Несмотря на это, великокняжеский стол остается за тверскими князьями. В 1326 году соответствующий ярлык получает Александр Михайлович.
Тем временем Иван Калита продолжает укреплять свою отчину и дедину, проявляя способности не только рачительного хозяина, но и дальновидного политика и дипломата. Он устанавливает тесные отношения с митрополитом Петром, испытывавшим взаимную неприязнь с тверскими князьями. Петр де-факто переносит митрополичью кафедру из Владимира, по существу брошенного великими князьями ради своих родовых уделов, в набирающую силы Москву. В 1326 году Калита по настоянию митрополита закладывает первую каменную церковь, где Петр завещает похоронить себя. Останки его как бы освещают Москву, и следующий за ним митрополит Феогност уже де-юре переводит митрополию со всем ее клиром в Москву. Это оказалось судьбоносным не только для Москвы и всей Руси-России, но и для Православной церкви. Дело в том, что христианство за прошедшие столетия настолько проникло в народное сознание, что отношения церкви и общества, характеризующиеся византийским «цезаре-папизмом» и слепым следованием церкви за политической волей князей, плавно трансформировались в отношения между церковью и паствой. Дела церковные в равной степени стали волновать как епископов, так и прихожан, для которых православие превратилось в дело их совести. За счет этой всенародной поддержки церковь не просто получила самостоятельную значимость, а как бы приподнялась над княжеской властью и «миром», став той центростремительной силой, которая притягивала к себе всех говорящих на одном языке и исповедующих одну веру.
То, что митрополичье подворье оказалось в Москве, обрекло ее на роль собирательницы городов и земель русских. А тут и внешние для Москвы события сыграли ей на руку.
Так получилось, что в конце лета 1327 года в Тверь прибыл ханский посол — сын приснопамятного Дюденя по имени Щелкан. Было ли его поведение спланированной акцией или он просто импровизировал, но Щелкан выгнал из княжеского дворца великого князя и, расположившись в его хоромах со своей немногочисленной свитой, принялся по своему ордынскому обыкновению куражиться над тверитянами. В народе сразу же распространилась молва: татары замыслили «изничтожить» князей русских, чтобы самим сесть в их городах, а православных мирян «обусурманить». В народной среде созрел мятеж, нашелся и благовидный предлог. В результате Щелкан, его свита и ордынские купцы были уничтожены кто мечом, кто огнем.
Испуганный Узбек срочно призвал к себе князя московского Ивана Даниловича. Правда, кто-то из историков считает, что Иван сам, без всякого зова, отправился в Орду — решил воспользоваться сложившейся ситуацией и получить право на великое княжение. Вряд ли ныне можно определенно сказать, как оно было на самом деле. Точно известно, что в результате Узбек поручил Ивану Калите наказать Тверь, для чего в помощь ему дал 50 тысяч своих воинов. Началась очередная «татарская рать» под предводительством князя московского и с участием князя суздальского. В отличие от отца и своего старшего брата, Александр Михайлович с младшими братьями покинул Тверь, оставив на растерзание врагов доверившихся им тверитян. «Началось бедствие. Тверь, Кашин, Торжок были взяты, опустошены со всеми пригородами; жители истреблены огнем и мечом, другие отведены в неволю. Новгородцы едва спаслись от хищности монголов, дав их послам 1000 рублей и щедро одарив всех воевод Узбековых».
За этот «подвиг» Иван Данилович получил в награду всего лишь ярлык на Костромское княжество, а само великое княжение досталось его «подручнику» в этом походе — суздальскому князю Александру Васильевичу, получившему еще и Городец, и Нижний Новгород, и Владимир. Это, почему-то упорно замалчиваемое историками, событие дает нам основание предположить, что роль Калиты в разгроме Твери несколько завышена. Казалось бы, с какой стати ему уступать великокняжеский стол? И уж не прав ли был Василий Шуйский, провозгласивший в грамоте о своем избрании на царствование, что князья суздальские берут начало от Александра Невского и его недостойного сына Андрея? Больно похоже это «назначение» на лествичный порядок наследования.
