Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

К чему вся эта суматошная беготня? Нигде не видно ни надсмотрщиков, ни плеток, о которых сто лет назад писала американская газета.

— Они должны выработать норму, — поясняет нам проводник. — В течение рабочего дня группа из двадцати человек должна погрузить две тысячи двести мешков.

— А какова продолжительность их рабочего дня?

— Они начинают работу еще затемно, в пять утра. Сейчас восемь часов, через полчаса они кончат. Дольше в тропической жаре выдержать невозможно. В середине дня о тяжелой работе и думать нечего. Только самые сильные возвращаются на работу еще раз перед сумерками.

Мы не удержались от того, чтобы не произвести кое-какие подсчеты. За три с половиной часа каждый рабочий должен перенести рысью сто десять мешков. Каждый его пробег от канатной дороги к пирамиде мешков и точно такой же пробег со зловонным грузом к обрыву над океаном длится около двух минут. Это люди-машины с окаменевшими глазами.

Прошли последние полчаса одуряющего танца рабов. Последний человек-автомат добежал до канатной дороги и сбросил мешок гуано с головы. После этого все они, шатаясь, гуськом побрели к ущелью, чтобы внизу, у воды, смыть с себя грязь из смеси пота и гуано. Потом из последних сил они поплетутся куда-нибудь, где есть тень, и свалятся на песок, чтобы немного передохнуть, собраться с силами.

А на птичьих гнездовьях непосредственно при сборе гуано работают целый день. Светло-серую с желтизной массу птичьего помета, твердую как камень, рабочие добывают мотыгами и лопатами. Человеческая обстоятельность и жажда заработка заставляют их отковыривать скребками каждую кучку гуано, застрявшую в изгибах и трещинах скал. После этого они еще раз старательно выметают из птичьего жилища последнюю пыль.

Собранное гуано индейцы относят в корзинах в определенное место, где из него постепенно вырастает многометровый холм. И только после окончания сбора, когда птицы начинают возвращаться обратно на свои насиженные места, пирамида гуано исчезает в мешках под руками рабочих. Другая группа прокладывает до перевалочного пункта узкоколейку и на железных вагонетках подтаскивает мешки со всех концов острова как можно ближе к подвесной дороге.

Нигде на всем острове рабочие не защищены от вредного воздействия гуановой пыли. После часа киносъемок, произведенных на двух рабочих участках, мы были покрыты пылью с головы до ног, точно так же, как и они.

Таковы условия работы, в которых индейцы, оторванные от мира, проводят на островах долгие месяцы. Почему же они идут на такие мучения? Каковы их заработки, если они завлекают их с далеких гор в глубине страны, откуда-нибудь из Аякучо, с холодных хребтов Анд и с альтиплано, сюда, в приморские тропики? Почему они добровольно жертвуют свободой горных пастбищ ради бешеной гонки в тропическом пекле, птичьем помете и в одиночестве на 5 квадратных километрах пустынного острова?

Такие вопросы мы задавали сперва себе, а потом и представителям компании на острове.

На будущий год придут другие

— Вы это без труда поймете, — сказал нам управляющий островом. — Вы видели, в какой нищете живут индейцы в горах. Их сюда привлекает надежда на то, что здесь они каждый день досыта поедят говядины и риса. И то и другое в горах для них — недостижимое лакомство.

— А сколько они здесь зарабатывают?

— В среднем семь солей и десять сентаво в день. В месяц это составляет двести солей. Подносчики мешков и насыпщики получают в день сентаво на семьдесят больше. Но у них и работа потруднее, чем у сборщиков. Однако при этом каждый из них потратит сто, иногда сто пятьдесят солей в месяц в магазине компании на сигареты и напитки, рубахи, рабочие штаны и разную мелочь.

— А разве они не могут покупать себе все это прямо на континенте?

