Через десять дней после отъезда миссис Гирдвуд к дежурному аристократического отеля «Кларендон» в Лондоне обратился джентльмен. Он задал вопрос:

— Не остановилась ли в отеле семья Гирдвуд: леди средних лет с двумя молодыми леди, дочерью и племянницей? Служанкой у них негритянка.

— Такая семья здесь останавливалась — недели две назад. Они оплатили свой счет и уехали.

Служащий особо подчеркнул слова об уплате счета. С его точки зрения, это было лучшее свидетельство респектабельности клиентов.

— Вы не знаете, куда они направились?

— Бог знает, сэр. Адрес не оставили. Они как будто янки — американцы, я хочу сказать, — ответил служитель, поправляясь из опасения нанести оскорбление. — Очень респектабельные люди, поистине леди, особенно молодые. Осмелюсь сказать, что они, наверно, отправились назад в Штаты. Я слышал, они так называют свою страну.

— В Штаты! Не может быть, — словно про себя произнес незнакомец. — Давно ли они выехали из отеля?

— Примерно две недели назад. Могу посмотреть в книгу, если хотите.

— Пожалуйста.

Цербер[92] «Кларендона» — для простого человека, пытающегося проникнуть в это аристократическое заведение, он не добрее трехголового пса — вернулся в свою будку и принялся изучать журнал регистрации отъездов.

Это его побудила сделать внешность человека, задавшего вопрос. «Настоящий джентльмен» — решил служитель.

— Выехали 25-го, — сообщил он, отрываясь от журнала. — Лорд С. и леди С.; преподобный Огастус Стэнтон; герцогиня П.; миссис Гирдвуд с семьей — это они. Выехали двадцать пятого, сэр.

— Двадцать пятого. А в котором часу?

— Ну, этого я не помню. Видите ли, в этот день многие приезжали и уезжали. Их имена в начале списка. Я думаю, они уехали утренним поездом.

— Вы уверены, что они не оставили никакой записки?

— Могу спросить внутри. На чье имя?

— На имя Суинтона — Ричарда Суинтона.

— Мне кажется, они несколько раз спрашивали об этом имени. Да, пожилая леди. Сейчас проверю насчет записки.

Служащий исчез в отеле, оставив мистера Суинтона у входа.

Мрачное лицо бывшего гвардейца снова просветлело. Приятно слышать, что о нем спрашивали. Он надеялся, что найдется записка, которая даст след.

— Ничего нет, — был разочаровывающий ответ служащего.

— Вы говорите, они расспрашивали о Суинтоне. Спрашивали у вас? — Вопрос был задан в сопровождении предложенного портсигара.

— Спасибо, сэр, — ответил польщенный служащий, принимая предложенную сигару. — Вопрос передали мне из их номера. Спрашивали, не приходил ли мистер Суинтон и не оставил ли карточки. Спрашивали также о лорде. Но не называли его имени. Никакого лорда не было — по крайней мере к ним.

— А навещали ли их другие джентльмены? Сигара покажется вам хорошей… Я только что привез их из Америки. Возьмете еще? В Лондоне они редкость.

— Вы очень добры, сэр. Спасибо! — и служащий взял вторую сигару. — О, да, их навещало несколько джентльменов. Не думаю, чтобы среди них были лорды. Хотя, возможно. Леди кажутся очень респектабельными. Очень.

— А не знаете ли адреса этих джентльменов? Я задаю этот вопрос потому, что леди мои родственницы, и, может быть, у джентльменов я узнаю, куда они уехали.

— Мне они были незнакомы, в отеле их никто не знает. Я у этой двери стою десять лет, и ни разу раньше их не видел.

— А не вспомните, как они выглядели?

— Помню. Один из них приходил часто и выходил вместе с леди. Плотный джентльмен со светлыми волосами и круглым полным лицом. Иногда с ним был другой джентльмен, помоложе и с худым лицом. Они часто ездили верхом с молодыми леди. Ездили на Роттен-Роу. И еще, я думаю, в оперу.

— А имен их вы не знаете?

— Нет, сэр. Они приходили и уходили, не оставляя карточки. Оставили только в первый раз, а я тогда не обратил внимания на имена. Они спрашивали, дома ли миссис Гирдвуд, а потом поднимались в номер, который занимала семья. Похоже, они близкие друзья.

