Вере Сергеевне скажите, что я был тоже очень рад, увидевши в Петербурге ее друга, [я разумею Карташевскую], и никак не жалею даже о короткости времени,[1728] потому что есть души, которые[1729] не закрыты [никакою] корою и блещут [как бриллианты], с первого <раза>[1730] их узнает[1731] взгляд ювелира, и я обыкновенно[1732] с ними спешу, мое сказавши от полноты души: слава богу, и влекусь по странному влечению к тем, которых душа скрывается корою и труден к ним <путь> и самому[1733] создателю. И мнения ее <о> Мертвых душах вы все-таки опишите, хотя об этом никому не сказывайте.[1734] Всё, что сказано челов<еком> от[1735] искренней души, во всем том останется много самой души, и потому вы <…>[1736]

Вас страшит мое длинное и трудное путешествие. Вы говорите, что не можете понять ему причины. Вы говорите, что хотели несколько раз спросить меня и останавливались,[1737] не решаясь навязываться на доверенность. Зачем же вы не спросили? Нет, никогда не нужно останавливаться, если душевная жажда спросить. Никогда сердечный вопрос другого не может быть докучен или неуместен. Самое большое, что я бы отвечал[1738] вам на это молчанием. Но вопрос ваш был всё бы приятен душе моей, потому что он сделан любящим человеком.[1739] И на молчанье мое вы бы не рассердились, потому что если[1740] на сердечный вопрос [друга] отвечают молчаньем и если молчание это светло и выражает спокойствие душевное, то, стало быть, оно уже ответ, и ничем другим не мог выразиться этот ответ. И что мог бы я вам сказать на это? Так нужно! Вы рассмотрите, что во мне вы нашли похожего на ханжу или на это[1741] добродушное богомольство и набожность, которую наша дышит добрая Москва,[1742] не думая и не стремясь быть лучше. Или слепую веру[1743] во все обычаи предков, не разделяя, на правде или на лжи основаны?[1744] Разве не довольно я хладнокровен, разве вы нашли во мне юношескую незрелость и пылкость в мыслях, разве вы видите во мне что-нибудь похожее на фанатизм и способность увлекаться? И если в этом огражденном и разумом, и летами, и темпераментом,[1745] одаренном знанием людей и жизни,[1746] и если в сердце такого человека заключается мысль предпринять такое[1747] путешествие и если так решительна эта мысль, то вероятно уже благодетельна такая мысль. Верно тут и ум, и разум, и сердце преклонились послужить,[1748] верно не следствие мгновенного порыва эта мысль[1749] верно она плод долгих соображений, верно опытом внушена, верно заключено в ней много благодетельного, верно это то, для чего вызвано в мир[1750] мое существованье.[1751] Разве вы не видите, что к ней я стремлюсь невольно, как стремится человек к лучшему. Но если бы и не заключено было никакой в этом мысли высокой, благодетельной,[1752] никакого подвига во имя любви к братьям,[1753] никакого дела во имя Христа, то разве вся моя жизнь не представляет уже достаточных причин для такого путешествия? Разве торжественная минута моей радости не стоит благодарности?[1754] Или вы думаете, у меня не бывает такой высокой радости,[1755] перед которой ничто всякая радость? Разве любовь, которая возрастает[1756] с каждой минутой, <не стоит благодарности>?[1757] Разве встреча с теми[1758] душами, с которыми прекрасна жизнь, <не стоит благодарности>? Разве я не нахожусь в небесном блаженстве и любви?

Разве вы не знали до сих пор, что в минуты сей торжественной любви, в сии торжественные минуты встречаемся всегда с Христом, что душа,[1759] двигаясь[1760] не чувственною, но высокою любовью, находя другую душу, уже находит[1761] в соединении сем Христа? Он <присутствует>[1762] незримо в сем высоком соединении.[1763] И везде[1764] в минуты самых чистых[1765] движений,[1766] самих откровений небесных[1767] предстанет в небесах Христос.[1768] И если сколько-нибудь только[1769] любовь[1770] оторвалась от чувственного, уже[1771] край мелькнул Христа. Ибо одна только чувственная любовь[1772] вследствие каких бы то ни было житейских отношений, привязанностей даже кровных, которая видит образ человека,[1773] а не образ[1774] божеств<енного>, одна только та любовь не встретит Христа.[1775] Но только <та>, которая истекла из обязанностей непреложных человеков видеть в себе Христа. Мы любим тогда божественные свойства души нашей, стало быть, думая любить[1776] душу друг друга, любим[1777] Христа. Где вас двое, там и церковь моя, сказал он, на<ш> божественный [учитель], когда его спросили, где церковь его. Любовь эта неизменна, тут нет утраты, нет разлуки, нет несчастий, нет смерти. И что в мире может лишить нас[1778] этих радостей? Итак, как же вы хотите, чтобы не родилось в глубине души моей тайное желание[1779] поглядеть на землю,[1780] где проходили небесн<ые> ноги того, кто заключил в себе всё то, выше чего не слышал человек, кто сказал речи, чудеснее которых не говорил еще человеческий <ум?>, виновника вкушаемых небес на земле, для которых нет слов.