— Здравствуйте, миссис Крэбтри. Вы, наверное, не знакомы с моей сестрой. Познакомься, Шила, это миссис Крэбтри.

У Артуровой мамаши сделалось такое лицо, как будто я ее обругал, и мне стало ясно, что моя сообразительность меня подвела. А она возмущенно воскликнула:

— Ты бы уж выбрал в этот раз кого-нибудь другого для своих представлений! Я же прекрасно знаю Барбару!

Ведьма окинула меня показушно сожалеющим взглядом.

— У него немножко странное чувство юмора, миссис Крэбтри, — тоном терпеливой сестры милосердия объяснила она.

— А вот и мой трамвай! — торопливо пробормотал я, показывая на семнадцатый автобус. Он медленно отъезжал от остановки. Я помчался к нему, взлетел наверх и мысленно вытащил из кармана амброзийский пистолет.

— Это что — тоже мне? — недоверчиво спросила Рита.

— Ограбил, знаешь ли, банк, — с полным ртом прошамкал я. Верней, сначала-то я просто молча кивнул, потому что откусил полбутерброда с яйцом и говорить не мог — только жевал да пучил на Риту слезящиеся глаза. Было уже пять часов, а я как позавтракал, так больше ни разу и не ел.

— И теперь, значит, оделяешь бедных? — благодарно спросила Рита. Ее очень обрадовал крестик, больше даже, чем обручальное кольцо. Закинув руки за голову, она защелкнула под своими платиново-блондинистыми волосами замочек тонкой серебряной цепочки.

— Крестовая дама при липовом короле, — вполголоса сказал Артур.

— Ишь ты! Глянешь на него — спит, а отвернешься— глядит, — напоказ удивилась Рита, одарив Артура ухмылкой преувеличенного презрения. А потом, решив, что откровенно благодарные слова про бедных слишком принизили ее, она подозрительно посмотрела на крестик и спросила: — Так что мне с этой штуковинкой — в церковь теперь идти?

— Ясное дело, — сказал Артур. — Чтобы дать обет безбрачия.

— А ну-ка, нож-молодец, убирайся в свой погребец! — скомандовала Артуру Рита и плавно подняла мою пустую тарелку — этот плавный жест обозначал у нее благосклонность. — Можешь принести мне завтра меховую шубу, — добродушно сказала она и пошла к стойке, оставив нас одних за шатким столиком в укромном уголке полупустого кафе, возле большого, деловито стрекочущего холодильника.

— Секс-фея Страхтона, — провожая ее взглядом, сказал Артур.

Ко мне вернулось жизнерадостное, с истерической искоркой настроение.

— И се служанка моих желаний, — торжественно подняв правую руку, возгласил я. Артур, конечно же, сразу подхватил мой библейский зачин.

— И глас воззвал, — зарокотал он, — кто сия дева, что была с тобой на рассвете?

— И, препоясав чресла, Моисей сказал, — продолжил я, — истинно, истинно говорю тебе, то была не дева, а моя супруга земная.

— И было так.

— И пребудет до пятого и шестого колена. Мы уже допили кофе и теперь стояли у столика, посылая Рите воздушные поцелуи.

— Смотри, не твори, чего я не творю! — заразившись моим настроением, воскликнула она.

Мы оставили стеклянную дверь кафе широко распахнутой и, не обращая внимания на вопли пожирателей пирожков «Дверь! Прикройте дверь!», зашагали через Торфяной проспект к городскому Пассажу.

Встретив Артура сразу после накладки с моей выдуманной сестрой, я ощутил смутное чувство вины. Мне хотелось как-нибудь намекнуть ему об этом происшествии, но теперь я был рад, что удержался.

Мы вошли в пассаж, выкрикивая: «Пресса! Пресса — бог наших дней! Завтра засохнет — и черт бы с ней!», так что наши голоса множились гулким эхом под сводчатой стеклянной крышей. Смиренно шаркающие друг за дружкой покупательницы с авоськами и кульками пирожных в руках провожали нас опасливыми взглядами.

— Пресса! Пресса! — выкрикнул я, размахивая воображаемой газетой, и с удивлением обнаружил, что это старая патефонная пластинка, которую я унес из дому несколько часов назад.

— Пойдем-ка урвем чего-нибудь у Мория, — предложил я Артуру.

