— Четыре черненьких чумазеньких чертенка чертили черными чернилами чертеж! — со смехом сказала Корнелия.

— Да! — воскликнула Джули, раздраженная равнодушием кузины. — Именно такая жалкая игра слов, такое слабое воображение, такие ничтожные мысли исходят из их опустошенного сознания и вкладываются в стихи. И именно с их помощью эти рифмоплеты приобрели всемирную популярность, о которой ты говоришь. Долой таких претендентов на звание поэта! Вот чего они заслуживают.

Она подняла ногу и презрительно наступила на бедного Теннисона, погрузив том его стихотворений в песок.

— О, Джули, ты испортишь книгу!

— Тут нечего портить. Напрасная трата бумаги и типографской краски. В этих красивых водорослях, что лежат на песке, больше поэзии, — гораздо больше, чем в миллиарде подобных томов. Пускай лежит!

Последние слова были адресованы Кезии, которая, придя в себя от сна, наклонилась, чтобы подобрать растоптанную книгу.

В этот момент Корнелия встала — не из-за слов кузины, а просто потому, что волны Атлантики добрались до ее юбок. Она стояла, а морская вода капала с ее одежды.

Художница была недовольна этой помехой: рисунок еще не закончен, а перемена места изменяет перспективу.

— Неважно, — сказала она, закрывая альбом, — можно снова прийти сюда завтра. Ты ведь пойдешь со мной, Джули?

— И ради себя тоже, мисс. Это маленькое купание — как раз то, что нужно. Я не испытывала такого наслаждения с тех пор, как мы высадились на этом острове… острове Эквиднек. Мне кажется, таково его древнее название. Пошли отсюда. Сегодня для разнообразия я пообедаю с аппетитом.

Кезия выжала купальные костюмы и сложила их. Все трое приготовились уходить.

Теннисон остался лежать на песке, его презрительный критик не позволила поднять книгу.

Девушки решили возвращаться в отель той же расселиной, по которой пришли сюда: другого пути они не знали.

Но, добравшись до выступающего камня, ограждавшего маленький пляж от остальной части берега, они остановились от неожиданности.

Тропы, по которой они пришли сюда, больше не было. Они слишком долго оставались в пещере, и прилив отрезал им дорогу назад.

Вода достигала в глубину всего нескольких футов, и, будь она спокойной, они могли бы перебраться вброд. Но прилив создал такое сильное течение, которое вполне могло сбить с ног.

Они видели это, но пока еще не испытывали никакого страха, считая всего лишь маленьким препятствием.

— Придется идти в другом направлении, — сказала Джули, поворачиваясь назад к пещере и направляясь мимо нее.

Но и здесь дорога была преграждена.

Та же глубокая вода, та же опасность быть унесенными течением!

Они стояли и смотрели на воду, которая с каждым мгновением прибывала и становилась опасней!

Назад — к тому месту, которое оставили.

Здесь глубина тоже увеличилась. С того времени, как они отсюда ушли, уровень воды поднялся на фут.[16] Свежий ветер со стороны моря усиливался.

Теперь кажется невозможным пройти вброд с обеих сторон. И никто из трех женщин не умеет плавать.

Кузины одновременно закричали. Они впервые открыто признали страх, который втайне обе испытывали.

Снова на ту сторону — потом опять назад. Теперь их охватила паника.

Обе уже не сомневались в том, что ситуация стала очень опасной. Тропа по обе стороны от пещеры закрыта. Путь отступления отрезан!

Они повернулись в отчаянии.

Остается единственная надежда. Прилив может не закрыть их с головой. Разве нельзя подождать, пока начнется отлив?

Они бросали быстрые вопросительные взгляды на волны, на грот, на нависшие над ним скалы. Не привыкшие к морю, они не знали, чего ожидать. Знали только, что прилив приходит и уходит, но как далеко? Ничто не могло им подсказать, ничто не подтверждало страхи или не говорило, что они в безопасности!

Такое состояние неопределенности выдержать труднее, чем сознание опасности.

