У всех остальных роботов-страйдеров были такие же повреждения: раны — входные отверстия в месте сочленения ноги с телом, фарш из механической начинки внутри. Я думаю, что это место было выбрано для нападения не случайно, а как особо уязвимое… а может, оно просто было под рукой или близко к ключевым микросхемам. Теперь уж и не скажешь — внутренности всех роботов были слишком хорошо пережеваны, чтобы можно было восстановить, как они некогда работали.

И уж если говорить о восстановлении… что заинтересовало Майю и Ирану? Эти роботы на вид были слишком досконально разрушены, чтобы их можно было воскресить.

Я снова принялась осматривать каждую машину. Несколько ржавых коробок были открыты и наполовину разобраны, полуистлевшие схемные платы разложены на полу: Майя и Ирану, по-видимому, изучали, что же им удалось найти. Они уже почти полностью обработали нечто, похожее на пульт управления, — плоская поверхность с выпуклостями и шишками, которые могли быть разрушенными кнопками, да еще грязные плошки из голой пластмассы, которые ранее должны были служить для вывода данных на экран. Майя и Ирану вскрыли две съемные панели под пультом и попаслись там, внутри, вволю; были видны пустоты, откуда они вынули что-то для изучения. Но все, что я видела, было слишком изъедено ржавчиной, чтобы сохранить рабочее состояние. Если археологи много узнали о том, что нашли, то они, должно быть, редкие мастера своего дела.

Я покружила по помещению с фонариком-жезлом в руке и снова вспомнила об отсутствии дверей. Мы пробрались внутрь через брешь, образовавшуюся после обвала стены, но это точно не был настоящий вход.

— Фестина, детка, — позвала я, — самое время твоему «тугодуму» размяться еще разок. Уж слишком эти стены гладки, настоящие ли они?

Подозрения оправдались. Прибор обнаружил два участка стены, где температура подпрыгивала на пару градусов по сравнению с прилегающими: оба этих участка были почти правильными прямоугольниками — по три метра в ширину, от пола до потолка. Один из этих прямоугольников располагался посередине стены между этим помещением и внешним туннелем, другой был в его дальнем конце.

— Ну что ж, — подытожила моя спутница. — Итак, две секции стены не того же состава, что и остальные. Да, они, наверное, и есть двери. Но как нам их открыть? Может, некогда они и открывались нажатием какого-либо переключателя, но теперь все переключатели здесь проржавели напрочь.

— Устыдись, маловерная, — изрекла я. — Когда у тебя есть подходящие друзья, на кой тебе переключатели?

Мысли у меня были такие: страйдеры использовали нанооружие. Так, верно, они использовали нанотехнологии и для остального: например, для дверей. А двери могли оказаться похожими на окна в моем кабинете: на вид они были непроницаемы, но наниты дадут вам пройти, если сочтут, что у вас есть на это право. Лучшей двери для военного бункера и не найти.

И если Кси была мне другом, если Кси как-то проложила себе дорожку к тайнам нанотехнологии страйдеров с той же легкостью, с которой сбила с толку «несовместимые» флотские ракеты, если нанитовые двери не окончательно умерли за все эти годы… Кси могла бы помочь мне через них пройти.

— Давай проведем один эксперимент.

Я сделала шаг к дальней двери.

И вдруг путь мне преградил павлиний хвост, сияющий ярче, чем я когда-либо видела, язычками золотого, синего и изумрудного пламени.

— Наго! — крикнул голос отца в моем мозгу. На языке улумов это означало «зло». — Тико, наго, вуто! — Безумие, зло, опасность!

Павлиний хвост трепетал в воздухе, содрогался от накала эмоций. Основной из эмоций был страх.

— Что не так? — требовательно спросила я. — Что такого страшного?

— Тико. Тико, наго, вуто.

— Это не ответ.

— Ты беседуешь со своей ручной вселенной? — спросила Фестина.

— Да. Но она довольно скупа на объяснения. — Я снова повернулась к павлиньему хвосту. — Скажи мне, что за этой дверью.

— Тико. Тико ботхоло. «Безумие. Проклятое безумие».

— Ладно. Я поняла тебя. — И обратилась к Фестине. — Хвост вне себя от тревоги из-за того, что там, за дверью. Говорит, что это безумие, зло, опасность. — Я вздохнула. — Может, умнее было бы нам отступиться и позвать полицейских…

Бум.

