То было чувство стопроцентной обреченности. Чувство близкого конца.

Его бросало то в жар, то в холод. Тело знобило и лихорадило, но Джон старался не выказывать недомогания. Он не тешил себя надеждами, что все пройдет. Нет, он почему-то твердо знал: моряк по имени Саймон (скорее всего, тот негр на пляже сегодня — именно он) передал через укус свою болезнь. Некий вирус, вызывающий то ли бешенство, то ли чуму, то ли все вместе. Вирус, который способен оживить даже труп, вирус, против которого нет вакцины.

Джон умирал и осознавал это. Конечно, после того как он окончательно заболеет, он будет еще жив, но разве живым он назвал бы того мужчину, ночью вышедшего на пляж? Разве жизнью отдавало во взгляде матроса Саймона? Разве живыми были те люди, рвавшие друг друга зубами и, кажется, даже не испытывавшие при этом боли? Нет, они все мертвы. Не важно, что их физиология еще работает, не важно, что они по-прежнему двигаются, издают звуки, ищут себе пищу. Неважно всё это.

Я умираю, черт возьми. Джон понимал это так же ясно, как и то, что вокруг бушует гроза. Но почему-то в его сердце почти не было сожаления или печали. То ли он успел натерпеться ужасов и попросту устал от всего на свете, то ли таким образом показывала себя болезнь. Но он был почти спокоен, если не считать тлеющей обиды и сокрытой пока ярости. Они лишили меня оружия. И возможности уберечься от мертвеца…

С момента укуса перед глазами плавали разноцветные круги, разные по размеру, но очень навязчивые. Иногда Джон даже взмахивал рукой, неосознанно пытаясь «прогнать» надоедливые пятна и окружности. Джон чувствовал, что его тело горит, будто при высокой температуре. Рана на ноге, что удивительно, вообще никак себя не проявляла и даже не мешала передвигаться. Джон не хромал, хотя по логике вещей непременно должен хромать.

Гром, дождевые потоки, молнии — все это отвлекало Джона от собственных ощущений. Он не успевал как следует разозлиться на парней из-за оружия, не успевал погрузиться в лихорадочный бред, который при высокой температуре просто обязателен. Все еще преследующие его видения мелькали перед внутренним взором, крутились в беспорядочной метели воспоминаний, переживаний, обрывков мыслей, слов и снов. Джон полагал, что именно это и называется «прожить заново всю свою жизнь перед тем, как умереть». И он полностью отдавался этим галлюцинациям и видениям, не противясь ничуть.

— Вы в порядке? — обеспокоено смотрела на собеседника девушка. — Вам плохо?

— Нет, нет, мне даже хорошо, — попытался улыбнуться Джон.

— Выглядите, будто у вас жар, — не поверила ему Марина. — Дайте-ка, я потрогаю ваш лоб

— Нет! — Джон резко одернул руку девушки от себя. Мгновенная вспышка ярости заложила уши пробками, а глаза увлажнились. Но капитан быстро пришел в себя. — Простите, я не хотел напугать. Я в порядке, правда.

Девушка по-прежнему не верила, но больше не пыталась дотронуться до мужчины.

Мне даже хорошо… Джон погрузился в раздумья. Что такое смерть? Ничто. Смерть — это ничто. Она приходит тихо и незаметно, берет тебя в свои руки и уходит. Куда — неизвестно, но уходит она вместе с тобой на руках, и нет тебе больше обратной дороги. Тебя самого больше нет. А ведь это так приятно — не существовать. Чем это хуже существования? Боль, страхи, переживания, проблемы — вот что сопутствует жизни. А смерти сопутствует лишь полное, тотальное ничто, абсолютное забвение, растворение, исчезновение в никуда. Не так уж и плохо — умереть. Лучше, чем жить и мучаться, скажем, будучи инвалидом. И уж точно лучше жизни, в которой для тебя не осталось ничего родного, близкого, как у людей, в один день утративших всех своих родных. Смерти бояться — значит бояться жить. Конечно, смерть не стоит искать лишь потому, что ты храбрец со стальными яйцами, и тебе все нипочем. Она сама найдет тебя, когда посчитает нужным.

Джон сидел, глядел на трепещущую под дождем траву и улыбался. Он старался представить себе, что может быть после смерти, но никак не мог это сделать, и потому забавлялся. Ведь после смерти нет ничего совершенно: ни рая, ни ада, ни второй жизни, ничего. А значит, и представить что-то не получится. Капитан подумал, что умереть вот так вот, зная, что очень скоро тебя не будет, гораздо приятнее и лучше, чем помереть от внезапного инсульта или инфаркта в старости. Идешь ты себе спокойно по улице, и вдруг — бац! И нет тебя. Хотя нет, не так.

