– Дело не во мне, – резко ответил он. – Дело в молодом человеке, который был напуган так, что крыша съехала. Ты не видела его, Карен. А я видел. А если бы и ты там была, то, мне кажется, отнеслась бы к этому даже еще серьезнее, чем я.

– Не будь так суров ко мне, Келли, – сказала она. – Я отнеслась к этому достаточно серьезно. Думаю, серьезнее, чем должна была, учитывая, что у меня куча других дел. Поэтому и позвонила тебе.

Келли немного успокоился.

– Хорошо, – сказал он. – Прости. Я благодарен тебе за то, что ты сделала. Правда. Ты узнала хоть что-нибудь от этого полковника Паркера-Брауна? Коннелли утверждал, что у них в части были и другие смерти. Как насчет этого? Ты спросила его? Что он сказал?

– Не так быстро, Келли. Слишком много вопросов сразу. Я собиралась тебе это сказать. Конечно, я спросила.

И она рассказала вкратце о молодом солдате, погибшем во время учений.

– Выстрелил в себя? – возбужденно ответил Келли. – Ты сказала, выстрелил? Получается уже две гибели за полгода. Боже, этого достаточно, чтобы с полным основанием двигать дело дальше, нет?

– Нет, Келли, я с тобой не согласна. И чертовски хорошо знаю, что и начальник полиции не согласился бы с тобой. Во-первых, было дознание. Даже военным никуда не деться от этой процедуры, ну по крайней мере в мирное время. Я проверила отчет службы по расследованию насильственных смертей, все должным образом изучено, заключение – несчастный случай. Так что, думаю, тема Алана Коннелли исчерпана. Да, произошло два смертельных случая. Да, это огромная трагедия, но ничего подозрительного нет. Солдат умирает во время тренировки. Да, когда играешь с заряженным оружием, какой-нибудь несчастный ублюдок нет-нет да и застрелит себя.

– Послушай, Карен, Коннелли сказал – «как убили и других». Все сходится.

– Ничего не сходится, Келли. Есть еще кое-что. Он не только был пьян до невменяемости в ту ночь, когда умер, парень еще оказался и настоящим фантазером. Полковник сказал, что Алан постоянно сочинял всякие там небылицы.

– Полковник сказал, – передразнил ее Келли. – Ну конечно, он так скажет, Карен. Он лапшу тебе на уши вешает. Но ты-то не должна была попасться на удочку. Кто угодно, только не ты, Карен.

– Келли, какого черта ты меня оскорбляешь? Если не прекратишь сию минуту, то разговор окончен.

– Ладно, ладно, извини. Просто дело в том, что бедного малого, возможно, толкнули под грузовик. Я не исключаю такой возможности. И думаю, ты тоже. Иначе ты просто не стала бы за это браться.

– Келли, я действительно не исключаю подобного варианта, после всего, что ты рассказал мне, не исключаю. Но я также не исключаю и самоубийство.

– Нет, нет, нет. Во-первых, почему такой парень, как Коннелли, захочет умереть именно таким образом? Даже если он и принял решение свести счеты с жизнью. Я тебя умоляю, он же был солдат. У него был доступ к оружию.

– А может, хоть он и был солдат, но оружие не очень-то уважал. Не знаю. Знаю только, что в самоубийстве вообще сложно найти какую-нибудь логику. Со слов водителя грузовика, все выглядит безусловно так, будто он специально бросился под колеса проходящей мимо машины.

– Или его толкнули, – вставил Келли.

– Келли, пожалуйста, послушай меня. Абсолютно ясно, что Алан Коннелли в армии долго бы не протянул. В конечном счете его выкинули бы оттуда из-за этой страсти к фантазиям, и, что намного серьезнее, фантазиям относительно молодой девушки, которую он, можно сказать, преследовал. Коннелли не раз предупреждали насчет его поведения и возможных последствий. Он знал, что его дни в армии сочтены. И все же, несмотря на эту его склонность к фантазированию, он вроде был неплохим солдатом. И вряд ли хотел быть выставлен из армии. Известно также, что жизнь в его семье была просто ужасна. По словам полковника, его отец был пьяница и драчун, который уже несколько лет нигде не работал и страдал приступами маниакальной депрессии. Итак, сложив воедино все эти факты, мы не исключаем вариант самоубийства, если, конечно, смотрим на вещи разумно, что я и стараюсь делать.

