– В каком смысле? – водитель, на секунду оторвавшись от дороги, повернул голову в его сторону.

– Ну... подумай, – лениво бросил Анри, но, не получив своевременного ответа, что могло свидетельствовать о некоторых сложностях, которые его сосед, по всей видимости, испытывал с организацией предложенного ему процесса, решил сам внести необходимые разъяснения. – А не жирно ли будет нашему маленькому приятелю двадцать штук. Просто так, за здорово живешь. – Он немного помолчал и добавил: – Одному.

– Ему надо налог за дом платить.

– А нам что, налоги платить не надо? Мы что, на них ползарплаты своей не отдаем? Каждый месяц. Благодаря правителям нашим мудрым. Всей остальной Европе на потеху.

Жюль вздохнул, задумчиво почесал затылок и еще крепче впился обеими руками в обвитый кожаной оплеткой руль.

Несколько минут они ехали, не обронив ни слова, каждый сосредоточенно погруженный в собственные мысли. Наконец, человек в кожаной куртке, сидящий на водительском месте, прервал молчание:

– Как ты думаешь, Анри, а чего эта кукла канадская так резко с места-то сорваться решила?

– Не знаю, – с выразительной усмешкой протянул Анри. – Но... я понимаю, чем вызван твой вопрос. Что касается меня, голову могу дать на отсечение – что-то тут нечисто. Надо же, только-только ее сдали и на тебе – она тут же линяет. Скажу тебе откровенно: не очень-то верю я в случайность... всяких таких совпадений.

– Да, непохоже, – сосредоточенно нахмурившись, согласился с коллегой Жюль. Он еще немного помолчал и задал новый вопрос: – Интересно, а русские что-нибудь предпримут в этой связи?

– Я думаю, да, – уверенно ответил Анри. – Да тут даже и думать нечего. У них же просто нет иного выхода. Ты только представь, какая там сейчас карусель завертеться должна. Сначала известие... такое... радостное. А теперь еще и эти... маневры. У них, небось, в Москве все начальство уже на ушах стоит. Непременно кого-нибудь в путь-дорожку снарядят. Я даже не сомневаюсь.

– А мы?.. Будем что-нибудь предпринимать?

– Мы кто?

– Ну не мы конкретно. Контора наша.

Человек в лондонском плаще, скорчив гримасу, посопел носом:

– Откуда я знаю. Это ж, в конце концов, не нам с тобой решать. Наше дело маленькое, мы доложим, а там уж... пусть начальство думает. – Он отвернулся к окну и, после некоторой паузы, произнес: – Хотя лично я бы, на месте наших боссов, кого-нибудь пошустрей да потолковей в этот круиз тоже бы отрядил. Так, хотя бы, на всякий случай. Чтобы даже не вмешиваться. Просто в сторонке постоять. Понаблюдать.

– Да, не помешало бы, – тоже после паузы вымолвил Жюль. – Лично я бы, например, до Нью-Йорка прокатиться не отказался. – Он подождал реакции на эту фразу со стороны своего спутника, не дождался, поскольку спутник единственно лишь незаметно, про себя, но довольно едко усмехнулся. – Н-да... ну что, подъезжаем к центру. Куда дальше?

– Давай в «Прокоп», что ли, – после недолгого раздумья предложил Анри.

– На заячье фрикасе в сидре?

– Да, кто-то ведь обещал поставить. За науку.

Был поздний вечер понедельника семнадцатого ноября. Шикарная пятизвездочная гостиница, в виде двенадцатипалубной махины океанского лайнера, длиной 963 и шириной 105 футов, водоизмещением более семидесяти тысяч тонн, по правому борту которого, вернее, по самой верхней его кромке, окрашенной в белоснежно-белый цвет, красовалось гордое имя «Queen Elizabeth 2», сложенное из почти полутораметровых букв, нанесенных краской уже немного поблекшего от времени черного цвета, постепенно набирая свою привычную крейсерскую скорость в двадцать восемь с половиной узлов в час, уверенно держала курс в сторону Нового Света. Миновав отметку в 4 градуса западной долготы, после уже более чем пятичасового плавания по еще относительно спокойным водам Английского канала, именуемого во всем остальном мире преимущественно на французский манер Ла-Маншем, корабль медленно приближался к мысу Лизард, являющемуся южной оконечностью Британского архипелага, за которой начинался выход в уже куда более бурные и непредсказуемые воды Атлантического океана. Легкий осенний бриз, практически не ощущаемый на пирсах Саутгемптонского порта, расположенного далеко в заводи глубоко врезавшегося в сушу залива, тоже уже сменился освежающей морской прохладой, заставляющей забыть о плюсовой двенадцатиградусной температуре воздуха.

