Налюбовавшись подарком, Фиалка с благодарностью посмотрела на Жакоба. Последние четыре года у них дома, в Швейцарии, жила английская гувернантка – принцесса считала, что ее дочь должна в совершенстве владеть «языком будущего», английским.

– Откуда вы узнали, Тон-тон, что мне до смерти надоело читать всякую детскую белиберду, которой меня пичкает мисс Беатрикс? – воскликнула Фиалка. – Дай ей волю, я бы до сих пор читала сказки для самых маленьких.

Жакоб лишь заговорщицки подмигнул девочке.

– Спасибо, дядюшка, огромное вам спасибо, – сказала Фиалка по-английски, тщательно следя за своим произношением.

Внезапно Сильви, до сих пор с безучастным видом наблюдавшая за происходящим, вся напряглась и подобралась, как кошка, изготовившаяся к прыжку. Она быстро подошла к Фиалке и вырвала у нее из рук книги.

– Так я и думала, – процедила Сильви. – Так я и думала. – Она злобно взглянула на Жакоба. – Ты же говорил, что покупаешь эти книги для Лео.

Испуганная ее тоном, Катрин вздрогнула и уронила чашку и блюдце. Фарфор разбился на сотню кусочков, брызги горячего какао растеклись по платью Сильви.

– Идиотка неуклюжая! – закричала мать.

Она уже занесла руку, чтобы влепить дочери очередную пощечину, но вовремя спохватилась.

– Марш в свою комнату! Не желаю тебя больше сегодня видеть, – прокричала она дрожащим голосом.

Принцесса и Жакоб безмолвно переглянулись.

– Сильви, успокойся. Девочка уронила чашку не нарочно, – примирительно сказал Жакоб.

Катрин с ужасом смотрела на осколки разбитой чашки, потом подняла глаза на мать. Глаза девочки наполнились слезами. Без единого звука она развернулась и вышла из комнаты. За ней последовали Лео и Фиалка. Последняя прихватила с собой игрушки, дошла до двери и там, словно вспомнив нечто важное, остановилась. Обернувшись, Фиалка сказала с холодным презрением, которое столь мало шло ее подвижному личику:

– Тетя Сильви, вы жуткая дура.

С этими словами она гордо удалилась.

Жакоб с трудом подавил улыбку.

– Вот видишь, ты всех против меня настроил! – обрушилась Сильви на мужа. – Никто меня не уважает! Что бы я ни сказала, все против меня!

– Успокойся, – строго одернул ее Жакоб. – Мы не одни.

– Еще бы! – взвилась Сильви. – Здесь ведь еще наша великая принцесса! Мое почтение, ваше высочество.

Она шутовски сделала реверанс, обернувшись к Матильде. Но возбуждение прошло так же неожиданно, как и возникло. Внезапно обессилев, Сильви опустилась в кресло, лицо ее вновь приняло безучастное выражение.

Жакоб еще раз кинул взгляд на Матильду и вышел вслед за детьми.

Принцесса сидела, молча глядя на Сильви. Несмотря на то, что жене Жакоба исполнилось уже тридцать пять, она все еще напоминала ребенка. Разве что кожа стала чуть-чуть суше, да возле глаз появились первые морщинки. В остальном Сильви выглядела точно так же, как в восемнадцать лет, когда Жакоб влюбился в нее без памяти. Интересно, подумала принцесса, вместе они спят или нет. К собственному удивлению, Матильда ощутила укол ревности. Она знала, что отношения Жакоба и Сильви далеки от совершенства, что Сильви вновь погружается в сумрачный мир, никоим образом не связанный с реальностью. Как непредсказуема жизнь! Ведь это та самая Сильви, чей ум, красота и очарование сводили с ума.

Давно уже принцессе не доводилось говорить с Жакобом по душам. Последние три года она провела у постели тяжело больного мужа. Бедный Фредерик, одряхлевший, иссушенный болезнью, из последних сил совершил последний вояж по королевским дворам Европы. Он называл свое путешествие «последним официальным визитом». Когда поездка закончилась, Фредерик удалился в свой швейцарский замок и стал терпеливо ожидать роковую гостью. Он знал, что надолго пережил свою эпоху. В последний период его жизни принцесса Матильда почти все время была рядом. Как это ни странно, именно сейчас она ощущала возникшую между ними близость, которой не было на протяжении всей их многолетней супружеской жизни. Тогда она пробовала существовать иначе, примеряла иные маски, не имевшие ничего общего с жизнью принцессы королевской крови. После торжественных похорон, положенных члену датского королевского дома по рангу, начался период траура. Матильда была вынуждена заняться делами наследства, навещать бесчисленных высокородных родственников в Копенгагене, Греции, Великобритании, Франции.

