— Что это с тобой? — удивленно воззрился майор на косметически безупречное девичье лицо. — Маскировка? — нервно и неудачно пошутил Кудрявцев и мимо Сони прошел в комнату. — Ну и жара, на улице с меня семь потов согнало.

— Прими ванну, — отрешенно посоветовала Соня, и, спохватившись, что обратилась на «ты», поправилась: — Дядя Юра, примите ванну.

— Мне надо с тобой серьезно поговорить. — Юрий Витальевич устроился на стуле, но усидеть не смог и нервно заходил по комнате.

— Я оказался на крючке у Службы внутреннего надзора. Представляешь, еду по своим делам и вдруг замечаю хвост. Хорошо, что я три года назад в ведомственном летнем лагере на День Родителя появился. Так, по правилам мы этих «внутренних» ребят в лицо не должны знать, но на Дне Родителя я всех запомнил. Про запас. Вот когда пригодилось.

— Я не очень понимаю, дядя Юра, чем это грозит?

— Это значит, что против меня начата разработка уголовного дела. Не буду уж объяснять, каким образом и сколько мне это стоило, но я — все текущие дела по боку — проверил, откуда дым. Оказывается, против меня возбуждено дело в убийстве ТВОЕГО ОТЦА, Семена Моесеевича. Ты скажешь — бред? Я тоже понимаю, что это бред сивой кобылы. Но приметы убийц размыты, и мой московский враг решил воспользоваться ситуацией.

— Но ведь я — свидетель?

— Именно такой свидетель подлецу Горяинову и не нужен. Может быть, он видит тебя соучастницей, может, потребует психиатрическую экспертизу, постарается выставить тебя невменяемой. Но по сути ты ему не нужна, ему нужен я! Жирный карась, гордость Управления, оказавшийся «оборотнем».

— Насколько я понимаю, это еще надо доказать?

— Скорее всего, обломается он что-нибудь доказывать. Хотя, в нашей системе хватит и такого пятна, чтоб турнуть меня под зад коленом, а комиссию наградить за бдительность. Дело в другом — против меня начата разработка, а значит, я под микроскопом. Слежка, прослушка, — Юрий Витальевич сорвал с шеи и швырнул в угол сиреневый шнурок с мобилой, приборчик предсмертно крякнул о паркет, — опрос знакомых… Очень не вовремя.

— Значит, нам лучше больше не встречаться?

— И не в этом дело, Сонечка, все гораздо круче. Ведь я знаю настоящую причину смерти твоего отца. Ведь он не только моим стукачом был, мы с ним на пару дела прокручивали. — Майор сунул в зубы сигариллу.

— Я подозревала, — бесцветно сообщила Соня.

— Было бы нелепо не догадываться. Это была разработанная нами вдвоем операция, мы с твоим отцом год назад решили добраться до золота Акелы, только все пошло наперекосяк. В секту несли всякое, не только золотишко, которое Акела прижимисто не выпускал из рук. Приносили и фарфор, и иконы, все это сбывалось через антикварные магазины. И, чтобы там не обманули, Акела пригласил за скромную мзду консультанта — твоего батюшку. Это была непоправимая ошибка Акелы, поскольку Семен Моисеевич смекнул, что через его руки проходит лишь ручеек от полноводной реки, просчитал объемы оседающего в Храме золота, и под ногтями от жадности завелись загребущие гоблины.

Соня слушала с каменным лицом, только пальцы теребили пуговицу халата.

— Сам бы твой папа не справился, и позвал меня. Я по своим каналам проведал, что ближайший помощник руководителя Храма Голубя метит на место своего шефа, и потихоньку загодя начал копить убойный компромат на этого клоуна. Затем нам был нужен реальный отморозок. Я надыбал контакт с недавно освободившимся Пиночетом и перебросил концы твоему папе. Семен Моесеевич предложил Пиночету необременительную и щедро оплачиваемую работу — где долги выбить, где богатую хату бомбануть, за сбыт краденого отвечал опять же твой папа. Так он приручал Пиночета. Между делом твой папа дал Пиночету наколку на большой Акеловский куш, расчет прост — к кому отморозок потащит сбывать хапнутые бирюльки, как не к Семену Моесеевичу, а на квартире окажусь я с табельным оружием; Пиночет в розыске, и его смерть легла бы в пределы допустимой самообороны. Чтобы ускорить процесс, мы зажгли у Пиночета под ногами землю — распустили нехороший слушок, по которому Пиночет оказался кругом виновен перед очень серьезными людьми. Теперь он был просто обязан вломиться к Акеле с обрезом и выпытать, где зарыто золото. Если бы отморозок перестарался, золото нам бы добровольно в плату за молчание пожертвовал помощник не выдержавшего пыток Акелы. Но Пиночет начал свою игру. — Майор жадно дохлебал из горлышка остававшееся в бутылке молоко. — Вот так, девочка моя, обстоят дела на самом деле.