Великим князем Иван Калита становится лишь в 1332 году, после смерти Александра Васильевича. Эта дата по праву может считаться датой рождения Московии, или Московской Руси.
То ли синдром тверского погрома, то ли особое расположение Узбека к московскому князю обусловили то, что Иван Калита вместе с ярлыком на княжение получает и исключительное право на сбор татарской дани со всей Северо-Восточной Руси. С этого момента и на сорок лет вперед прекращаются татарские набеги на русские города. Иван жестко, жестоко, а иногда и коварно выбивает дань с городов и сел, не брезгуя подчас и откровенным грабежом. Серебро непрерывным потоком потекло в Орду, что удерживало корыстолюбивых темников и царевичей от рискованных набегов на владения лояльного хану князя. Хозяйство на Руси стало подниматься, доходы расти, пополняя и крестьянское подворье, и княжескую казну. Князь не упускал случая присвоить и кое-что из причитающегося Золотой Орде «выхода». Так, у него появилась возможность прикупить в собственность Углич, Галич, Белоозеро. К Московскому уделу он присоединил Рузу, Звенигород, Серпухов. Ему впервые покоряется Псков, а рязанский князь не смеет ослушаться и следует за Иваном во всех походах. Тверское княжество лишилось символа своего величия — соборного колокола, а вместе с ним и самостоятельности. Выдав дочерей замуж за ярославского и ростовского князей, Калита через наместников распоряжается их уделами как собственными. И лишь Новгород продолжает отстаивать свои права, полученные еще от Ярослава Мудрого. Дважды Иван Калита пытается силой сломить сопротивление Господина Великого Новгорода, но каждый раз терпит неудачу.
Как и около семьдесяти лет назад почти одновременно ушли из жизни Александр Невский, Миндовг и Даниил Галицкий, так и сейчас умирают друг за другом Иван Калита, великий князь литовский Гедимин и хан Узбек (соответственно: 1340, 1341, 1342 гг.). Наследникам своим Иван Даниилович оставляет сильное, богатое и умиротворенное княжество, а также память о себе как о собирателе земли Русской и государе-отце, «ибо сей князь, — замечает Н.М. Карамзин, — не любил проливать крови в войнах бесполезных, освободил Великое Княжение от грабителей внешних и внутренних, восстановил безопасность собственную и личную, строго казнил татей и был вообще правосуден. Жители других областей Российских, от него независимых, завидовали устройству, тишине Иоанновых, будучи волнуемы злодействами малодушных Князей или граждан своевольных…».
Непонятно почему, но наши историки совсем мало пишут о старшем сыне и преемнике Ивана Калиты Симеоне Гордом, занимавшем великокняжеский стол с 1340 по 1353 год. А ведь это именно он впервые после татаро-монгольского нашествия, получив ярлык, объявил себя князем великим «всея Руси» и официально обозначил свои притязания на «самоправство», заключив соответствующий договор со своими братьями.
Симеон пытается восстановить прежнюю практику съезда удельных князей, готовя будущее объединение и уже обращаясь с князьями, как со своими «подручниками». Отсюда и пошло его прозвище «Гордый». Зная, что междоусобные войны приносят выгоду только врагам земли Русской, он проводит политику примирения князей, разрешения спорных вопросов путем переговоров и взаимных уступок. Династическими браками Симеон замирился с Тверью и снял напряжение в отношениях с Литвой. Выхлопотал в Орде освобождение неоднократно разоренной Твери от выплаты ежегодной дани. Под угрозой вторжения он принуждает к покорности Смоленск, усмиряет новгородскую вольницу и приводит к повиновению торгово-промышленную олигархию вечевой республики. Но делает все это так, чтобы в глазах ордынского хана сохранить видимость равновесия сил между Москвой и Литвой, ибо хан не простил бы ни ему, ни Ольгерду Гедиминовичу неожиданного возвышения, грозящего ордынскому господству на Русской земле.
