И разве, разве в сих небесных минутах радости не присутствует Христос? Разве в этом высоком[1781] союзе душ не присутствует[1782] сам Христос? разве эта любовь не есть сам Христос? Разве в этом движении глубокой сердечной благодарности не светится сам Христос? Разве всё, что только на один миг оторвется от земли, не есть уже Христос? Разве в любви,[1783] которая сколько-нибудь оторвалась от чувственной любви[1784] <не> мелькнул край божественной одежды Христа? <Разве> в высоком стремлении,[1785] которым влекутся прекрасные души, влюбленные[1786] в божественные свои качества,[1787] не есть уже стремление к Христу и царству его? Где вас двое, там и церковь моя. Мы до сих пор не слышим значенья сих небесных слов. Только чувственная любовь, привязанная к видимым образам,[1788] к лицу, к видимому и стоящему пред нами человеку, та любовь только не зрит Христа.[1789] Зато она временна, подвержена страшным несчастьям и утратам. И да молится вечно человек, чтобы спасли его небесные си<лы>[1790] от сей ложной и превратной любви.[1791] Но любовь души это вечная любовь, тут нет утраты, нет несчастий, нет разлуки, нет смерти.[1792] Всякий прекрасный образ,[1793] встреченный на земле, здесь уже бессмертен и живет вечно. Что умирает на земле, и для друг<их>, то живет вечно там в этой любви и ей нет конца,[1794] как нет конца истинному блаженству. Итак, неужели это всё само собою уже не представляет достаточных причин для того, чтобы взглянуть на ту землю, где проходили божественные стопы того, который произнес человекам святые слова сей вечной любви.

[Мы движемся благодарность<ю>] к поэту, подарившему нам наслажден<ия> душ<и> великими творени<ями>,[1795] и спешим принесть дань уваженья,[1796] посетить его могилу.[1797] Никто не спрашивает[1798] о причине такого поступка, никто не удивляется. Сын спешит на могилу отца своего, и никто не спрашивает, зачем он спешит, чувствуя, что дарованье жизни на свет стоит благодарности. А тому, кто подарил всему миру бессмертную жизнь души, не считается надобностью принесть такую благодарность, и всякий с изумленьем спрашивает, зачем он туда отправился, что за причина тому. Да, мой друг, если уже вы взвесите только ту любовь, которая заключена в собственной душе вашей, если вы оцените <ее>, если вы ей определите меру просто одними беспристрастными очами рассудка, благодарные слезы хлынут из очей ваших и вы уже не спросите, зачем я предпринимаю[1799] такое дальнее путешествие, и никогда дерзновенный ропот на какое бы то ни было несчастье не зародится в вашу душу.

Вы видите уже, что любви много заключено в душе моей.[1800] Но любовь бесконечна и она обтекает большой круг.[1801] Человек давно позабыл о том, что[1802] он должен жить этой любовью, ограничил[1803] любовь свою и скупо изливает ее на окружающих. Отец думает, что он всё доставил, если доставил счастье только одному своему семейству. Сын думает, что он всё исполнил, если он только привязан к своим родителям. А другие и больше того[1804] ограничивают любовь свою. О распространении любви на брата <мы> не беспокоимся и немудрено, что без презрения слышим, как слова веры превратили <в> зло.

Положим, моему рассудительному, отчасти хладнокровному образу не пристало иметь такую мысль. Человеку, не носящему ни митры, ни монашеского клобука, смешившему[1805] подчас людей и считающему[1806] доныне важной обязанностью погружаться во всю их пустую жизнь,[1807] кажется[1808] стран<ным> предпринять такое путешествие. Но разве не бывает в природе странностей? Разве не странно вам было встретить в сочинении, подобном Мертвым душам,[1809] лирическую восторженность? Не смешною ли она вам казалась вначале и не примирились ли вы с нею, хотя не вполне еще знаете значение? Так примиритесь и с сим[1810] лирическим движением души[1811] хладномыслящего автора. И почему можно знать, что то, которое кажется нам минутным вдохновением, налетевшим нежданно с небес откровением, это[1812] уже высшею волею бога не вложено[1813] в самую природу и зрело в нас, невидимо для других. Почему можете вы сказать, чем[1814] выполняется призванье мое в мир,[1815] что отдаленное путешествие мое не имеет самой тесной и сильной связи с этим м<оим> сочинением,[1816] кото<рое> с жалкими погремушками выступило в свет[1817] из низкой калитки, а не из триумфальных ворот в сопровождении трубы и грома, с самою жизнью и с будущим, которое невидимо грядет и близко к нам.[1818] Благословенье же святому промыслу и молитва богу: это говорит вам вся глубина души. Блаженство, может быть, растет такое на земле, о котором во сне и в самом невероятном мечтать не приходило еще человеку[1819] и которое обильно, но живитель<но> нисходит на нас, если только в душах есть стремление, жаждущ<ее> принять ее. Вот всё, что говорит <вам> холодный человек. Пусть же не страшит вас мое отдаленье! И путешествие это никаким образом не может <быть> прежде окончания труда моего. Ни я,[1820] ни душа моя не может быть готова прежде к такому путешествию и до того времени[1821] нет никаких причин думать, чтобы мы не увиделись опять друг с другом. Это может случиться, если это будет нужно.[1822] Но во всяком случае верьте, что ничего не может быть [лучше],[1823] так прекрасно и так лучше всего, что не в силах[1824] выдумать человек, то, что ниспосылает нам бог. Итак, светлей, светлей, выше, выше! да достигнет дух ваш.[1825] И пусть жизнь в мире,[1826] печаль или невзгода, которую безумно называет человек несчастьем, не возмутит обращенной к небесам души вашей. Прощайте. Это письмо вместе будет и для Ольги Семеновны.