Под давлением этого состояния девушки схватились за руки и закричали:

— Помогите! Помогите!

Крик о помощи достиг вершины утеса.

Он был услышан, услышан тем самым человеком, который до того слышал смеющиеся голоса девушек.

Это был тот же самый джентльмен с ружьем.

Поднявшись по расселине, он повернулся на север, в сторону Истонского пляжа, так как это был кратчайший путь к отелю.

Джентльмен думал о случае, который заставил его предпринять такой трудный обход. Впрочем, скорее думал не об этом, а вспоминал лицо одной из наяд, игравших в пруду.

Это была черноволосая девушка.

Он вспоминал и ее фигуру. Беглый взгляд, который он бросил на верхнюю часть ее тела и полуприкрытую прозрачной водой нижнюю, показал ему то, что забыть было трудно. Он отчетливо припоминал прекрасные очертания и почти сожалел о приступе деликатности, заставившем его отступить за камень.

Это сожаление имело некоторое отношение к направлению, избранному джентльменом.

Он надеялся встретить купальщиц, поднявшихся на вершину утеса.

Впрочем, прошло слишком много времени. Он видел, что пляж уже опустел: несколько темных фигур явно принадлежали холостякам, которые позже других нанесли визит Нептуну.[17]

Конечно, две наяды сменили купальные костюмы на более привычные уличные платья и давно уже вернулись в отель. Таково было его заключение.

И тут послышался тот самый крик, а за ним, еще и еще!

Охотник подбежал к краю утеса и заглянул вниз. Никаких знакомых ориентиров он не увидел. Прилив, теперь уже поднявшийся высоко, все изменил. Карнизы погрузились в воду, о них свидетельствовали только прибойные волны.

Снова послышался крик!

Опустившись на колени, джентльмен подобрался к самому краю крутого утеса. По-прежнему внизу ничего не видно! И ни одного места, на которое можно ступить ногой. Только темные гневные волны, ревущие, как рассерженные львы; они обнимают выступ скалы так, словно пытаются утащить его с собой в океанские глубины.

И посреди этого волнения и рева снова крик! Опять и опять, пока он не стал непрерывным!

Ошибиться в его значении невозможно. Купальщицы все еще внизу. И вне всякого сомнения, им грозит опасность.

Как он может им помочь?

Джентльмен встал. Огляделся по сторонам — осмотрел тропу вдоль края утеса, поля, уходящие от берега.

Ни одного дома поблизости — никакого шанса раздобыть веревку.

Он повернулся в сторону Истонского пляжа. Может, там есть лодка. Но сумеет ли он привести ее сюда вовремя? Сомнительно.

Крики продолжались, свидетельствуя о растущей панике женщин, которые, возможно, уже сражались с волнами прилива.

И тут он вспомнил расселину. Она недалеко. Та самая, по которой спустились и молодые леди. Он отличный пловец и знает это. Если подплывет к пещере, успеет добраться вовремя.

Крикнув, чтобы заверить девушек, что их просьба о помощи услышана, он побежал назад по утесу.

Добежав до расселины, бросился в нее и скоро достиг уровня моря.

Не останавливаясь, повернул вдоль берега, через песок и булыжники, через острые выступы, по скользким от водорослей камням.

Вскоре джентльмен добрался до выступа, за которым стоял раньше. Отсюда снова слышны были крики отчаяния, смешивающиеся с ревом наступающего моря.

Обойти этот выступ вброд невозможно. Вода ему по горло и непрерывно кипит и волнуется.

Сбросив сапоги, положив ружье, шляпу и сюртук на камень, джентльмен бросился в бушующие волны.

Это едва не стоило ему жизни. Дважды волны с силой ударяли его о камень, и каждый раз он едва приходил в себя от удара.

Но ему все же удалось обогнуть выступ и добраться до пещеры, где волны на пологом склоне стали меньше.

Теперь плыть было легко. Вскоре он оказался рядом с купальщицами, которые, увидев его, перестали кричать, считая, что опасность миновала.