Впрочем, во всем объеме обширного внутрипалубного пространства лайнера царило лето, вернее, даже не лето, а какая-то необыкновенная, инопланетная приятно-расслабляющая атмосфера вечного тепла, всеобщей благодати и комфорта, непрекращающегося даже в самых, казалось, прозаических и обыденных местах.

Олег Иванов сидел в баре «Золотой лев» за небольшим столиком на двоих человек, недалеко от входной двустворчатой распахивающейся взад-вперед двери, как раз напротив левого бокового угла кареобразной барной стойки и, не спеша, потягивал из высокого пинтового бокала тягучий карамельный «Гиннесс».

Бар находился на так называемой «upper deck» – «верхней палубе» (то есть, иными словами, на девятом этаже этого гигантского плавучего дома), на которой не было ни одной каюты и которая предназначалась исключительно для совместного времяпрепровождения и отдыха пассажиров – она была полностью оккупирована различными так называемыми public rooms and facilities, а именно помещениями и заведениями увеселительного, гастрономического и прочего питейного предназначения. Совсем рядом с баром, только чуть впереди, поближе к носовой части судна, расположился вместительный театрально-концертный зал, рассчитанный на пять с лишним сотен зрителей (точнее, только его партерно-амфитеатровая часть – балкон считался уже принадлежностью следующей палубы), а прямо напротив него, вытянувшись вдоль левого борта лайнера, сверкало своими огнями не менее вместительное казино, с рулеткой, столами для блэк-джека и однорукими бандитами, рассредоточившимися вдоль стен, отгородивших всех желающих легко и весело расстаться со своими деньгами от всего остального корабельного мира.

Сам бар, будучи рассчитан где-то на сотню посетителей, в настоящий момент был заполнен менее чем на треть. В основном это были одиночки, и только лишь в дальнем конце заведения, по другую сторону барной стойки, сдвинув вместе два стола, шумела, хотя и не очень сильно, какая-то веселая компания рыжеволосых молодых людей, по всей видимости, ирландцев, если судить по их произношению и характерным чертам лица.

Иванов, сделав очередной глоток, поставил кружку на желтый картонный кружок с изображенным на нем красным геральдическим львом. Рядом на столе лежал свежий вечерний номер «Таймс», который он неторопливо перелистывал, не читая, а лишь бегло пробегая глазами содержимое каждой новой страницы.

В этот момент на пороге бара показался очередной посетитель. Олег поднял на него глаза, затем снова опустил их, но не на газету, а на запястье своей левой руки, которое он быстро и внешне незаметно повернул так, чтобы в его поле зрения попал выскользнувший из-под манжеты рубашки золоченый циферблат. Оперработник с удовлетворением слегка кивнул головой. За последнее время он стал как-то по-особому ценить такие черты человеческого характера, как обязательность и пунктуальность.

Вновь вошедший посетитель – высокий мужчина, лет тридцати с небольшим, довольно крупной, даже немного грузноватой комплекции, сразу с порога медленно, справа налево, оглядел внутреннее пространство паба. Встретившись глазами с Ивановым, он немного неестественно замер, как человек, проглотивший лом или какой-то иной негибкий длинномерный предмет, но уже буквально через секунду едва заметно, почти одними только глазами, приветственно ему кивнул и подошел к барной стойке. Дождавшись, когда бармен, по его заказу, наполнил чистый пустой бокал жидкостью рубинового цвета с кремовой пенной шапкой, он снова огляделся по сторонам, как человек, ищущий себе свободное место в заполненном до отказа помещении, и, взяв бокал в руки, направился к небольшому столику на двоих, напротив левого бокового угла барной стойки, за которым уже сидел молодой человек в светло-фисташковом однобортном костюме и черной рубашке, лениво перелистывающий вечернюю «Таймс».