Весь день в пещеру с севера прибывали бойцы партизанской группы; некоторые по двое или по трое, многие в одиночку. Мойше Бромберг встречал их у входа, инструктировал и передавал дальше Бену Якоби, которому было поручено объяснить, что они добровольно вошли в зону карантина и должны докладывать ему немедленно, если почувствуют хотя бы один из перечисленных в списке симптомов. После этого прибывших направляли в соответствующие группы, снабжали оружием и командир группы объяснял, какие им надлежит выполнить задачи во время нападения. Все они были опытными бойцами и знали немецкую артиллерию.

Затем незадолго до полуночи Брунек собрал их вместе и осмотрел свое войско численностью в шестьдесят пять человек.

– Мы начнем выступление небольшими группами через час после полуночи. Встретимся в назначенном месте в четыре часа. Сигналом начала операции послужит первый выстрел миномета. А теперь отдохните немного, если сможете. Скоро выходит первая группа, затем через небольшие интервалы за ней последуют другие.

Вместе со всеми Кажик и Станислав взяли по гранатомету, сумку с гранатами, автоматы и придвинулись к выходу из пещеры, ибо им предстояло выходить среди первых. Прижавшись к низко изгибавшейся стене, они сидели недалеко от остальных членов группы.

Ночь тянулась мучительно долго. Немногие, кто смог, спали. Остальные смотрели в темноту, не зная, что их ожидает, и пребывали в страхе. Наконец Мойше Бромберг встал и сказал:

– Пора. Кажик и Станислав, пойдете первыми. Когда те встали и начали собирать свое снаряжение, Станислав резко поднялся и случайно ударился головой о низкий потолок.

– Verflucht![23] – прошептал он, потирая голову. Давид Риш, который лежал рядом, положив голову на связку гранат, настороженно взглянул в сторону Кажика и Станислава. Он наблюдал, как эти двое забирают свое снаряжение и исчезают через отверстие в пещере. После того как они ушли, Давид задумчиво взглянул на Авраама и тихо сказал:

– Пойдем следом за ними.

Они тут же встали на колени и быстро взяли свое оружие. Леокадия, которая должна была идти с ними, наблюдала из дальнего угла пещеры и недовольно поморщилась. Ведь их очередь уходить еще не подошла.

Давид и Авраам покинули пещеру раньше, чем кто-либо успел их заметить, и к тому времени, когда Леокадия встала и быстро вышла, их след простыл.

Авраам шел за Давидом. Его друг неожиданно остановился, обернулся и прошипел:

– Авраам, я думаю, тут что-то неладно!

Авраам пытался разглядеть лицо Давида в темноте, но ему это не удалось, луну скрыла туча.

– Что ты хочешь сказать?

– Только что в пещере я слышал, как Станислав выругался на немецком, когда ударился головой о потолок.

– Ну и что? Многие поляки говорят на немецком.

– Знаю. Но тут что-то не так. Скажи мне, Авраам, если бы ты ударил молотком по пальцу, на каком языке ты бы стал ругаться – на немецком или польском?

– Что ты собираешься делать?

– Идти за ними.

– Зачем? Они ведь идут к военному складу.

– Ты так думаешь?

Давид быстро обернулся и пошел по тропинке. Авраам следовал сразу за ним. В тот момент, когда они достигли вершины скалы, среди деревьев послышался далекий гул мотоцикла. Давид и Авраам переглянулись.

– Пошли, – прошептал Давид.

Им пришлось шагать довольно долго и не по той тропинке, по которой полагалось идти в сторону Зофии. Звук двигателя мотоцикла привел их в самую гущу леса, затем оба вышли к небольшой опушке. Выглянув из-за деревьев, Давид и Авраам увидели Кажика Сковроня, сидевшего на немецком мотоцикле. Он разогревал двигатель.

– Что будем делать? – шепотом спросил Авраам. Они припали низко к земле и опустили мешки с минами на снег, но держали винтовки наготове.

– Ну, сейчас-то вы заметили его, – раздался голос позади них.

Двое юношей обернулись и увидели, что Стан нацелил на них автомат «Эрма».

– Выключи мотор! – крикнул он Кажику на немецком. – У нас гости. Ну что, герои-партизаны, руки вверх!

– О боже… – простонал Авраам, бросая свою винтовку и поднимая руки.

