Объяснение дал хозяин, который по-дружески обратился к нему:

— Капитан Мейнард, мы вас поздравляем!

— С чем, сэр Джордж? — спросил удивленный гость.

— С литературным успехом. Мы уже слышали, сэр, о том, как вы искусно владеете оружием. Но не знали, что в равной степени вам покорно и другое не менее достойное орудие — перо.

— Вы очень любезны, но я все же не вполне понимаю.

— Поймете, когда посмотрите на это. Я полагаю, сэр, вы этого еще не видели. Это пришло только что с последней почтой.

Говоря это, сэр Джордж протянул гостю журнал. Модное лондонское издание.

Мейнард сразу увидел набранный крупными буквами заголовок со своим именем. Под ним помещалась рецензия на его книгу — роман, который он написал. Журнал первым сообщил публике о появлении книги и дал ее оценку:

Так комментировал критик. Рецензия его была полна похвал, которые даже казались преувеличенными; кончалась она утверждением, что «на литературном небосклоне взошла новая звезда».

Автор книги не стал до конца читать комплименты, принадлежащие щедрому перу рецензента, конечно, не относящегося к литературной клаке и не знакомого ему. Он только взглянул на начальные фразы и на заключение, и вернул журнал хозяину.

Было бы неправдой сказать, что он не был доволен, но столь же неверно было бы говорить, что он не удивился. Описывая некоторые происшествия своей жизни в далекой стране, наполняя это описание своими более поздними чувствами и превращая все это в роман, он не думал о том, что этот труд любви даст ему новую известность, славу, сравнимую с той, которую он заслужил как военный. До сих пор он думал только о сабле. Теперь ее предстояло отложить ради пера.

— Кушать подано! — провозгласил дворецкий, широко раскрывая двери гостиной.

Гости расселись в соответствии с карточками на столе. Вновь открытый писатель обнаружил рядом с собой титулованную леди.

Леди Мэри П. молода и интересна, она дочь одного из самых известных и заслуженных пэров королевства.

Но соседу это было все равно. Он думал о более молодой и гораздо более интересующей его особе — дочери хозяина.

За несколько минут, проведенных в гостиной, он наблюдал за ней пылким взглядом.

Она едва не выхватила модный журнал из рук отца, отошла в угол, села там и явно с интересом принялась читать.

Судя по тому, как она держала журнал, Мейнард видел, какую колонку она читает; и когда свет канделябра упал на лицо девушки, он попытался разгадать ее выражение.

Он помнил, как нежно вспоминал о ней, когда писал роман. Испытывает ли она такие же чувства, когда читает рецензию?

Приятно было видеть улыбку у нее на лице, как будто ей доставляли удовольствие похвалы критика. А когда она кончила читать, оглядела комнату в поисках Мейнарда и посмотрела на него с гордым, довольным выражением.

Призыв на лучший в мире обед грубо прервал этот восхищенный взгляд.

Сидя во главе стола рядом с леди Мэри, Мейнард завидовал младшим гостям, которых посадили в конце, особенно молодому Скадамору, рядом с которым сидела юная, прекрасная звезда, чей день рождения сегодня отмечался.

Мейнард больше не мог ее видеть. Между ними стояла огромная ваза, нагруженная плодами оранжереи. Как он ненавидел эти листья и цветы, садовника, который их вырастил, руку, которая сплела из них непроницаемую преграду!

Во время обеда он был невнимателен к своей титулованной соседке, почти невежлив. Пропускал мимо ушей ее приятные слова и отвечал невпопад. Даже шелковые юбки, призывно шуршавшие у его колена, не вдохновили его.

Леди Мэри имела все основания поверить в часто делаемое утверждение, что гении в обычной жизни не только неинтересны, но просто глупы. Несомненно, она так и подумала о Мейнарде. Казалось, она облегченно вздохнула, когда обед подошел к концу и леди встали, снова направляясь в гостиную.

Мейнард едва успел отодвинуть стул соседки; он взглядом искал среди цепочки выходящих гостей Бланш Вернон.

И взгляд, который она бросила на него, выходя из-за вазы, вполне вознаградил его за мрачное выражение лица леди Мэри.

Джентльмены ненадолго задержались за вином. Снаружи послышались звуки настраиваемых скрипок; присутствие джентльменов требовалось в гостиной, и сэр Джордж проводил их туда.

За два часа, проведенные гостями за обеденным столом, штат слуг преобразил гостиную. Ковры убрали, пол натерли воском до гладкости льда. Прибыли новые гости; все стояли группами в ожидании музыки и танцев.

Нет танцев прекрасней, чем в гостиной — особенно в гостиной английского сельского особняка. Здесь чувствуешь домашний уют, неведомый большим публичным балам.

Такие танцы полны загадок — вспомним сэра Роджера де Коверли[130] и старинные времена предполагаемой аркадийской[131] невинности.

Большинство танцующих знакомы друг с другом. Если этого нет, легко добиться представления, и никто не боится новых знакомств, никто не испытывает напряжения или неловкости.

В комнате не душно, так как открыты окна и двери в сад. В соседней комнате накрыт ужин и вино.

Мейнард, хотя и не был знаком с большинством гостей сэра Джорджа, вскоре с ними познакомился. Прибывшие позже уже прочли модный журнал или слышали о романе. И нет круга, в котором гений встретил бы большее восхищение, чем среди английской аристократии — особенно если гением является представитель того же класса.

К некоторому удивлению, Мейнард обнаружил, что стал героем вечера. Он не мог не чувствовать благодарности, слушая комплименты из уст титулованных особ, среди которых были и самые известные в стране. Всего этого было достаточно, чтобы он почувствовал удовлетворение. Он мог бы подумать, как глупо было вступать в политический конфликт и надолго расставаться с таким приятным обществом.

Казалось, перед лицом успеха в другой области его политические пристрастия забыты окружающими.

И им самим тоже; хотя он не собирался отказываться от республиканских принципов, усвоенных благодаря его вере. Его политические взгляды были делом не выбора, а убеждений. Он не смог бы изменить их, даже если бы захотел.

Но незачем совмещать эти два социальных круга. И, слушая комплименты, Мейнард чувствовал себя довольным, даже счастливым.

Счастье достигло высшего пункта, когда он услышал произнесенные полушепотом слова поздравления:

— Я так рада вашему успеху!

Эти слова произнесла девушка, с которой он танцевал лансье[132] и которая впервые за вечер стала его партнершей. Это была Бланш Вернон.

— Боюсь, вы мне льстите! — был его ответ. — Во всяком случае, это делает рецензент. Журнал, по которому вы вынесли заключение, известен своей добротой по отношению к молодым авторам — это исключение из общего правила. Именно этому я обязан тем, что вы, мисс Вернон, называете успехом. Всего лишь энтузиазм критика. Возможно, его заинтересовали новые для него сцены. Я описываю в своем романе малоизвестную землю, о которой очень мало написано.

— Но ведь это так интересно!

— Откуда вы знаете? — удивленно спросил Мейнард. — Вы ведь не читали книгу?

— Нет, но журнал напечатал отрывок. Я могу судить по нему.

Автор об этом не знал. Он взглянул только на рецензию, на ее первые абзацы.

Это ему польстило, но не так, как ее слова, произнесенные, по-видимому, искренне.

Дрожь радости пробежала по его телу при мысли о сценах, которые заинтересовали ее. Она все время была в его сознании, когда он писал их. Именно она вдохновила его на создание образа прекрасной девочки, ставшей впоследствии женой главного героя романа, которая дала название этой книге.