Смутные воспоминания — вот всё, что было вначале. Воспоминания непонятно о чем, но с каждой секундой набирающие стремительную мощь. Да, именно мощь. Где-то в груди, в самом ее центре рождались мысли и эмоции, перетекающие затем в мозг и тот орган, что несет ответственность за душу — сердце. Это напоминало фонтан, поначалу еле-еле живой, тоненьким водяным грибком струящийся из сопла трубы, но готовый вот-вот взорваться истинно восхитительным зрелищем водяного представления.

Сознание возвращалось из глубин бессознательного. Оно поднималось медленно, будто нечто липкое удерживало там, под толщей холодной воды. Всё тело постепенно оживало от ступора, в которое загнано было шоком. Мозг жаждал кислорода.

Холод. Упругий холод, казалось, вползал внутрь тела сквозь рот и нос, сквозь уши и глаза. Странные, вызывающие панику звуки достигали барабанных перепонок, звуки менее привычные, чем любые другие. Звуки, отражающие пение грозной стихии. Что это?

Холод пробрался за шиворот, в обувь, в душу. Холод давил сверху и снизу, давил с боков, отовсюду. Он был сильнее, он тут царствовал.

Внезапно зажгло легкие. Зажгло неистовым пламенем, изнутри. Разум агонизировал уже давно, но осознание того пришло лишь сейчас. Несколько конвульсивных движений в объятиях холода окончательно реанимировали окоченевшие мышцы, руки вспорхнули, загребая бушующую стихию. Пульсирующая мысль заставила инстинкты вывернуться наизнанку, но определить верное направление движения.

Подъем. Здесь, в темноте невозможно определить, где верх, а где низ. Но от этого зависит жизнь. Значит — подъем. Руки еще несколько раз с силой взмахнули, отталкиваясь от холода. Кажется, вот-вот должно прийти облегчение, вот-вот горящие легкие смогут впустить в себя живительный воздух, вот-вот так необходимый мозгу кислород потечет по венам. Еще совсем немного, полсекунды…

Темнота и холод. Верещащие, обостренные до предела чувства. Паникующие инстинкты. Агонизирующее сознание. На этом фоне незаметной осталась прокатившаяся по заднему плану бытия мысль: «Что произошло?» Ни один нейрон не пытался сейчас ответить на этот вопрос, ни одна клетка не была занята вышеназванной проблемой. Ведь главная и единственная сейчас проблема — достигнуть верха.

Поверхности.

Вокруг вода. Океан. Эта мысль пришла следом, но пользы с собой не принесла. Разве что страх, до этого дремавший где-то в коленных суставах. Уже через мгновение страх оказался неуправляемым, не поддающимся контролю, и от того стало еще страшнее. Стало жутко. Захотелось закричать, но здесь, во мраке холодной воды кричать невозможно. Однако изо рта вырвалось нечто, заменяющее крик — несколько крупных пузырей бедного кислородом воздуха. Выдох.

До поверхности осталось совсем немного. Иначе — смерть.

Органы дыхания заливались плавленым железом. Бешено вращающиеся в глазницах красные глаза смотрели в пустоту и не видели света, ни единого луча или отражения того луча. Закрытые в черепе органы равновесия не в состоянии были дать ответ на вопрос, где же, черт возьми, поверхность бушующего океана. Потому пришлось довериться интуиции и загребать воду в ту сторону, куда сейчас направлена голова. Мышцы работали на пределе, буквально пели, готовые порваться в следующий миг. Жажда кислорода, приравненная сейчас к жажде жизни, гнала тело вперед, вперед, вперед. Ведь сейчас агонизирующий мозг даст губительную, самоубийственную команду на вдох. И в легкие, расплавленные горящим железом, вольется холод. А дальше — смерть.

Еще один сильный толчок. Руки разошлись в стороны, ноги — сошлись. Плыть в бушующей стихии невероятно трудно, но иного выбора нет. Новый толчок, тугая вода ушла назад, отброшенная руками и ногами. И вновь — толчок.