— И что дальше? — прошептали побелевшие губы Сони.

— Я не виновен в гибели твоего отца, он сам знал, что затевает опасную игру! Теперь же его доля по наследству переходит к тебе.

— Эту долю еще следует взять! — отведя глаза к окну, визгливо произнесла Соня.

— Пожалуйста, без истерик. Где золото, из живых знает только наш Сергей Ожогов. И он явится ко мне вот за этим!!! — Майор торжественно положил на стол рядом с пустой бутылкой оловянный крестик. — Правда, привести ко мне Пепла сможешь только ты. Я — под микроскопом. Чтобы оборвать концы, мне пришлось лечь на дно. У меня есть старая и кое-чем мне обязанная приятельница, врач-онколог. Она диагностировала у меня рак предстательной железы в неизлечимой стадии, и в свидетельских показаниях покажет, что не смогла отговорить меня от обращения к знахарям. Для всего Управления сейчас я мечусь по адресам шарлатанов с последней страницы «Экстра-Балта». У двух я для близиру побывал с утра, а далее оторвался от хвоста. Как выйти на Пепла, чтобы ты его привела на эту квартиру, нам с тобой нужно очень серьезно подумать.

— Мне сюда уже звонили по телефону, якобы не туда попали, — промямлила заламывающая руки Соня.

— Это нормально, это мои люди звонили, — отмахнулся майор. — Не о том рассуждаешь. Давай вспомним, что ты такого знаешь о Сергее Ожогове, чего нет в досье?

— Дядя Юра, не обижайтесь, пожалуйста, но примите сначала ванну.

— Черт… — Майор принюхался к своим подмышкам. — Извини. Нервы есть у всех. — Нашел в шкафу брюки прежнего жильца. — Надеюсь, влезу как-нибудь, — и вышел из комнаты.

— Там нет защелки, задвиньте на свернутую бумажку, — думая о чем-то другом, аукнула в спину Кудрявцева Соня.

Прислушиваясь к журчанию воды из крана, Соня неторопливо сходила на кухню, взяла веник и совок, затем подмела пластиковые крошки почившего мобильника.

— Мир антикваров — замкнутый мир, герметичный, — доносился сквозь плеск воды возбужденный голос из ванной. На майора напал нервный говорун, ему уже пофиг было о чем вещать. — Аукционы проводятся для дилеров-перекупщиков. Какие уж тут страсти, надо рассчитать свою маржу, и по домам… У коллекционеров старой закалки денег нет, сейчас на рынке в спросе помпезное барахло «чтоб смотрелось богато»…

Сиреневый шнурок змейкой обвил молочную бутылку в мусорном ведре. Решившись, Соня сняла халатик, сбросила трусики и бюстгальтер, посмотрела в зеркало с внутренней стороны дверцы шкафа и осталась довольна. Надела халатик на голое тело и застегнулась наглухо. Из шкафа же, с верхней полки, взяла электрическую бритву «UES-120» с крученным гармошкой черным шнуром.

Дверь ванной она открыла без стука. Устроившийся по бедра в воде Юрий Витальевич пытался мочалкой потереть спину.

— Ты чего, опять? — испуганно и стыдливо Кудрявцев закрыл мочалкой причинное место.

— Дядя Юра, я вам бритву принесла. — Соня смотрела мимо. Равнодушно воткнула вилку в розетку, а затем вдруг решительно рванула полы халата. Пуговицы поотскакивали блохами. Розовые соски затрепетали перед носом открывшего рот от изумления майора.

И тут включенная электробритва бомбочкой плюхнулась в воду. Сначала вспыхнуло, и в свете бледно-голубой вспышки голый майор неестественно дернул головой и гулко стукнулся затылком о ванную. Затем погас электрический свет — пробки не выдержали.

— Дядя Юра, вы живы?! — испуганно спросила Соня.

Молчание. Но молчания дочери антиквара было мало. В абсолютной темноте она склонилась над ванной, нащупала лицо Кудрявцева и затолкнула поглубже под воду. Пузырей не было, но дочь антиквара для надежности не отпускала голову мертвеца минуты три.