Во время этих последних поездок Фиалка обычно сопровождала мать, и, бывая в Париже, они всякий раз навещали семью Жакоба. Кроме того, Матильда встречалась с Жардином на медицинских конференциях в институте. Однако у них не было возможности побыть наедине. Принцесса и не подозревала, как тяжело приходится Жакобу. Они переписывались, но Жакоб ни единым словом не упоминал в письмах о своих семейных проблемах, ни разу даже не намекнул на болезненное состояние Сильви.

По складу характера принцесса Матильда была более склонна к действиям, нежели к пустым вздохам. Но сейчас она вздохнула, и очень глубоко. Ах, если бы много лет назад жизнь сложилась иначе… Принцесса задумчиво перебирала жемчужины своего ожерелья. В последнее время она почему-то полюбила жемчуг. Потом вставила в длинный мундштук еще одну сигарету и решила завязать разговор с хозяйкой дома.

– Скажите, Сильви, вы по-прежнему играете на фортепиано и исполняете ваши восхитительные песни?

Но Сильви ответить не успела – в дверях появилась Сюзанна, объявив о появлении нового гостя.

В комнату стремительным шагом вошел Жак Бреннер, один из самых очаровательных мужчин Парижа. Легкая, слегка разболтанная походка, костюм по последней моде, острый язык – вот каков был Жак. Он стремительно приподнял Сильви с кресла, поцеловал ее руку, в следующую секунду оказался возле принцессы, поздоровался с ней, осведомился о здоровье Жакоба и детей, а сразу вслед за этим заявил, что нечего рассиживать в помещении, когда на площади Бастилии проходит многолюдная демонстрация.

Принцесса увидела, что Сильви моментально преобразилась. Слушая преувеличенные комплименты Бреннера, она раскраснелась, словно восторженная девочка. Сильви надула губки, заулыбалась, одарила Бреннера многообещающим взглядом. Когда же он попытался увильнуть от столь решительной атаки, Сильви тут же обескуражила его неожиданным замечанием – это был ее характерный прием:

– Да-да, Жак, давайте немедленно туда отправимся и присоединимся к этой толстокожей черни, которая орет и протестует на площади. Мне до смерти надоел мой домашний зоопарк.

– Но где ваш гениальный муж? Он наверняка захочет пойти с нами…

– Здесь, у тебя за спиной, старый ты провокатор. – Жакоб тепло пожал руку Жаку, самому старому и близкому из своих друзей. – Только тебя нам здесь и не хватало.

– Что ж, я пришел. И сразу же всех вас увожу. И не спорьте, легкомысленнейшая из принцесс. Это приказ. – Он широко улыбнулся Матильде. – Где ваши очаровательные дети?

– Играют в комнате у Катрин, – ответила Сильви как ни в чем не бывало.

– Ладно. Вы трое одевайтесь, а я пойду позову детей.

Вся компания втиснулась в огромный «даймлер» принцессы, бесшумно покатившийся по бульвару Сен-Жермен. Автомобиль пересек каменно-серые воды Сены по мосту Сен-Мишель, оставил слева громаду Нотр-Дама и величественно въехал на площадь Бастилии.

Маленькой Катрин огромная машина, пахнувшая дорогой кожей, ужасно понравилась. Очень интересно было смотреть, как за окном пробегают парижские улицы. Еще приятней было сидеть на папином колене. Катрин прижалась к Жакобу. День выдался трудный, но счастливый. Рядом сидели и папа, и Лео, и Фиалка, и принцесса Мэт, а дома ждали чудесные подарки.

Им предстояло восхитительное приключение. Машина плавно остановилась, и дальше все пошли пешком. Катрин шла между отцом и Лео, которые держали ее за руки. С таким эскортом девочка чувствовала себя в полной безопасности, хотя со всех сторон бушевала огромная людская толпа. Катрин повсюду видела шагающие ноги и больше ничего. Тогда она требовательно дернула отца за руку, и он посадил ее к себе на плечи. Теперь Катрин видела уже не ноги, а головы – сотни, тысячи беспокойно колышущихся голов. Вдали возвышалась трибуна, грохотал зычный мужской голос, который, казалось, доносился сразу отовсюду.