Морий, маленький и юркий человечек, похожий на армянина, был хозяином магазинчика «Мелодия», который он открыл недавно в Пассаже, на втором этаже. Морий сотрудничал с организацией «Помощь молодым», никогда не упускал случая показать свою терпимость и уважительное, как будто все здесь были взрослыми, отношение к посетителям. Когда нам было нечего делать, мы ходили в «Мелодию», чтобы подразнить Мория. «Глянь-ка, Морий, у этой пластинки в середине дыра» — вот одна из наших дежурных шуточек.

— Хорошо бы нагреть его на новую пластинку, — сказал Артур. Я открыл дверь ногой, и мы ввалились внутрь.

По субботам, особенно вечерами, здесь всегда околачивалась толпа узкобрючных юнцов и цыганистых девиц. Они же шлялись каждую субботу и в «Рокси», но на улицах Страхтона я их почему-то никогда не встречал, как будто за порогом этих двух заведений они становились невидимками. Рядом с ними я чувствовал себя до жути старомодным, меня стеснял мой заляпанный пятнами плащ и мятый костюм, так что мне приходилось изображать интеллектуала. Я скособочился, вздернул одно плечо выше другого и проникся уверенностью, что под мышкой у меня пластинка с классической музыкой. Какой-то охламон из кискисных завсегдатаев, пританцовывающий посредине зала, пробормотал: «Стервятники прилетели», — но больше никто не обратил на нас внимания.

Посетив «Мелодию», Парень с холмов едва ли сумел бы написать хвалебную статью про йоркширский прогресс. Поначалу это был заурядно-современный магазин грампластинок, но благодаря терпимости Мория (живи и жить давай другим) он быстренько превратился в современно разгромленный сарай — оранжевые стены были обшарпаны, конические подставки для пепельниц похилились, их ярко-желтые бока чернели пятнами от загашенных сигарет, а большинство пепельниц посетители просто поразбивали; витрины с пластинками, подвешенные на тросах, перекосились и грозили обвалиться кому-нибудь на голову, так что пришлось подставить под них старые ящики, а стекло одной из витрин рассекала угловато-извилистая трещина.

Девицы в клетчатых брюках роились у кабинок с проигрывателями и, заходя внутрь, оставляли двери небрежно открытыми, так что зал гудел какофонией совершенно несовместимых мелодий. Парень лет шестнадцати в короткой кожаной куртке с молнией, облокотившись на прилавок, вертел в руках целлофановый футляр от пластинки, а низкорослый Морий в красных подтяжках пытался перекричать многоголосый гул:

— Вы не против?… Так-то оно так… Но вы не против?

Артур уверенно заскользил среди толпящихся посетителей, словно танцор, — да иначе-то здесь и двигаться, пожалуй, было невозможно. Он сразу же нашел приятелей — джазистов из «Рокси» — и скрылся с ними в дальнем углу. Я одиноко стоял у входа, не зная, чем бы мне заняться. Удивительное дело — Артур знал тут чуть ли не всех, а я почти никого. В Амброзии все было, разумеется, наоборот.

Услышав знакомо скрипучий голос, я оглянулся и увидел Штампа с долгоиграющей пластинкой в руках. «Эй, Морий, что-то маленькие у тебя гиганты», — в тысячный, наверно, раз вякнул он свою идиотскую шутку. Штамп вечно ошивался в «Мелодии». Морий всячески помогал страхтонскому Юношескому клубу, а Штамп изобретал и безграмотно писал для клуба разные объявления, «Эй, Морий, — зудел он, — что-то маленькие у тебя гиганты!» Я хлопнул его по плечу, так что он чуть не выронил пластинку.

— Это же черный карлик, а не гигант, — сказал я.

— Так тебя, стал'быть, не посадили? — с глумливой ухмылкой спросил Штамп.

— Да нет, решили оставить место для тебя, — ответил я. Мне было приятно, что у меня нашелся здесь хоть один приятель, пусть даже Штамп. Отвернувшись от него, я поискал глазами кого-нибудь еще, но больше ни одного знакомого не заметил.

— Послушай-ка, — сказал мне в спину Штамп, — я на твоем месте не пошел бы в понедельник на работу.

— Ясное дело, — отозвался я, — понедельник — день бездельник, только таким, как ты, на работе и место. Ну да ладно, выкладывай, чего там тебе удалось разнюхать.