— И что вы собираетесь делать, губернатор?

— У меня нет выбора. Игра началась, и я должен принять в ней участие во что бы то ни стало. Телеграмму отправил мой храбрый Турр, и он считает, что еще есть надежда. Так или нет, но мне необходимо быть с ними.

— Значит, вы едете?

— Немедленно, если смогу добраться. Вот в этом, мой дорогой сэр, и заключается трудность. Именно поэтому я взял на себя смелость послать за вами.

— Что я могу для вас сделать, губернатор?

— Спасибо, дорогой капитан. Не стану тратить слов, но сразу скажу, что мне от вас нужно. Единственный путь в Милан для меня проходит через территорию Франции. Я мог бы отправиться вкруговую через Средиземное море, но это отнимет слишком много времени. Я опоздаю. Я должен проехать через Францию или не ехать совсем.

— А что мешает вам проехать через Францию?

— Луи Наполеон.

— Да, правда, мне не следовало спрашивать.

— Он меня обязательно арестует и будет держать взаперти так долго, пока моя свобода не перестанет угрожать коронованным заговорщикам. Он стал самым их доверенным помощником и шпиком. Нет во Франции ни одного полицейского, у кого в кармане не было бы моего портрета. Для меня единственный способ благополучно миновать Францию — замаскироваться. Для этого вы мне и нужны.

— Чем я могу вам помочь, мой дорогой губернатор?

— Тем, что сделаете меня своим слугой — лакеем для путешествий.

Мейнард не мог не улыбнуться, услышав это. Человек, который держал в руках судьбу целого народа, который создал двухсоттысячную армию, который заставил дрожать все троны в Европе, — этот человек будет подобострастно ожидать его, чистить его одежду, подавать шляпу и нести чемодан!

— Прежде, чем вы ответите, — продолжал экс-диктатор Венгрии, — позвольте рассказать вам все. Если нас арестуют во Франции, вам придется разделить со мной тюрьму, а если в Австрии, вас, как и меня, повесят. Теперь вы согласны?

Прошло несколько секунд, прежде чем Мейнард ответил. Хотя не мысли о петле сдерживали его. Он думал о многом другом, в том числе и о Бланш Вернон.

Если бы не воспоминание о той сцене под кедром и ее последствиях, он, может быть, колебался бы дольше, даже отказался бы от дела борьбы за свободу.

Но это воспоминание подтолкнуло его к действиям и, больше не медля, он просто сказал:

— Согласен!

Должно было пройти двадцать четыре часа, прежде чем Кошут и его спутник — вернее, капитан Мейнард со своим слугой — смогли бы выступить в опасную экспедицию.

Было совершенно необходимо получить паспорт у консульского агента Франции или в британском «Форин оффис», а для этого необходим дневной свет — иными словами, до следующего дня ничего нельзя было сделать.

Кошут раздражался из-за задержки, его новый хозяин — тоже, впервые проклинал он всю систему паспортов.

Они не думали, что эта задержка окажется для них благодеянием, возможно, именно ей они обязаны сохранением жизни!

Мейнард предпочитал получить паспорт у французского консула. Это легче и быстрее, чем в английском «Форин оффис», где царствует настоящая бюрократия. Несколько дней проходит, прежде чем Джон Буль, отправляющийся за море, сможет уговорить своего посла выдать ему клочок бумаги, необходимый для защиты!

Вначале за него должен поручиться банкир, священник или какой-нибудь другой известный в стране человек! Хозяева Джона не поощряют бродяжничество.

Французский агент гораздо доступней. Скудное жалованье заставляет его доброжелательно смотреть на оплату наличными. Именно поэтому он бывает всегда готов к услугам.

Однако Мейнарду документ достался с некоторым трудом. Возник вопрос о слуге, который должен был быть вписан в паспорт.

Лакей должен явиться сам, чтобы его точное описание было внесено в паспорт.

Так холодно и вежливо заявил французский чиновник. Его тон, казалось, говорил о бесполезности попыток его уговорить.

