Мы сидим в маленькой моторной лодке и вот уже целый час пробиваемся по разбушевавшимся волнам озера вдоль высоких изрезанных берегов, покрытых лесом и кустарником. Белая пена прибоя разбивается о глыбы старой застывшей лавы. Берега озера окаймлены небольшими крутыми конусами холмов, сплошь потухшими вулканами и застывшими вулканическими породами. Минуем низенький круглый островок с озерком посредине. Это одна из вершин старых вулканов, выросших много столетий назад прямо со дна озера.

Вид побережья неожиданно изменился. Исчезли леса, на черной окаменевшей лаве появились густые кустарники, затканные листьями папоротников и клочьями мха и лишайников. Мы плывем вдоль обширных полей лавы, изверженной в 1912 году.

Узким ущельем в скалах проплываем в широкий залив, извивающийся между холмами более чем на 30 километров вглубь гористой полосы суши. На берегах залива также виднеются обширные лавовые поля, приуроченные к тому же 1912 году. Однако поверхность воды быстро меняет цвет.

Сначала на чистой сине-зеленой воде появляется серый налет; но вот мы уже плывем по огромному бурлящему котлу, наполненному грязножелтой зловонной жидкостью, температура которой все повышается. В 200 метрах от нас из-под поверхности озера возле берега вырываются столбы белого пара, и к нам в лодку долетают звуки, напоминающие шум паровозного депо большой железнодорожной станции.

Мотор лодки «охлаждается» озерной водой. До сих пор мы с опаской непрерывно проверяли ее температуру на ощупь, но теперь этого уже делать больше нельзя: можно обварить руки.

— Адриан, послушай мотор!

— Начинает давать перебои, захлебывается. Надо приставать к берегу, да побыстрей!

Запах гнили ударил нам в лицо, когда мы отыскали на изрезанном берегу место, где можно было высадиться. Здесь ручьи застывшей лавы, скрученные, как веревки, следы извержения вулкана Румока, имевшего место 36 лет назад, спускаются ниже поверхности воды. Масса мелкой рыбы гниет в маленьких заливчиках вдоль всего побережья, и над всей прибрежной частью озера, как защитная завеса, нависло невыносимое зловоние.

Вытаскиваем лодку из воды по дну расселины в скалистом берегу. Как раз в этом месте в 1912 году текла раскаленная лава, которая сейчас движется на несколько сот метров далее. Теперь здесь уже зеленеет буйная тропическая растительность, пустившая корни в трещинах выветрившегося поверхностного слоя.

Мы пробираемся сквозь густые кустарники и спотыкаемся, двигаясь по застывшей лаве, напоминающей гигантскую пашню. С каждым шагом становится все жарче. Полуденное тропическое солнце жжет немилосердно, а ветер приносит горячий воздух и пар, от которых мы задыхаемся. Наконец мы стоим в 10 метрах от потрясающего зрелища, в котором нашла воплощение строка из «Божественной комедии» Данте:

«Lasciate ogni speranza voi ch’ entrate…» («Оставь надежду всяк сюда входящий…»)

Слова эти как бы висят в воздухе, струящемся к голубому небосводу, подобно раскаленной атмосфере над Ливийской пустыней. Но эта ошеломляющая картина — не мираж в пустыне, вызванный раскаленным воздухом и возбужденным воображением.

Хаос окаменевших лавовых глыб с остывающей поверхностью с шипением обрушивается в воду. Сквозь трещины в каменной оболочке виден огненный поток жидкой лавы; местами он выбивается на поверхность и неудержимо стремится к вскипающей воде. Мощным напором лава взламывает застывающую ровную каменную поверхность потока. Даже на расстоянии 15–20 метров обнаженное нутро потока пышет в лицо невыносимым жаром. Временами мы вынуждены на несколько минут отступить в кусты, чтобы глотнуть более холодного воздуха.