Внезапно внутри себя я ощутила такое разочарование!.. До слез, до дрожи: оно будто рвалось изнутри наружу, будто высококонцентрированный гормональный всплеск был под давлением закачан в каждый мускул моего тела. Я вскрикнула — не от боли или ярости, просто крикнула, потому что должна была крикнуть, наводненная, омытая, затопленная потоком слезливых эмоций. Голова у меня была достаточно ясной для мысли: «Что это, черт возьми, было?» И все же я закричала.

Фестина схватила меня. Взяла в захват, на две трети напоминающий объятие, а на треть — прием в борьбе, неразрывный, как клещи.

— Что случилось, Фэй? Что это было?

Я не стала отбиваться. Я просто заплакала. Крепко обвила руками ее шею и всхлипывала. В то время как часть моего мозга, остававшаяся ясной, думала: «Это не я, это что-то другое. Что-то другое плачет через меня».

Пришел ответ, но не словами, а пониманием.

Кси. Кси, Кси. Кси.

Плакавшая, будто ее сердце разбито.

Вот в чем дело: я полагала, что павлиньим хвостом была Кси. Неземное неведомое существо, подсоединенное к искусственному интеллекту нашего мирового разума. Связанное с моим отцом, со мной, с Тиком и бог знает с кем и чем еще.

Но. (Непросто думать, когда ты ревешь белугой, утирая нос о плечо адмирала.) Павлиний хвост говорил со мной простейшими словами на языке улумов, а голос в моем мозгу звучал как голос отца. Кси едва ли вообще выражала свои мысли словами: только эмоциями, внезапным прозрением, фактами, просто появлявшимися у меня в голове.

Кси отправляла мне мысли через связующий кристалл. Павлиний хвост проговаривал слова — телепатически, если хотите назвать это так.

Два различных существа. Сущности. А что было за потайной дверью?

Кси. Кси, Кси, Кси.

Павлиний хвост не хотел, чтобы я прошла через эту дверь. Безумие, зло, опасность.

Но Кси расплакалась моими глазами от разочарования в тот самый миг, когда я решила отступиться от двери. Горькими слезами отчаяния.

— Прекрати, — прорыдала я в плечо Фестине. — Дай мне подумать. Дай мне подумать.

— Тс-с, — сказала она. Мы, должно быть, выглядели донельзя глупо и смешно — я намного выше нее, повисшая на ней. — Тс-с. Тс-с. — Она гладила меня по волосам, не глядя на меня. Щекой она прижималась к моей голове. — Тс-с. Тс-с.

Медленно приступ разрывающей сердце горечи отступал. Тишина. Опустошенно-усталое спокойствие. Мое? Кси? Или все, что осталось от всплеска гормонов, которые Кси закачала в мое тело?

Мир наступает, когда уходит адреналин.

— Это была не я, — пробормотала я Фестине, все еще крепко за нее держась. — Мое тело украл кто-то другой.

Она по-прежнему гладила меня по волосам.

Я уронила фонарик. Теперь единственный видимый мной свет исходил от павлиньего хвоста, вращавшегося быстрыми кругами вокруг нас с Фестиной, сплошь пестрая рябь цветов.

— Тс-с. Тс-с. Тс-с.

Наконец я отстранилась… один гормональный коктейль прогорел, но два других могли оказаться на подходе. Фестина отпустила меня, не глядя мне в глаза.

Павлиний хвост подступил к нам вплотную, словно неразрывное кольцо Уробороса,[13] всего в ширине ладони от соприкосновения с нашими спинами. И кольцо распалось, открыв нам проход, позволяющий сбежать обратно в туннель, но по-прежнему блокируя путь вперед мерцающей стеной света.

— Не хочешь рассказать мне, что происходит? — спросила Фестина. Она все так же стояла очень близко ко мне.

— Кси… — начала я. — Она… оно… это сознание, которым пронизаны все цифровые интеллекты на Дэмоте. Включая мой связующий кристалл. Когда я предположила, что нам, возможно, не стоит дальше идти вперед, Кси вызвала у меня эти рыдания. Или, может, у самой Кси случился истерический припадок, а меня просто накрыло его остаточной волной.