— Можешь дальше не продолжать. Эти ничего никому не возвращают.

— Я тоже слыхал эту шутку, но шутка, сказанная дважды, вдвое глупее. Знаешь, барон, я тут зашел пообедать в китайское кафе и наблюдал такую сцену. Один из клиентов повесил в гардеробе кепку. А после еды требует, чтоб ему подали. И низенькая гардеробщица — китайка — никак не может дотянуться до крючка. Ведь прибивали крючок русские работяги — на свой рост.

— В твоей притче гардеробщица — это ромалы? Если так, разреши мне снять повязку с глаз, нам больше нечего делить. — О, как жалел барон, что ножны с верным стальным жалом лежат в следующей комнате!

— Тогда бы я к тебе не пришел.

Вдруг раздался скрипучий голос старухи:

— Отдай ему, Михаил, что должен.

Барон не мог понять, зачем она вынырнула из старческих грез, может, сейчас ствол пистолета нацелен ему в переносицу? Грохнет выстрел, точнее, два — пришелец убьет его и старуху. А далее обшарит дом в поисках того, за чем пришел и что принадлежит ему по праву.

— Ты пришел за своей долей выигрыша на «джелем»?

— Не важно, что я имел ввиду, рассказывая про китайку, важно, как ты истолковал услышанное.

— У меня сейчас нет на руках полмиллиона зелени. Возьми часть товаром, — процедил барон и сразу же захотел откусить себе язык. Он выдал себя словом «часть».

— Мы не в Колумбии, — криво усмехнулся Сергей.

— Ладно. Твоя взяла. Отведи меня в следующую комнату, там есть подпол. Там ты свое и получишь.

— Я уже осмотрел твое хозяйство, — опять хмыкнул гость. — И, если ты не возражаешь, возьму себе это.

Дождь терся об окно, как кошка о колено. Но даже сквозь шум дождевых капель Михай Бронко расслышал, что гость подвинул грязные стаканы и водрузил на стол какой-то предмет.

— Барон, ты можешь снять повязку.

Когда Бронко проморгался, он увидел перед Сергеем на столе знакомый дипломат.

— Гадже! — заскрипел зубами барон.

— Он не гадже, — вдруг опять очнулась старуха. — Я знала старую Раду, и она про Пепла рассказывала, как он много лет назад выпустил коней из горящей конюшни.

А Пепел не спеша открыл дипломат. Барон прекрасно знал, что внутри. Триста тысяч президентов и лимонка, которой курьер должен был в случае чего…

— Курьер жив?

— Отдыхает в кустах у речки со сломанной ногой. Если бы не дождь, ваши парни его бы уже нашли и сгоряча отправились бы меня преследовать на городскую трассу. Ну, а теперь к сломанной ноге он прибавит насморк.

— Зачем тебе триста тысяч сразу и так? Я ведь должен тебе полмиллиона. Давай забудем о ноге курьера. Каждый месяц я буду отдавать тебе по сто тысяч. Шесть месяцев — с процентами.

— Потому что сто долларов — это всего сто долларов, вот зачем. И, уважаемый Михай, я знаю, что ты на выдумки мастак. Ты можешь заявить своим партнерам, типа если курьер не дошел с дипломатом до твоего дома, то и триста тысяч остается за ними, а они могут, мол, сами найти своего обидчика, который известен — Пепел. Прошу тебя, не делай этого, вспомни невысокую китайку. — Сергей закрыл дипломат и поднялся на ноги.

— Ты просто дьявол, будь по-твоему! Только остальные двести тысяч с долга списываются!

— Тебе на чай двести тысяч, а мне чемодан и лимонку, чтоб не очень твои горячие хлопцы мой след торопились искать.

И тогда барон снова сменил пластинку:

— Все-таки широкая душа у тебя, Пепел. Запомни, все, что я говорил в начале разговора, остается в силе. Теперь в моем доме и в моем таборе всегда тебя будет ждать лучшая еда, лучшая постель и самое сладкое вино!

Сергей пошел к выходу, не пряча пистолет. На пороге задержался:

— В той же китайской тошниловке мне подали пепельницу со следами женской губной помады. Делай выводы. — И тихо притворил за собой дверь.