Вдруг почти незаметно окружающая среда изменилась. Сознание еще не успело зацепиться на этом, не успело зарегистрировать это изменение, но тело знало, как поступить. С хрипом и свистом в раскрытый рот мимо побелевших губ плотной струей понесся воздушный поток. Едва иссякнув за мгновение, он ринулся в обратную сторону, вызвав собою нечеловеческий крик. Затем — новый вдох. Поверхность.

Глаза едва ли угадывали что-то вокруг. Призрачные волны, высокие, пугающие, бесновались повсюду, не давая заглянуть за себя. Брызги били по лицу, сверху то и дело раздавался страшный рокот. Наверное, рокот был громом. Мощный ливень лил сразу со всех сторон, так что неясно становилось, где же, черт возьми, заканчивается океан и начинается атмосфера.

Сил грести не осталось. Все силы ушли на подъем с глубины, потому сейчас не имелось ни малейшего представления, что делать дальше и как спасаться. Да и куда грести здесь, в хаосе, в кошмарном буйстве штормового океана?

Открытый океан. До ближайшей суши, наверное, тысяча миль.

Обреченность захотела вторгнуться в душу. Но там уже сидела лютая жажда жизни. Вторая оказалась сильнее, потому руки заработали, разгоняя воду. Главное — грести. Чтоб вновь не уйти под чудовищные волны. Главное — грести, чтобы остаться на плаву, на поверхности. Главное — отыскать что-то, за что, можно зацепиться.

Главное — выжить во что бы то ни стало.

С этой мыслью разум начал проигрышную борьбу со стихией.

Стас открыл глаза. Первое, что он увидел — это крупный песок желтого, будто пшенная крупа, цвета. Песок просматривался вдаль метра на два, такова была нынешняя линия горизонта. В голове царило полное затишье, никаких мыслей. Даже странно. Тогда Стас решил подняться, но тут же со стоном рухнул обратно. Теперь в голове катались огромные чугунные шары, сминающие под собою нежную ткань головного мозга. Состояние самочувствия Стас определил как крайне плохое.

Он полежал пару минут с закрытыми глазами, отходя от неудачной попытки подняться. Мыслей все еще не было в голове, лишь неясные их обрывки, сами по себе не несущие ничего стоящего. До слуха доносился успокаивающий равномерный звук морского прибоя, спину и затылок грели теплые лучи солнца. Набравшись сил, Стас решил повторить попытку.

С невероятным, почти нечеловеческим усилием он поднялся на руках, исторгнув не то стон, не то хрип. Сел, морщась от болей в суставах и — прежде всего — в голове. Перед глазами поплыли разноцветные круги, шум прибоя смазался, превратившись в шум помех, какой можно услышать из динамиков ненастроенного радиоприемника. Пришлось подождать, пока состояние более или менее нормализуется.

Затем, когда круги перед глазами прояснились, Стас огляделся. Перед ним вдаль уходила широкая полоса пляжа, слепяще-желтого, отличного пляжа. Справа умиротворенно ворчал прибоем океан, цвет которого трудно определить: что-то зеленое, голубое, сиреневое, ультрамариновое. Над океаном стояло солнце, еще не забравшееся в высшую точку своего дневного путешествия, но уже палящее отменно. А слева метрах в ста от кромки берега Стас увидал сочные заросли невиданных доселе деревьев, настоящий лес, растущий из песка без какого-то перехода, без буферной зоны между ним и берегом, если не считать одиноко стоящие, растущие то там, то тут пальмы с развесистыми листьями на макушке. Далеко вдали над лесом возвышались горные пики, пытающиеся спрятаться в легкой дымке.

Стас понял, что выжил. Осознание этого факта приободрило его, боли ослабли и отступили назад, стало сравнительно легче. Решив оставить осмотр окружающей обстановки на потом, Стас взялся рассматривать себя в поисках каких-то ранений. Прежде всего, он скинул остатки белой футболки, теперь выглядевшей жалкими лохмотьями. Руки и грудь оказались оцарапаны, нашлось место паре жирных синяков. Легкие летние брюки, некогда белого, а теперь серо-желтого от песка цвета лишились одной штанины, оголенная нога так же была исцарапана. Обувь осталась целой: пара новеньких кедов выглядела идеально.