— Что вы! Как они туда попадут? Они возвращаются домой спустя многие месяцы, когда кончится сезон, а так им отсюда не выбраться. До конца срока они на континенте все равно ничего не смогли бы сделать, так как не получают зарплату наличными. Здесь все заносится в расчетные книжки. Заработок им вписывают в графу «доход», а все, что он берет и покупает, в «расход». Только когда они покидают остров, остаток им выплачивается наличными.

Мы пересчитываем на наши деньги: за день рабочий на гуановых островах зарабатывает около двадцати крон; насыпщики и подносчики на две кроны больше. Однако прежде чем заработок окажется на руках, от десяти до пятнадцати крон забирает компания за мелочи, купленные на островном складе. Остаток в тысячу крон, который после полугода каторжного труда он получит, самому скромному европейскому рабочему при высоких ценах на товары первой необходимости не хватило бы в Перу и на три недели.

За полугодовой заработок рабочий с гуановых островов не купит себе даже одного готового костюма.

Но зато в течение всего этого времени у него было где спать и каждый день он мог досыта наесться мяса и риса.

Рабочие на островах не знают, что именно потому, что у них такие жалкие заработки, каждая тонна гуано, погруженная в баржу возле острова, обходится компании не дороже 35 солей. Они не знают, что, рассчитавшись таким образом за тонну гуано одной рукой, другой рукою компания продает ее по цене от 180 до 350 солей. Они не знают также, что если бы они не получали каждый день своей порции мяса и досыта рису, их легкие не выдержали бы до конца сезона воздействия гуановой пыли. Они не знают, что им следовало бы иметь на острове по крайней мере хоть одного постоянного врача, иметь возможность хотя бы раз в день после работы умыться пресной водой, что им не следовало бы спать по нескольку десятков человек в одном бараке, забитом трехэтажными нарами. И уж им вовсе не может прийти в голову, что следовало бы иметь право развлечься, повеселиться, послушать музыку или посмотреть хороший кинофильм.

Ничего этого они не знают, так как читать и писать они не умеют, никто им не объясняет, что они должны жить и работать в человеческих условиях.

Возможно, они и задумались бы над этим, если бы им приходилось из года в год возвращаться в одни и те же условия работы. Но индеец с гор в большинстве случаев не возвращается на гуановые острова. Он не умирает на них и не бросается со скал в море, как его предшественники с раскосыми глазами, но у него не хватает ни сил, ни смелости за мясо и рис связать себе руки и свою жизнь еще на один сезон.

Горсточка руководящих работой служащих компании на острове получает значительно более высокое жалованье, хотя имеет своего повара, собственные комнатки в деревянном здании управления и даже коллективный радиоприемник. Но только и всего. Компания даже им не обеспечивает необходимых мер по здравоохранению. К семьям их отпускает раз в месяц на два-три дня, а в разгар сезона — один раз в два месяца. Но и они не могут отстаивать своих прав. В конце концов они благодарны даже за такую работу, потому что в Перу слишком много людей, которые охотно займут их место, согласившись и на худшие условия.

На гуановых островах живут и другие люди, удел которых — еще большее одиночество.

Это сторожа островов, а на среднем островке — и служитель маяка. Голод в горах породил в них одно-единственное желание: ежедневно есть досыта. Они не понимают, что за удовлетворение этого желания они расплачиваются всей своей жизнью. Они сторожат как раз те острова, на которых гуано не собирают. Они охраняют единственную дорогу, по которой молено попасть на остров: деревянные леса с подъемным трапом и веревочной лестницей. Немногочисленные их обязанности состоят в том, чтобы никого не пускать на остров без сопровождения кого-либо из администрации, время от времени получать запас продуктов и питьевой воды и давать сведения о гнездовании птиц. Остальное время они из года в год проводят в полном одиночестве, оторванные ото всего мира.

Пожив несколько дней среди рабочих на гуановых островах, начинаешь понимать многие особенности социальной жизни Перу. После этого нельзя не задуматься над тем, почему в середине XX века человек согласен работать в таких условиях только за кормежку и жалкие гроши.

90
{"b":"104093","o":1}