— Что мне делать, мама? — Барон вытащил из шкафчика литровую бутылку «Смирновки», сковырнул горлышко и махом ополовинил, только несколько капель стекли по подбородку.

Старуха затянулась и зашамкала:

— Жил когда-то богатый табор, и вдруг отвернулось от цыган счастье, кибитки стали что ни день, то ломаться. В городе появился новый начальник полиции, который не брал мзду. И на коней напал мор такой свирепый, что за три дня табор остался безлошадным. И тогда табор двинулся к соседнему городу просить помощи у осевших там сородичей.

С великими лишениями добрались бедолаги до соседей (которым сами в свое время сделали немало добра) и поведали о своих тяготах. Соседи же, хоть и не прогнали несчастных, на добрую встречу поскупились, а ведь явно не в бедняках ходили. В общем, подарили просителям трех коров, да старую одежку.

А на следующий день у коров начался кровавый понос, и за самое короткое время они издохли. Не хотели старейшины снова обращаться к негостеприимным соседям, но куда деться, пришлось. На этот раз соседи подарили только одну корову.

По возвращении в родной город корова взбесилась, сбежала на базаре и насмерть забодала прогуливавшегося начальника полиции. Корову зарезали, но следующий полицейский чин ромал уже не притеснял. Дела у табора стали потихоньку налаживаться. Отправились старейшины к соседям рассказать, как выручила подаренная корова. А соседи, принимая гостей, вдруг выносят в подарок мешок золотых. Старейшины в недоумении: «Почему же вы не подарили нам золото, когда мы в нем гораздо больше нуждались?» «Потому, — ответили соседи, — что тогда у вас была черная полоса и от золота не оказалось бы проку».

Впрочем, с середины рассказа Михай Бронко, добивший бутылку вторым могучим глотком, уже не слушал.

— Жучки тебя ни разу не подводили? — Пиночет, скомкав, выкинул макдональдсовский пакет из-под гамбургера.

— Бывало. Но это ничего для нас не меняет. Проверить мы все равно должны.

С каждым шагом все дальше остается за спиной памятник пострадавшему от голубей Грибоедову, все крупнее вырастает внушительная коробка Театра Юного Зрителя. Таныч Соков и Пиночет идут по серым плитам аллеи к помпезному зданию сталинской эпохи. Навстречу мамаши катят агукающие изнутри коляски, под деревьями парка носятся спущенные с поводков виляющие хвостами собаки и детвора с развязавшимися шнурками, вдоль аллеи продают шарики и пирожки, а впереди, возле ТЮЗа, взлетают, раскачиваются, крутятся-вертятся аттракционы Луна-парка. И еще сюда добавь погожий день.

Рыжая длинношерстая такса положила на пути парочки сучковатый дрын, предлагая поиграть — вы кидаете, я нахожу и приношу обратно. Пиночет еле сдержался, чтобы не пнуть рыжее диво под ребра.

— Ласка, Ласка, ко мне! — звал таксу пацаненок, но длинношерстая его не слушалась.

— Есть бесспорный факт, — говорил Соков, подозрительно рыская глазами по сторонам. — Вензель не пропускает ни одной серьезной кошачьей выставки. И на этой его тоже ждут.

— Знавал я факты и беспорнее, — пробурчал Пиночет, утирая салфеткой испачканные гамбургером пальцы и губы. — Как правило, потом они оборачивались туфтой. И приходилось лезть за стволом и добывать новые факты самому.

На прозрачный намек, заключенный в словах Пини, Таныч не отреагировал — не потому что не понял намека, а потому что привык за последние дни к скрытым и явным угрозам до полной нечувствительности.

— Если Вензеля там нет, — спокойно объяснил Соков, — возможна корректировка основного плана, — садимся за столик, — он показал на затесавшийся среди каруселей и качелей тент, который прикрывал от небесных напастей пивную для отцов семейств, — сосем «Бочкарев» и ждем до упора. До закрытия выставки. Шанс захватить Вензеля вместе с котом упускать нельзя. Потому как вот тебе еще один бесспорный факт — старому мухомору наплевать на свою жизнь, у него нет родни и близких, вместо детей и внуков у него коты. И приставь к кошачьей голове вороненое дуло, старик выложит тебе все, о чем ни спросишь. Вот единственно возможный подход к старому авторитету. Другие подходы успеха не дадут.