаическіе? Мнѣ кажется, что общій недостатокъ всѣхъ приведенныхъ сейчасъ мнѣній заключается въ ихъ невниманіи къ различнымъ видамъ заговоровъ. Упомянутые изслѣдователи произносятъ приговоры вразъ надъ всѣми разнообразными заговорами. Однако дѣло обстоитъ не такъ просто. Для всѣхъ разбиравшихся въ этой главѣ заговоровъ и для подобныхъ имъ мнѣніе Зелинскаго справедливо. Мы видѣли,