Возможно, в другой раз инспектор не отказал бы себе в удовольствии подискутировать, но сейчас он был слишком завален работой, чтобы кому-то что-то объяснять.

– Я не виноват! – продолжал защищаться вор, но Кресс не обратил на этот вопль никакого внимания.

– Если не ты, то кто же? – пожал он плечами.– Может, подскажешь, кто еще в городе может стянуть денежки так, чтобы его никто не увидел и не услышал, а? То-то же. Садись в карету, умник.

Из глубины кареты выглянуло плоское лицо с узкими черными глазами.

– Пан Шухер? – радостно приветствовал обескураженного вора молодой человек с усиками.– Рад познакомиться лично, я Наоко, стажер пана инспектора. Много о вас слышал, но видеть до сих пор не приходилось. А что у вас в руках? Дайте сюда.

– Свиная нога из трактира Солли,– мрачно признался Шухер, послушно протягивая сверток.– И поверьте – я ее купил за деньги, как честный человек.

– Честный человек не покупает еду за деньги, которые украл у других людей,– мягко поправил его Наоко, брезгливо принюхиваясь к ноге.– Кстати, надеюсь, вы не успели отведать этого деликатеса?

– А в чем дело? – смешался вор.

– Это не свинина,– ласково пояснил Кресс, подталкивая вора внутрь,– а копченые останки тела покойной синьоры трактирщицы, зверски убитой мужем. Одиннадцать коленок было съедено посетителями прямо в трактире, пять – конфисковано в городе. Поздравляю, Шухер,– вы теперь еще и людоед.

Шухеру стало жарко. Еще не успев осознать тот любопытный факт, что покойная трактирщица состояла из одних коленок, как сороконожка, он покорно втиснулся на сиденье между Крессом и Наоко. Сэми привязал поводья коня Шухера к крюку.

За углом раздался странный звук: словно кто-то вскрикнул, и ему тут же зажали рот.

Под душераздирающее мычанье Филиппа служебная карета уголовной стражи и привязанный к заднему крюку воровской конь медленно тронулись и скрылись за поворотом.

От тяжеленного ковра мои плечи перекосило, как у паралитика.

Краем уха я услышал, как какой-то умник за углом разглагольствует о дрессировке животных. «Даже самого упрямого осла можно заставить слушаться себя, если найти подходящий стимул?» Ха!

За последний час мне удалось добиться от проклятого ишака только одной реакции: стоило ему услышать мой голос, как он протяжно орал «иа-иа» и наваливал очередную кучу.

Раньше я думал, что мой напарник Третий много ест. Но от масштаба отходов жизнедеятельности этого животного у меня слезы на глаза наворачивались!

Ковер тихо пошевелился. Из недр шерстяных переплетений донесся стон.

Ну вот. Еще не хватало, чтобы предательница Вторая раньше времени очнулась.

– Эй! – Голос зазвучал прямо над моим ухом так неожиданно, что я вздрогнул, а Серафим по-лошадиному заржал.

Подпрыгнув на месте, я обнаружил за спиной всадников, деливших на троих две лошади. Ржали как раз лошадки, а не мой ишак (очень хорошо, а то я уже начал сомневаться в своей вменяемости). Всадники были мне знакомы: Хендрик, его слуга художник Филипп и Шухер, лучший вор города и стопроцентно наш будущий клиент.

Не обращая на меня никакого внимания – взмыленный и грязный простолюдин, борющийся с непокорным ишаком слишком обыденное зрелище, чтобы тратить на него свое время,– троица спешилась, явно намереваясь войти в дом Чайхана.

Не знаю, что там происходило дальше, так как я отвлекся на взбрыкнувшего вдруг Серафима. Но когда я поднял глаза, на улице было пусто и тихо. Зато изнутри дома доносились звучные чмоканья и крики.

Пока я от нечего делать прислушивался, ковер, в который была завернута Вторая, начал тихонько разворачиваться. Из узорчатых недр показалось разъяренное помятое лицо моей бывшей напарницы. На щеке у нее алел след пощечины, оставленный острым крылом.

– Ты? – коротко рявкнула она и прикрыла глаза, демонстрируя свою якобы беспомощность.

– Я.

– Удивительно, что ты еще здесь, а не за решеткой на базе! Как ты посмел меня рассекретить, остолоп?

