Кларк сел за рабочий стол и, отхлебнув очередную порцию виски, принялся чертить на бумаге загадочные линии.

Было четверть шестого. Но казалось, что уже наступил глубокий вечер, — настолько низко опустилось тёмно-сиреневое небо.

Когда Лидия Павловна добралась до дома Павла Рудника, дождь перестал, небо на западе посветлело. Она почувствовала себя спокойнее: наверное, подействовал элениум.

Не успела она нажать кнопку звонка, как обитая коричневым дерматином дверь отворилась: Павел, вероятно, услышал её шаги на лестничной площадке. В прихожей он поцеловал её, помог снять плащ.

— Промокла? — Он был без пиджака, в голубой рубашке с распахнутым воротом, в домашних туфлях.

— Почти нет. Есть хочешь? Ты обедал? — Она старалась быть непринуждённой.

— Нет. Мы ведь скоро идём в ресторан.

— Ах да, я и забыла.

— Может, пока выпьем кофейку? Ты ведь озябла?

Лицо Павла обычно было жёстким, мрачноватым. Но стоило ему увидеть Лиду, и глаза его теплели, складки у рта и на лбу разглаживались. Когда-то Лиде это льстило: в такие минуты она чувствовала свою власть над этим мрачноватым человеком.

Она прошла на кухню, быстро приготовила кофе. А в голове стучала мысль: только бы он ничего не заметил. Сейчас она, как никогда, чувствовала, что вести двойную игру — задача для неё непосильная. Нужно сказать об этом молодому человеку в коричневом твидовом пиджаке.

Павел сидел в кресле, у журнального столика. Скрестив руки, он молча наблюдал за тем, как она ставит крохотные, пёстро расписанные керамические чашечки, открывает коробку печенья, разливает из «турки» кофе.

Несколько минут они молча пили кофе.

— Знаешь, Лида, у меня к тебе вопрос. — Он поставил чашечку на столик. — Ты ведь знаешь, что я отношусь к тебе с полным доверием. — Она испуганно вскинула глаза, но выдержала его напряжённый прищуренный взгляд. — Если ты помнишь, я никогда не донимал тебя ревностью. Но сегодня мне кажется, что ты была в обществе мужчин.

— С чего ты взял?

Он расхохотался, как показалось Лидии Павловне, несколько принуждённо.

— Интуиция! Ну? Так я прав? Только откровенно…

— Разумеется, была. Но только почему ты догадался?

Он молчал, только смеялся глазами, а внутри у неё всё похолодело. «Неужели, я чем-нибудь выдала себя? Или у него на моей работе есть свой человек, который сообщил, что меня вызывали в отдел кадров?»

— Скажи, с кем ты была?

— Я тебе отвечу. Только хочу сначала знать, чем вызвана твоя подозрительность?

Он улыбнулся:

— Это очень просто. Вокруг таких красивых женщин, как ты, всегда вьются мужчины. И я боюсь, что наступит день, когда один из них похитит тебя.

— Вот уж не думала, что ты ревнив. Во всяком случае, раньше этого не замечала за тобой. — Она поняла, он что-то не договаривает. Дело вовсе не в ревности. Но в чём? — У нас сегодня было совещание. Там, конечно, были в основном мужчины. Накурили так, что у меня до сих пор голова раскалывается.

Они допили кофе, она собрала со стола посуду и отнесла в раковину. Всё в ней дрожало от напряжения. «Нет, нет, — думала она, — больше я не могу сюда приходить. Это в последний раз».

— Смотри-ка, что я тебе принёс! — крикнул он из комнаты. — В руках у него был блок «Мальборо».

— Спасибо. Ты меня избаловал подарками. — Она поцеловала его в щёку.

— Ну, а теперь давай собираться. Мы давно не были с тобой в ресторане. В последний раз — в день твоего рождения. А сегодня мне хочется кутнуть как следует.

— Плохое настроение? — Она старалась, чтобы голос её звучал шутливо.

— Просто есть желание выпить. А ты?

— Прекрасно. Что мне в тебе всегда нравилось — твоя сговорчивость. С тобой всегда было легко.

Когда, вымыв посуду и сняв фартук, она снова появилась в комнате, он уже был одет. Тёмно-синий дакроновый костюм с отливами делал его моложе. Старили его высокие залысины и жёсткие складки, идущие от крыльев носа к уголкам рта.