Суинтон понял, что больше этот человек никакими сведениями не располагает. Он повернулся, собираясь уходить. Служащий предупредительно распахнул дверь.

Но тут в голову Суинтону пришел еще один вопрос:

— Миссис Гирдвуд ничего не говорила о том, что собирается вернуться — в отель, я хочу сказать?

— Не знаю, сэр. Если минутку Подождете, я спрошу.

Снова дежурный исчез внутри; и опять отрицательный ответ.

— Проклятая неудача! — шипел Суинтон сквозь зубы, спускаясь по ступенькам отеля и останавливаясь на плитах тротуара внизу. — Проклятая неудача! — повторил он, нерешительно поворачиваясь и двигаясь по улице «наших лучших магазинов».

— Один из них, конечно, Лукас, второй — этот нахал. Я должен был бы знать, что они уедут из Нью-Йорка, ничего мне не сказав. Должно быть, уплыли на следующем пароходе. Пусть меня повесят, если я не начинаю думать, что то посещение игорного дома было ловушкой — заранее обдуманным планом, чтобы помешать мне следовать за ними. Клянусь Богом, план удался! Несколько месяцев пришлось добывать деньги на обратный проезд! Я приехал, а их нет, и один Бог знает, где они! Проклятье!

Рассуждения мистера Суинтона объясняют, почему он раньше не появился в отеле на Бонд-стрит, и показывают, что миссис Гирдвуд ошибалась, думая, что он о них забыл.

Тысяча долларов, помещенных в Нью-Йоркский банк, были всеми его деньгами. После продажи драгоценностей жены, которые и так были заложены, выяснилось, что можно оплатить только один билет через океан.

Фэн не соглашалась оставаться — Бродвей оказался для нее менее удачен, чем Риджент-стрит, и им обоим пришлось остаться в Америке, пока не появились деньги на второй билет.

Со всем талантом мистера Суинтона к карточной игре на это ушло несколько месяцев.

После отъезда из Нью-Йорка его друга мистера Лукаса он больше не встречал голубей — только ястребов.

Земля свободы для него не годилась. Птица на ее гербе,[93] истинный представитель рода хищников, казалось, вполне соответствует характеру граждан, и как только было получено достаточно денег, чтобы купить два места на «кунарде» — второго класса, разумеется, — супруги отправились в поисках более подходящего климата.

Вернулись они в Лондон, располагая только одеждой, которая была на них. Сняли квартиру в дешевом районе, в котором почти каждая улица, площадь, парк и терраса носили имя Вестберн.

Дойдя до конца Бонд-стрит, Суинтон сел на двухпенсовый экипаж и вскоре вышел недалеко от своего жилища.

— Уехали! — воскликнул он, входя в недавно снятую квартиру и обращаясь к красивой женщине, ожидавшей его прихода.

Это была Фэн — раздраженная и напряженная, но снова в женском платье. Фэн, у которой почти отросли прекрасные волосы, больше не одетая лакеем. И вернувшая себе достоинство жены!

— Уехали? Из Лондона? Или только из отеля?

Вопрос свидетельствует, что она по-прежнему в курсе планов мужа.

— И оттуда, и оттуда.

— Но ты ведь знаешь, куда они уехали?

— Нет.

— Думаешь, они покинули Англию?

— Не знаю, что и подумать. Выехали из «Кларендона» двадцать пятого — десять дней назад. И как ты думаешь, кто приходил к ним в гости?

— Не знаю.

— Угадай.

— Не могу.

Она могла догадаться. У нее была одна мысль, но она держала ее при себе, как и другие мысли об этом человеке. И если бы произнесла его имя, оно прозвучало бы — «Мейнард». Но она ничего не сказала, предоставляя мужу возможность объяснить.

Он так и поступил, развеяв ее догадку.

— Это был Лукас. Тот круглоголовый грубиян, с которым мы встретились в Ньюпорте, а потом в Нью-Йорке.

— Да, лучше бы ты с ним никогда не встречался. Он оказался бесполезным спутником, Дик.

— Знаю. Может, я с ним еще посчитаюсь.