Хотя Мейнард знал, что к этому моменту благородный венгр уже пожертвовал своей великолепной бородой, его красивое лицо слишком известно в Лондоне, чтобы его не узнавали на улицах. Особенно опасно ему показываться в районе французского консульства, на Кинг Уильям-стрит. Его узнают либо сам агент, либо с полдесятка шпионов с глазами рыси, которые всегда слоняются поблизости.

Кошута никогда не удастся выдать за лакея!

Но Мейнард придумал способ обойти это затруднение. Выход подсказали потрепанный костюм и голодный вид француза.

— Для меня это очень неудобно, — сказал он. — Я живу в Вест-Энде, туда целых пять миль. Очень далеко, и все лишь для того, чтобы привести сюдаслугу. Я бы заплатил несколько соверенов, чтобы избавиться от этих хлопот.

— Прошу прощения, — ответил агент, сразу становясь предельно вежливым по отношению к человеку, который так спокойно расстается с несколькими соверенами. — Таковы правила, как знает мсье. Однако… если мсье…

Он помолчал, чтобы смысл этого «однако» был понят.

— Вы окажете мне большое одолжение, избавив от хлопот…

— Мсье может точно описать слугу?

— С головы до ног.

— Tres bien! Пожалуй, этого достаточно.

И без дальнейших переговоров словесное описание экс-диктатора Венгрии было занесено на листок с печатями.

Это был подробный портрет, с указанием роста, возраста, цвета волос, цвета кожи и должности, в которой находится слуга.

Судя по описанию, получился образцовый слуга.[162]

— Чрезвычайно обязан, мсье! — сказал Мейнард, принимая паспорт у агента и одновременно вкладывая ему в руку несколько сверкающих соверенов. Потом добавил: — Ваша любезность избавила меня от множества хлопот, — и побыстрее вышел из конторы, оставив француза в состоянии приятного удивления.

В тот же день хозяин и слуга были готовы к отъезду.

Чемоданы упакованы, все необходимое взято, заказаны билеты на ночной почтовый пароход из Дувра в Кале.

Ждали только часа отъезда из Лондона.

Удивительное собрание состоялось в доме Кошута в Сент Джонз Вуде.

Присутствовали восемь человек. Каждый владел титулом или воинским званием, титулы и звания либо наследственные, либо полученные за заслуги. Все люди известные и почитаемые. Среди них два венгерских графа благороднейшего происхождения, один барон того же королевства, три старших офицера, каждый из которых командовал армейским корпусом.

Седьмой, самый низкий по званию, простой капитан — сам Мейнард.

Но восьмой — кто был восьмой?

Мужчина в костюме лакея, со шляпой в руке, словно готовый в любую минуту выйти.

Любопытно было наблюдать за этими людьми, собравшимися вокруг лакея. Графы, бароны и генералы тоже сняли шляпы, но не потому что собирались уезжать. Они сделали это из уважения!

Говорили они не подобострастно, но все же тоном, каким говорят со старшими, а ответы принимались с почтительностью, говорившей о высокой оценке!

Если и есть доказательства подлинного величия, то это уважение союзников в час несчастья.

Именно таков был этот случай. Вряд ли стоит уточнять, что одетый лакеем человек был сам Кошут.

Даже в ужасные часы изгнания, когда дело его казалось безнадежным, когда холодный мир презрительно отвернулся от него, его окружали не алчные подхалимы, а самые благородные люди Венгрии. Они относились к нему так же, как в дни, когда судьба любимой страны и их собственная участь определялись его волей!

Автор был свидетелем этой сцены и считает ее величайшим торжеством сознания над материей и правды над шарлатанством.

Все собравшиеся знали тайный замысел Кошута. Они слышали о восстании в Милане. Именно об этом они говорили, и большинство, подобно самому Кошуту, готовилось принять в нем участие.

Как и Кошут, они считали восстание неразумным шагом со стороны Мадзини — потому что начал его именно Мадзини. Некоторые называли это безумием!