– Счастлив познакомиться с вами, мадам Жардин.

Сильви даже вздрогнула – настолько она успела отвыкнуть от французского языка. Консул произнес целую речь, щедро усыпанную комплиментами в адрес принцессы и самой Сильви.

– Если я могу вам чем-то помочь…

Сильви во все глаза смотрела на худощавого пожилого господина в элегантном костюме. Она рассказала ему всю свою историю, не удержалась от слез. Разговор кончился тем, что консул предложил ей кров и стол – но, к сожалению, всего на две недели. Служебная квартира пока пустует, но вскоре прибудет еще один сотрудник. Однако, пока его нет, служебная квартира в распоряжении мадам Жардин. Правда, там несколько тесновато, но…

У Сильви было чувство, что она одержала первую, пусть маленькую, но победу. На самом деле оснований для радости, в общем, не было. Поиски Анджея не продвинулись ни на шаг. Но в здании консульства Сильви ощущала себя гораздо увереннее и спокойнее; ощущение, что земля вот-вот провалится под ногами, отступило.

Известие о том, что Сильви съезжает, расстроило квартирную хозяйку. Тем не менее пани Баран помогла своей постоялице уложить вещи, согрела для нее воду и налила ее в большой цинковый таз, где купала собственных детей. Когда Сильви разделась, пани Баран покачала головой:

– Я догадывалась, что вы толстеете не от нашей пищи. Значит, мужчина, которого вы ищете, отец вашего будущего ребенка?

Она горестно вздохнула и стала перечислять имена родственников и знакомых – погибших, пропавших без вести.

От этих причитаний у Сильви закружилась голова.

– Мой муж жив и находится в Париже, – резко заявила она.

Стоило ей произнести эти слова, и она вновь увидела перед собой Жакоба. Впервые после отъезда из Парижа Сильви спросила себя, зачем ей понадобилась вся эта поездка.

Она оставила хозяйке все свои съестные припасы. В мире, где всего не хватало, продукты были ценнее бумажных денег.

Прошла еще неделя. Об Анджее – никаких вестей. Сильви отдала два своих платья, ставших для нее слишком тесными; сшила себе новые. Еще она отправила письмо домой, причем из гордости написала Жакобу, что ее поиски вот-вот увенчаются успехом. Добавила, что разыскивает уцелевших родственников и намерена во что бы то ни стало посетить свое родовое гнездо. Такая идея у нее и в самом деле была, а в момент написания письма решение стало окончательным.

Но консул посоветовал ей для начала съездить в Варшаву – там жил один человек, служивший в армии Андерса. У него наверняка остались связи. Может быть, он сумеет помочь?

Уложив вещи в один чемодан, Сильви поехала в Варшаву. Поездка продолжалась целый день и всю ночь; неоднократно приходилось делать вынужденные остановки.

Ее взору открылось унылое, продуваемое холодными ветрами пепелище. Сильви знала, что город разрушен до основания, но слово «руины» ассоциировалось у нее с чем-то романтическим. На самом же деле зрелище гибели и разрушения оказалось поистине кошмарным. Сквозь груды обломков и щебня были проложены узкие проходы, голые обугленные стены зияли дырами окон, накренившиеся лестницы беспомощно льнули к обезображенным фасадам. Повсюду торчали деревянные кресты, лежали увядшие букеты цветов, обозначая места захоронений. Как и в Кракове, стены были густо обклеены объявлениями, заклинавшими вернуться тех, кто бесследно исчез. Варшава превратилась в город мертвых и пропавших без вести.

Сильви долго бродила среди развалин. Повсюду кипела работа – группки мужчин, женщин, детей лопатами, а то и голыми руками убирали обломки. Несколько раз Сильви с ужасом видела, как из-под камней извлекали человеческие останки. Она отводила глаза, корила себя за то, что не может быть такой же мужественной, как дети, работавшие на расчистке развалин. Наконец ей удалось разыскать нужный адрес. Это была маленькая площадь, посреди которой стоял уцелевший постамент памятника с фигурой безрукого и бескрылого херувима.

Знакомый консула был дома. Он сидел перед маленькой печкой, почти не дававшей тепла. Изможденный мужчина с пустым рукавом, аккуратно пришпиленным к плечу пиджака. Стены его ветхого жилища, казалось, в любой момент были готовы рассыпаться.