Критическая нотка в ее голосе не ускользнула от Келли, и он решил, что лучше ему смириться. Возможно, та была вполне оправданной. Про Келли не скажешь, что он поступал разумно. Карен не было нужды говорить ему это прямо. Он ждал, когда она продолжит.

– Есть еще кое-что, Келли. Сегодня утром появился свидетель, который прочитал заметку о случившемся в старом номере «Аргуса». Проезжавший мимо мотоциклист видел молодого человека, без сомнения Коннелли, идущего вдоль дороги примерно в нескольких сотнях ярдов от «Дикой собаки» всего лишь за несколько минут до несчастного случая. Его «штормило». Свидетель сказал, что едва не сбил его. И без сомнения, Коннелли был абсолютно один.

– Хорошо, – сказал Келли. – Но если он был один, то куда же делись те двое – так неожиданно, прямо после того, как нашли человека, которого искали? И почему? Почему они оставили его одного? Если, конечно, оставили. Если я не ошибся и они действительно были военные, то им известно все о том, как держаться вне поля зрения, когда им это надо. Ты уверена, что Паркер-Браун не знает намного больше, чем он рассказал тебе, Карен?

– Послушай, я не сомневаюсь в том, что он, как и всякий армейский офицер, очень неохотно дает полиции вмешиваться в дела армии, пусть и старается создать впечатление открытости, – ответила Карен. – Но у нас нет абсолютно никаких оснований полагать, будто он скрывает что-то важное в отношении этого дела.

– Да брось, Карен. Сколько всего солдат там, в Хэнгридже? Думаю, полковник знает их всех. Так почему он не смог вывести тебя на тех двух, что пришли в паб, а? Держу пари, он прекрасно знает, кто они.

– Келли, ты просто одержимый. Сколько еще можно об этом говорить. Ради бога, мы даже не знаем, были ли эти двое военными. И, к твоему сведению, весь состав Хэнгриджа, включая и тех, кто проходит обучение, составляет более тысячи человек, мужчин и женщин. Очень сомневаюсь, что Паркер-Браун может узнать и назвать по имени каждого из них.

– Я думаю, у него хотя бы есть какие-то догадки. Учитывая то, каким ты его описала.

– Хорошо, Келли. Ты лишь мельком видел их в пабе. Иногда фотороботы получаются просто замечательные, но иногда это глупая шутка. И откуда, скажи на милость, я должна знать, насколько хороши эти, если даже ты не знаешь? Те два типа, которых ты описал, выглядят чертовски подозрительно, особенно в этих дурацких шапочках. Только знаешь, не позволять гражданской полиции совать нос в армейские дела – это одно, но очень сомневаюсь, что командующий офицер девонширских стрелков будет мне намеренно лгать. Ты согласен, Келли?

– Только если он думает, что это сойдет ему с рук, – пробормотал Келли.

– Что?

Келли знал, что Карен прекрасно его расслышала. Это было понятно по ее реакции.

– Ну, я не знаю, Карен, – ответил он непринужденно, – я не исключаю такой возможности, если речь идет об убийстве. В подобной ситуации человек легко способен на ложь.

– Нет, ты говоришь полную чушь. – Карен опять резко произносила каждое слово.

На секунду Келли показалось, что она собирается повесить трубку. Но он не позволит ей этого сделать, пока не вытянет из нее всю информацию, какую только сможет.

– Послушай, только скажи мне одну вещь, – быстро произнес он. – Тебе известно имя того солдата, который погиб на стрельбах?

– Да.

– Ну?

– Брось, Келли. От тебя всегда одни неприятности. Я сделала дальнейшие запросы, но, честно говоря, на данный момент версия того, что смерть Алана Коннелли просто несчастный случай, меня полностью устраивает.

– Нет, она тебя не устраивает, Карен, иначе ты бы даже не позвонила мне сегодня.

Келли был уверен, что прав. Он знал Карен Медоуз слишком хорошо, так же как и она знала его.

– Кроме всего прочего, Келли, я не думаю, что тебе, тебе как никому другому, следует и дальше связываться с этим делом. Начнешь совать свой нос куда ни попадя. И плодить неприятности одну за другой. Вдобавок это теперь даже не твоя территория, не так ли? Ты же у нас писатель.