В один из би-вечеров меня перехватил Дин Таксон, он был нервным и мрачным. Первое, что пришло в голову — заговор, убили президента, и нам всем придется уносить ноги. Мы зашли к нему.
— Что случилось? Глядя на тебя, можно подумать, что свергли президента, — попыталась я пошутить.
— Нет, все не так плохо, а может, еще хуже. Это как смотреть.
— Дин, не в твоих привычках плести языком. Что случилось?
— Извините, леди ВикСин. Не знаю… Не знаю, как начать. Вот… — и он вставил инфокрис с текстом. Я принялась читать, это оказалась история болезни, рассеянный склероз…
— Я попросил у Вольфа его личный архив на лучших курсантов, и среди крисов с эгофайлами оказался этот.
— Что ты хочешь сказать? — голос не слушался, я не могла нормально вздохнуть.
Вместо ответа Дин пролистнул файл…. Дарел Вольф, генерал в отставке, ректор двенадцатого училища…
У меня все поплыло перед глазами… Это не опухоль, которую можно вырезать, не проблемы с сердцем или сосудами, которые можно подлатать. Не с каким-то органом, который можно заменить, на худой конец. Да, все сейчас лечится, и это тоже. Но такое лечение могли себе позволить очень немногие, это все равно, что полностью омолодить себя. Очень долго и очень дорого.
Мне вспомнилось, что Дарел стал подволакивать ногу, объясняя это старой травмой. Дата диагноза — чуть больше года назад.
— Сволочь, засранец, тварь, — застонала я. — Годы — это не только потери, но и уроки… «Научился ценить подарки Судьбы»… Тварь, знал, что скоро сдохнет, и решил напоследок сделать девочке приятное…
Дин в ужасе смотрел на меня. Я не удержалась и завыла, обхватив голову руками. Выпустив боль, я посмотрела на Дина.
— Я найду деньги. Но как уговорить его лечиться? — спросила я спокойным деловым тоном. Дин замотал головой, приходя в себя.
— Ваши перепады… — промямлил он. — Я думаю, если вы объясните ему, насколько он для вас дорог, пригрозите… он послушает.
— Пригрозить чем? Помереть вместе с ним? Он не поверит.
— Нет, внушить, что он вам жизнь поломает.
— А ведь поломает, — сказала я грустно. — Я не хочу его терять. Только не это. Ведь это будет ужасно глупо.
— Только вот пассаж о глупости его не проймет, даже я не понимаю, почему это будет глупо.
— Потому что бессмысленно! Этого же можно избежать, реально можно. Без каких-то сверхнапряжений.
— Вы уговорите его, леди ВикСин, вы и мертвого уговорите, — заверил меня Дин.
— Надеюсь, ты прав, потому что иначе я его возненавижу. И убью. Любила — убила.
— Мрачные у вас шутки.
— Это не шутки, Дин. Увы, не шутки.
Я развернула тихую, но активную деятельность. Слетала к брату, там, подальше от Вольфа, узнала, где и за сколько такое лечат. Самые подходящие клиники были на Тропезе и Синто, но на Синто получалось бешено дорого, потому что Вольф не гражданин и не служил по контракту у нас. Значит, Тропез. У меня была треть нужной суммы, учитывая, что я не успела вернуть брату деньги, как собиралась. Где брать остальное? Спрошу отца, не даст, так, может, что-то посоветует.
— Ты с ума сошла! Да что у тебя каждый месяц происходит? Ты ходячее несчастье. — Кричит, значит, все будет хорошо. — А ты знаешь, что твой ректор выпытывал у меня ненароком, сколько стоит инорожденный ребенок и как у нас относятся к детям, у которых родители иностранцы? С чего бы ему понадобилось такое знать?
— Не знаю.
— Решай, что ты хочешь: Вольфа или ребенка от него!
— Отец, но он же переболел омега-вирусом…
— Те, кто служил в ЕвСе, сдавали генматериал, и он свой сохранил. Если я все правильно понял, то он сейчас хранится где-то на Тропезе.
— Откуда ты все знаешь?
— Оттуда, что я думаю головой, а не… Или Вольф, или его ребенок!
— И то и другое, — твердо сказала я. Отец уставился на меня.
— Ребенок может подождать, — поспешила я успокоить его. — Папа, ну пожалуйста, у меня ведь есть треть суммы, на первый цикл лечения хватит. Я же не знаю, какие у нас перспективы, может, это и не такая уж и большая сумма?