– Входите, входите, – приветствовал он гостью.

Сильви изложила ему суть дела. Когда она назвала имя Анджея, мужчина взглянул на нее как-то странно.

– Да, я его знаю, – кивнул он и надолго замолчал.

Сильви затрепетала от радостного волнения.

– Но я не знаю, где он сейчас.

Тон, которым были сказаны эти слова, показался Сильви удивительно знакомым. Что это было? Она внимательно посмотрела в глаза однорукому и тут же поняла, в чем дело. Опять секреты, таинственность, настороженность.

– Вы можете его найти? Можете передать, что я его ищу?

Видя ее волнение, мужчина улыбнулся.

– Попробую, но твердо обещать не могу.

Сильви сообщила ему свой адрес.

– Не слишком на меня надейтесь, – сказал однорукий на прощание. – Попробуйте разыскать его и по другим каналам.

Сильви кивнула, поблагодарила. Наконец-то у нее появилась смутная надежда.

Две недели спустя от радостного ожидания не осталось и следа. Ледяной ветер гулял над пепелищем; серое, безжалостное небо гасило последние лучи надежды. Сильви пробовала разыскать родственников по довоенным адресам. Она бродила по улицам, от которых остались одни названия, но все ее поиски были безрезультатны. Никто ничего не знал. Русские чиновники, к которым она обращалась за помощью, относились к ней с явной враждебностью и на вопросы не отвечали. Сильви начинала понимать, что конец войны не принесет на эту землю настоящего мира.

Однажды среди выжженных руин Сильви обнаружила шляпную мастерскую, расположенную в полуподвале. Абсурдность этого зрелища заставила ее сначала засмеяться, а потом расплакаться. В последнее время Сильви вообще часто плакала – причем слезы выступали на глаза неожиданно, иной раз прямо на улице, среди толпы.

Слезы были реальностью. Такой же, как и нескончаемое ожидание, наполнявшее все ее дни. Ежедневно Сильви навещала однорукого, но он лишь отрицательно качал головой. Сильви вывешивала объявления, перепробовала массу иных способов, однако тщетно. Она начинала понимать состояние Каролин, утратившей рассудок от безрезультатных поисков. Томительное ожидание, возрастающая безнадежность ложились на душу тяжелым грузом. С каким наслаждением Сильви обняла бы сейчас свою несчастную подругу и зарыдала бы вместе с ней!

Вскоре ожидание стало невыносимым, удушающим. Время утратило всякий смысл. Сильви уже не помнила, сколько времени провела в Варшаве. Лишь растущий живот, отражавшийся в потрескавшемся зеркале, напоминал ей о течении дней. Сильви решила съездить в Лодзь. В этом большом индустриальном городе тоже когда-то жили родственники. Но по имевшемуся у нее адресу она никого не нашла.

Она вернулась в Краков, под гостеприимный кров консулата. Сильви уже начинала забывать, кто такой Анджей, зачем она его разыскивает. Она подходила на улице к светловолосым мужчинам, искательно заглядывала в их лица, извинялась, отходила. Лицо Потацкого вспоминалось смутно. Иногда Сильви вообще забывала, кого она разыскивает. Образ Анджея смешивался с образом покойного отца, потом перед глазами почему-то возникало лицо матери. Как-то утром Сильви проснулась, всхлипывая и шепча: «Папуш, мама».

Именно тогда она решила поехать на могилы отца и матери.

А на следующий день пришло письмо от Анджея. Сильви была готова танцевать от радости, не верила своему счастью. Потацкий сообщал, что непременно ее навестит, но пока не может сообщить, когда именно. Так или иначе, они встретятся.

Сильви внезапно увидела отца, раскрывающего ей объятия. А вот она и Тадеуш беззаботно несутся через лесную чащу, увлеченные очередной проказой. Потом возникло лицо Анджея. Сильви легла на постель и улыбнулась.

Ожидание продолжалось, но теперь оно перемежалось воспоминаниями. Шли дни, недели, но Анджей так и не появлялся.

Сильви сидела в маленькой комнате и шила. Прежняя одежда на нее больше не налезала. Приходилось брать две юбки, пороть их и кроить из двух одну новую. Пальцы плохо слушались, на глаза то и дело набегали слезы. Придет он когда-нибудь или нет? Бездействие давило тяжелым грузом.