— Ты элегантен, как дипломат на приёме.

— Что делать?! С такой женщиной, как ты, нельзя появиться одетым кое-как. Да ещё в ресторане. — Он долго пристраивал в нагрудный карман белый шёлковый платок. — Ты знаешь, мне кажется, что мы живём с тобой скучновато. Давай как-нибудь пригласим знакомых и устроим пир, а? Или мотнём на субботу и воскресенье в Сочи. Что мы, хуже других — не можем себе позволить, что ли?

— А кого ты собираешься пригласить? Не замечала, чтобы у тебя было много друзей.

— Ерунда. Выпить на дармовщинку желающих найдётся! Но, по правде говоря, я лучше бы махнул в Сочи. Согласна?

Она кивнула головой. «Бог мой, он не знает, что его ждёт».

Наверно, он заметил, что она подумала о чём-то невесёлом.

— Тебя что-то угнетает?

— Нет. — Она беспомощно улыбнулась. — Просто немного устала. Я всегда устаю от совещаний.

— Ничего. В ресторане отдохнём.

Небо очистилось, на западе цепочкой выстроились лиловые тучи, подпалённые снизу лучами заходящего солнца. И само солнце казалось неестественно огромным, оно утопало в сумятице оранжево-багряных цветов. Пахло сыростью, бензином и прелыми фруктами. На улицах было многолюдно, суматошно и весело. Но боль, как заноза, торчала где-то под сердцем.

Такси доставило их на Новый Арбат. Рудник дал шофёру рубль и взял сдачи, всё до копейки. Раньше её раздражала эта черта Павла. Скупость и мелочность казались Лиде самыми неприятными человеческими чертами. Теперь вдруг ей пришла в голову мысль, что это вовсе не скупость и не мелочность. Ведь по отношению к себе она никогда не замечала ничего подобного. Наоборот. Павел не любил приходить к ней без подарка, пусть пустякового. Ему всегда хотелось её чем-то порадовать; иногда это была просто шоколадка. «Он боится на людях показывать, что у него есть деньги, — подумала она. — Вот почему он так мелочен в расчётах с шофёрами, официантами, буфетчицами».

Лидия Павловна поймала себя на мысли, что теперь, после беседы в отделе кадров, она стала смотреть на Павла совсем другими глазами.

Огромный зал Новоарбатского ресторана был наполовину пуст. Они заняли столик в углу. Лидия Павловна почувствовала, что Рудник взволнован, и догадалась, что предстоит серьёзный разговор.

Он заказал бутылку «Гурджаани», сто граммов коньяку для себя, салат из помидоров, мясо с грибами и кофе. Она ломала себе голову: о чём же Павел будет говорить? Будет ли это как-то связано с вызовом её в отдел кадров? Может, он уже знает об этом разговоре? И какая загадка, в конце концов, кроется в человеке, с которым она так неожиданно сроднилась? «Боже мой! — думала она, вглядываясь в столь знакомое лицо. — Какая же я невезучая! Стоило полюбить человека, и опять всё не так».

Потом, когда она выпила несколько рюмок вина и вновь ощутила, с какой нежностью, предупредительностью Павел относится к ней, Лида внутренне расслабилась, обмякла, и все недавние страхи показались ей обычной мнительностью. Она с интересом наблюдала, как на эстраде появились оркестранты в голубых смокингах и белых брюках, как оживился зал, — многим, видимо, не терпелось потанцевать. Несколько минут оркестр исполнял что-то торжественное — вроде приветственного марша. Потом вышел певец, волосатый молодой человек со шкиперской бородкой. Раздались аплодисменты, бородач польщённо поклонился.

«Вновь твоя рука в моей руке…» — запел он. И Лида невольно поддалась настроению этой модной мелодии, которая ей ужасно нравилась.

— Послушай, Лида, — голос Павла вывел её из задумчивости. — Есть новость.

У неё сразу всё оборвалось внутри. Заметив на её лице промелькнувший испуг, он добавил: — Да нет, не волнуйся. Новость хорошая. Предлагают интересное дело. Обещал подумать до завтрашнего дня. Всё зависит только от тебя. Поедешь со мной?

— Куда ещё?

— В Одессу.

Она удивлённо посмотрела на него.

— А что? Прекрасный город и должность ничего себе: заведующий автоколонной. Это тебе не баранку крутить. В моём возрасте пора в начальство выходить.