Джон мысленно нарисовал картину теплой, уютной гостиной. На окнах висят тяжелые шторы, плотно закрывающие вьюгу, что воет снаружи. Снег летает в темноте, носимый ветром, но он тебе не страшен. Ты дома, в своей милой и родной гостиной, сидишь в глубоком мягком кресле с пледом на коленях, ноги твои в пушистых тапочках покоятся на пуфике. Чуть в стороне потрескивают в камине сосновые поленья, огонь гудит жаром, устремляется в трубу. Перед тобой на стенах развешаны фотографии родственников: любимой жены, с которой ты прожил много счастливых лет и все еще помнишь ее молоденькой, сексуальной девочкой с упругими формами, так умело занимающейся сексом; рядом с фотографией жены висят снимки твоих детей, сына и дочери. Сын стал выдающимся юристом и уже занимает пост вице-президента крупной компании, у него недавно появился ребенок — тоже сын, а жена его так сильно напоминает твою собственную, так красива и мила, что ты иногда путаешь их, жену и невестку. А вот и фотография дочки. Она пошла в тебя, но, надо признать, гораздо симпатичнее, чем ты. Она настоящая красавица, королева школьного выпускного бала и очень умна. Она уже поступила в колледж, но так и не нашла себе парня. И это хорошо, пускай конфетка останется неразвернутой подольше.

Ты переводишь взгляд с фотографий на любимого пса, спящего между тобой и камином. Верная псина уже не первый год сопровождает тебя на охоте, приносит по утрам почту и так нежно ласкается, стараясь облизать тебя мокрым языком, что ты постоянно смеешься при этом.

А по телевизору сейчас начнется отличный фильм. Ты видел его уже не раз, но фильм действительно отличный, так что тебе ничуть не противно смотреть его вновь и вновь. Он напоминает о былых годах, о событиях давно минувших дней, и все эти события, ситуации и происшествия приятны, теплы и веселы. Вот, сейчас пройдет рекламный ролик, затем милая девушка расскажет о погоде на завтрашний день, и на основании прогноза ты решишь, стоит ли завтра заводить машину и ехать в гости к сыну, чтобы побыть с внуком, или лучше переждать непогоду. Завтра, к тому же, обещала навестить дочка — в том случае, если погода не позволит ехать в соседний город. Ведь дочь сейчас близко, на другом конце квартала, отмечает день рождения своей лучшей подруги.

Рядом с креслом стоит небольшой столик из стекла и дуба. Ты протягиваешь руку и берешь кружку горячего кофе, крепкого и сладкого, со сливками — то что ты любишь. Ты делаешь глоток, теплая жидкость попадает внутрь, и оттого еще приятнее, еще душевнее становится. Бормочет реклама, воет за окном вьюга, а ты наслаждаешься моментом. Ставишь кружку на столик, достаешь из лежащей там же пачки сигарету, раскуриваешь. Голубой дымок поднимается к потолку, медленно расползается по гостиной, а ты разгоняешь его струйкой дыма серого — с удовольствием выдыхаешь аромат, расслабляешься еще больше. Пес дернул ухом, проворчал что-то во сне; наверное, ему приснилось нечто хорошее.

Скоро вернется любимая жена. Она сейчас на вечерних курсах по вязанию. Хочет научиться на старость лет вязать свитера, что ж, пускай. Ты никогда ни в чем не отказывал ей, и потому она любит тебя до сих пор. А ты любишь ее, любишь глубокой и полновесной любовью, точно такой же, как и много лет назад, когда украдкой целовались вы за амбаром.

Реклама кончилась. Начался один из любимых тобой фильмов. Ты предвкушаешь приятный просмотр, и тут вспоминаешь, что на кухне есть приготовленные женой круассаны с джемом. Что может быть лучше, чем посмотреть хороший фильм и пожевать чего-нибудь вкусненького? Ты кладешь сигарету на край пепельницы, делаешь глоток кофе и встаешь. Пес опять проворчал что-то во сне, но не услышал, как ты поднялся. В мягкий тапочках по ворсистому ковру ты направляешься на кухню. Сначала проходишь в коридор, соединяющий все комнаты на первом этаже, где на стенах висят красивые бра, а в одном из углов стоит подаренный сыном декоративный напольный светильник в образе уличного фонаря, но гораздо красивее. Ты идешь по коридору, предвкушая круассаны, фильм, кофе, сигарету, вернувшуюся с вечерних курсов жену, приехавшую в гости дочку, дурачество с внуком, как вдруг…