– Очень хорошо, товарищ полевой работник начального ранга, что вы пришли в себя! – холодно поставил ее на место я.

– Я? – Она уперла руки в бока и рассмеялась, поморщившись при этом, словно от внезапной боли.– Перед тобой, тля, не наивная чертовочка, а боевой работник высшего ранга! Неужели ты мог поверить, что тебе одному доверят участвовать в таком сложном деле? Да у тебя в голове как на ярмарочной площади после отъезда бродячего цирка – ничего нет, кроме мусора! Ты же ни минуты не способен рассуждать логически!

– Надо было меня предупредить!

– Это была секретная операция! И все шло нормально, пока ты не догадался!

Обожаю дамскую логику: сначала она говорит, что я не способен рассуждать логически, а потом упрекает меня за то, что я соображаю лучше, чем она.

– Трудно было не догадаться! – желчно сказал я.– Для полноценной чертовки ты чересчур болезненно относишься к кошкам. Про цвет глаз я вообще промолчу. А что, других кандидатов для выполнения секретной миссии не нашлось?

– Ты думаешь, это все так просто? Становиться по приказу Центра ангелом, внедряться к Положительным, переносить еще одну операцию, превращаться в нечто среднее между чертом и ангелом…

– Ты напрасно надеешься, что я начну испытывать жалость. Если бы мне доверили подобное задание…

– То ты бы его завалил!

– А вместе с тобой? – желчно поинтересовался я.

– И вместе со мной завалил,– грустно призналась она,– вот беда… Я проявила постыдную слабость, не выдержала свиста… Но этот ужасный звук, у меня от него прямо…

Бывшая напарница опустилась на ковер, сжала виски ладонями и горько, как ребенок, расплакалась. К своему стыду я заметил, что из ее так мило оттопыренного ушка еще сочится кровь.

– Вторая,– я успокаивающе погладил ее по руке,– не надо…

– Мое настоящее имя не Вторая,– прошептала она, прислоняясь к моему плечу и размазывая грязными пальцами слезы по щекам.– Прости, не имею права назвать его тебе.

– Я уже привык и все равно бы без конца ошибался,– сказал я, протягивая ей относительно чистую салфетку, случайно завалявшуюся в кармане.– Ты же знаешь – я ни минуты не способен мыслить логически. Для меня ты навсегда останешься Второй. Мир?

– Мир,– благодарно всхлипнула она.

– Эй! Голубки! – После всех допущенных нами ошибок голос куратора звучал непривычно тепло. Обычно эти типы полны уверенности в себе и не страдают излишними эмоциями.– Эй! Вы еще живы?

– Нет! – слаженным дуэтом ответили мы, не сговариваясь. И тут же рассмеялись.

– Вот что.– Куратор явно был в замешательстве.– Я тут погорячился немного… особенно насчет тебя, Пятый…

Я оскорбленно вскинул в небо подбородок и тут увидел, что…

– База! – заорал я.– Вижу тело клона! Он…

– Падает! – продолжила Вторая.– Вперед!

Оттолкнувшись от земли и чуть не поскользнувшись на кучке отходов Серафима, мы вертикально взмыли вверх.

Я с некоторой завистью смотрел, как напарница закладывает лихие виражи, но не отставал. Лучше развалюсь на части, но не сдамся. Ангелов, похитивших тело, видно не было. Только пустой гамак парил над городом.

Падающего с неба чертенка мы подхватили в четыре руки и так же в четыре руки плавно опустили на крышу дома Чайхана. Его грудь с облупившейся уже позолотой судорожно вздымалась, исторгая при каждом вздохе хрипы, словно старая шарманка.

– Терпи, маленький,– тихо сказала Вторая, поправляя липкие от пота волосики на лбу малыша.– Я знаю, ты еще не умеешь говорить, поэтому просто постарайся понять. Мы свои. Все позади, операция отменилась. Гадкие ангелы улетели. Сейчас тебя вернут домой, на базу. Там тепло, хорошо…

Я не успел вставить свой, как обычно, ехидный комментарий по поводу «тепло», как вдруг доходяга открыл хитрый, сверкающий злостью глаз и выпустил из зрачка очередь мелких, но очень кучных выстрелов. Напарница охнула и, опрокинувшись на бок, покатилась к самому краю крыши. Я в последнюю секунду ухватил ее под мышки и пригнулся, чтобы не оказаться подстреленным самому.