– Вы вонючие ублюдки! – выпалил Давид, бросая свою винтовку и вскакивая. – Вы немцы! Шпионы!

– Какой ты умный, еврей. А теперь повернись кругом. Тебе придется немного покопать.

Станислав щелкнул затвором автомата и ткнул им Авраама. Спотыкаясь, тот встал и поплелся к опушке. Давид шел за ним с поднятыми руками.

– Ждать помощи от ваших друзей бесполезно, – сказал Кажик, слезая с мотоцикла и приближаясь к ним. – Сегодня им приготовили небольшой сюрприз. Они не услышат наших выстрелов, так что не надейтесь на их помощь. Очень жаль, вы ведь такие хорошие ребята, хотя и евреи.

– Вот здесь! – рявкнул Стан. – На колени. И начинайте копать.

– Что мы должны копать? – спросил Давид.

– Свою могилу, что же еще? Копайте!

Два немца приставили автоматы «Эрма», взятые из партизанских запасов, к головам юношей и наблюдали, как Давид и Авраам начали руками разгребать снег.

– Быстрей! – крикнул Кажик. – Не можем же мы торчать здесь всю ночь. А когда яма будет выкопана, вы снимете с себя одежду и опуститесь перед нами на колени. Вы почувствуете, как больно разгребать снег голыми руками. Чем быстрее вы будете копать, тем раньше избавитесь от всех неприятностей.

Сжав губы до бескровной полоски, Давид Риш отчаянно и сердито копал снег, а Авраам еле шевелился, будто во сне.

Они добрались до слоя замерзшей земли, когда Кажик сказал:

– Достаточно. Евреям ведь не нужна настоящая могила. Теперь раздевайтесь! Быстро!

Давид медленно поднялся, сердито глядя на немцев, а Авраам продолжал стоять на коленях и тщетно возился с пуговицами своего пальто. В следующее мгновение в ночи раздался одиночный выстрел и голова Станислава раскрылась, словно перезревшая дыня. Кажик Сковронь обернулся и получил две пули – в лицо и грудь. Он качнулся с растерянным выражением на лице и рухнул в снег.

На краю опушки стояла Леокадия, прижав к плечу дымящуюся винтовку.

Давид схватил Авраама и поднял своего ошеломленного друга на ноги.

– Я вас с трудом нашла, – сказала девушка, подбегая к ним. – Мне пришлось идти на звук их голосов.

Давид пошел прочь.

– Этот путь не ведет на склад, – сказала Леокадия, побежав за ним.

– Эти свиньи говорили, что наших людей сегодня ждет сюрприз, – сообщил Давид через плечо.

– О боже, ты ведь не думаешь…

– Могу спорить, они обо всем доложили Шмидту. А я почти убежден, что он не соизволит ждать нашего появления у склада.

Все трое, спотыкаясь и падая, бежали по темному лесу. Они были уже в двух километрах от пещеры.

На тропинке, ведущей к пещере, их встретила жуткая тишина. Осмотрев отвесную скалу, затем деревья и пытаясь уловить хоть малейший звук, Давид прошептал:

– Где часовые?

– Мне это не нравится, – шепотом откликнулась Леокадия.

Тишина в лесу казалась угрожающей, и они не могли избавиться от ощущения, будто тысяча невидимых глаз наблюдают за ними.

– Давид, – заговорила Леокадия, подходя близко к нему. – Что случилось?

Хмуро всматриваясь в темноту, молодой человек продолжал оглядываться. Заметив безжизненное тело в кустах, он опустился на одно колено. На него смотрело застывшее от страха лицо старика Бена Якоби, у того был раздроблен череп. Давид обхватил руками колено и, опустив голову, пробормотал:

– Baruch dayyan ha'emeth.[24]

Леокадия и Авраам тоже опустились у мертвого тела, и все трое вдруг в испуге поняли, что найдут в пещере. Встав, Давид произнес сдавленным голосом:

– Рассредоточьтесь и прикройте меня. Я иду в пещеру.

Он полз медленно, тихо, стараясь не нарушить тишину. Когда под его ногой хрустнул сучок, он застыл и прислушался. Затем снова пополз вперед. Близ входа он остановился и дал сигнал – три длинных свистка. Ответа не последовало.