— Треть — это год работы, твоей и Ронана.
— Семья ведь получила вознаграждение по персональному контракту? — я не собиралась требовать эти деньги, но придется.
— Получила стандартную сумму, то есть еще четверть у тебя есть, а где возьмешь недостающую половину?
— Папа, но ведь если он будет умирать долго и мучительно у меня на глазах… — попыталась я зайти с другого бока.
— Не будет, — перебил меня отец. — Скорее голову себе снесет при первых симптомах.
— Первые симптомы уже есть. Если его не будет — мне будет плохо. Очень плохо, — твердо сказала я. — Он имеет очень сильное положительное влияние на меня.
Отец зло зыркнул.
— Скажи уж — влюбилась в него, а то выдаешь тут околонаучные фразы.
— Влюбленность разная бывает. Вольф помогает мне сохранять спокойствие, настраивает на позитивный лад. Он действительно очень много для меня значит и много для меня делает.
Отец задумался. Я была спокойна: если бы он категорически не хотел мне помогать, то не кричал бы, а спокойно сказал об этом и прекратил разговор.
— Клиника где?
— На Тропезе.
Опять задумался.
— Иди, я посмотрю, что можно сделать. А он вообще как, быстро согласился?
— Я еще не говорила с ним.
Отец фыркнул.
— Иди.
Первый, кого я встретила в учебке, был Дин с подбитым глазом.
— Он догадался. Вспомнил, куда дел инфокрис, — шепнул он мне, проходя мимо.
Да… Задача усложняется, мягко говоря. Я решила, что не буду первая заводить разговор, и отправилась к имитаторам, давно пора проверить, чему научились курсанты. Би-ночью, уставшая и опустошенная, мечтая лишь о подушке, я добрела до своей комнаты. Вольф буквально оттащил меня от двери и впихнул к себе.
— Что ты задумала?
Я молча побрела к кровати.
— Что ты задумала?!
Я упала, не раздеваясь, и стянула сапоги
— Что, Дарел, лучшая защита — это нападение, да? — начала я уставшим голосом. — Ты думаешь, я что-то задумаю для тебя, непорядочного сукиного сына?
Он смутился.
— В чем ты меня обвиняешь? — спросил он с вызовом.
— В том, что стал единственным, стал всем для меня. Понимаешь, всем! Зная, что отнимешь! Что только я поверю в счастье — ты уйдешь! — прокричала я в слезах и разрыдалась в подушку. Хлопнула дверь, он ушел.
Кажется, этот раунд я проиграла. Выплакавшись, я уснула.
На следующий день отец сообщил, что сможет все устроить. Я ни секунды в этом не сомневалась. Вольф был в учебке, но мы не увиделись даже мельком. На следующий день все повторилось. К вечеру я уже была в бешенстве; подкараулив его ночью у двери, ворвалась следом в комнату. Он был готов опять скандалить.
— Вот что, — спокойно сказала я, — у тебя есть выбор. Или ты лечишься, и мы делаем сына, или подыхай как пес, зная что испоганил мне жизнь.
— На какие деньги? И какого сына?
— На Тропезе что хранится?
— Шпионы, — и добавил ругательство.
— А деньги есть! Иначе не предлагала бы.
Он помолчал, глядя в пол.
— Я не смогу вернуть, — зло выкрикнул он. — Я не смогу вернуть этот долг!
— Вот как? Ты слишком горд, чтобы принять подарок от любящей женщины. Жаль, что ты также слишком бессовестен, чтобы понять, что будет значить для меня твоя смерть.
— Да что? Поплачешь и утешишься, тебе девятнадцать лет!
Я со всей силы влепила ему пощечину и ушла.
Оказавшись у себя, я опять расплакалась. О, Судьба, ну почему не может долго все быть хорошо, почему все проходит и за все надо платить? Сквозь слезы услышала, как открылась моя дверь, доступ ректора ко всем помещениям, будь он неладен.
Дарел подошел к изголовью и встал на колени.
— Ну зачем я тебе, старый, больной?
Я молчала.
— Прошу, сделай ребенка, если получится, — продолжил он. Зря он об этом заговорил.
— Я не хочу ребенка от тупого эгоистичного гада, который его даже не увидит никогда, — закричала я в бешенстве. — Убирайся, не хочу тебя видеть! Ненавижу! Ненавижу тебя! Чтоб ты сдох! И поскорее!