От головной части потока отделилась застывшая плита тонны в две весом и сорвалась в воду. Вокруг нее взвился столб пара, взметнув брызги кипящей воды.

— Осторожно! Убегай!

— Еще дальше! Будет страшный взрыв!

Протискиваемся сквозь кустарники как можно дальше от берега. Мы изорвали рубашки о кусты, исцарапали кожу на руках и на обнаженных ногах. За нами раздался громовой удар, как будто одновременно открылись предохранительные клапаны в тысяче перегретых паровозных котлов. Над берегами озера взметнулся на 100 метров в высоту гейзер горячего пара и кипящей воды. Обнаженная головная часть лавового потока, от которого на наших глазах оторвалась затвердевшая плита, коснулась поверхности озера.

Меньше чем за час нам удалось запечатлеть на пленке наиболее характерные сцены этой гигантской схватки двух стихий. Но сами мы почувствовали такое изнеможение от жары и серных испарений, что были вынуждены вернуться к лодке. За время нашего отсутствия шестиметровый заливчик был сужен лавой до двух метров. Бросаем последний взгляд на бурлящую, вспененную воду, прорываемся сквозь завесу страшного зловония, исходящего от разлагающейся у берега рыбы, и мы снова на воде.

Пользуясь запасными веслами, мы проплываем на близком расстоянии от километрового фронта лавы. Вода под лодкой местами закипает. Повсюду на поверхность вырываются пузыри серного газа. Мы уже настолько привыкли к нему, что почти не ощущаем его едкого запаха, но нас все больше охватывает вялость.

Поспешно накручиваем еще несколько кадров с новых гейзеров пара, поднимающихся над озером.

На поверхности озера, почти в 50 метрах от главного фронта текущей лавы, мы заметили маленький островок, возникший из быстрого потока раскаленных камней, двигавшегося под поверхностью озера и победившего водную стихию. Между островком и потерявшим свои неподвижные очертания берегом бурно клокочет вода.

Несколько дней спустя мы снова увидели эти места, но уже с самолета. Залив между островком и головной частью лавового потока был уже весь заполнен плотной массой. На месте озера возникла новая суша.

За несколько минут мы достигли противоположного конца пылающего фронта. Достигли в последнюю минуту. В лодку сквозь залитые асфальтом щели стала проникать вода, так как асфальт размок в кипящей воде и местами отстал. Изнуренные жарой и наполовину одурманенные серными парами, мы опять запустили мотор, но он из-за жары вновь захлебнулся.

На минутку пристаем возле потока застывшей лавы, извергнутой в 1938 году. Он заметно отличается от двух других лавовых потоков — старого, относящегося к 1912 году, и нового, образовавшегося в 1948 году. Черная скрученная канатом масса едва затронута выветриванием в самых глубоких трещинах. Именно там укоренились первые ростки мелкой растительности. Миллиард кубометров застывшего камня простирается от этого места до самой вершины Ньямлагиры. Эта лава совершенно иного типа, чем та, которая извергалась из нового кратера. До последнего мгновения перед столкновением с водами озера она оставалась жидкой, тягучей, как тесто. В разломах скрученных канатов ясно выступают на поверхность маленькие ячейки — следы газов. Именно газы способствовали сохранению лавой жидкого состояния при температуре 700 градусов Цельсия. В противоположность этому лава, которая на наших глазах вытесняла озеро из его старых берегов, не содержала такого количества рассеянных газов. Даже при температуре 1100 градусов и выше она быстро застывала; вместо характерной формы скрученного каната на ее поверхности образуются гладкие плиты, непрерывно ломающиеся под давлением раскаленного потока изнутри.

Вместе с тем новый вулкан извергает гораздо больше лавы, чем другие во время всех предыдущих исторически подтвержденных извержений. Установить, сколько лавы вытекло из него за короткое время, прошедшее со дня его возникновения, можно будет только после обследования нового вулкана вблизи и после обмера обоих потоков.