— Но…

— Мы будем сидеть здесь и ждать. Чтобы ты не называла меня сволочью, скажу тебе, что нам, скорее всего, помогут.

— Эйк?

Она произнесла это слово и сердце сжалось. Нет, Айхен, куда тебе до командора! Со всеми твоими достоинствами…

— Не Эйк… Что может твой Эйк, — проворчал принц, — Что ты в нем нашла? Ну скажи по-дружески, чем он так уж хорош?

— Какое тебе дело?

— Да интересно же!

Джеклайз внимательно слушал все эти словопрения, переводя взгляд с одного на другого, изучал особенности инопланетян. Делал какие-то выводы. На него уже не обращали внимания. Будто его и не было.

Ну, ладно! Ты сам спросил!

— Потому что он настоящий мужчина! Потому что он сильный! И мужественный! Он!.. Просто лучше всех…

— Не убедительно.

— До пошел ты, Айхен! ТЕБЕ этого не понять! — она постаралась чтобы ее голос звучал как можно более презрительно.

— Ты права — мне этого не понять!

Что это с ним? Она и в самом деле его разозлила? Как приятно.

Он вскочил, он схватил ее за плечи и встряхнул. Довольно грубо.

— Не могу понять! Что вам, бабам, надо? Вам нравится утешать несчастных страдальцев? Утирать им сопли? Ах, он такой мужественный! С какой стороны он мужественный?!

— Он герой! — с чувством выдохнула Маша, — Он создал СОГ!

— Создал СОГ… Глупенькая ты дурочка! Преданный солдатик! СОГ создал не он, а Лавгн Рауш Флоук, военный министр Эрайдана, ныне покойный, а героическая личность Эрдр, страдалец Эрдр, просто очень подошел на должность его главы, потому что был такой прекрасный и благородный, потому что был такой безопасный, такой готовый выполнить любой приказ!

Маша нацелила кулак принцу в подбородок, но тот не позволил себя ударить.

— Ты завидуешь ему! — прошипела она, пытаясь вырваться, чтобы повторить свою попытку.

— Он же никогда не оценит твоих нежных чувств, — Айхен так приблизил к ней свое лицо, что она почувствовала на коже его дыхание. Его глаза были так близко… как когда-то… машино сердце забилось тяжело, подогнулись колени. Нет, только не это!.. Только не это…

— Ты будешь сгорать от страсти, а он будет рассказывать тебе трогательные истории о своем несчастном прошлом. Больше ничего не будет!

Она уже почти не слышала его, она была поражена страшной догадкой, но не могла поверить в нее, с ужасом смотрела в темные глаза Айхена, метающие молнии.

— О нет… — сказала она своим мыслям.

— О да! — ответил ей Айхен.

Маша дернулась в его руках, изо всех сил попыталась вырваться, она уже не собиралась драться, она хотела убежать, далеко-далеко, спрятаться, забиться в какой-нибудь темный угол, умереть.

Но Айхен держал ее крепко.

— Смотри на меня, — велел он ей, — Неужели ты еще не поняла?!

— Пусти меня! Сволочь! Мразь! Мерзкая скотина!

В ярости она вопила на родном русском языке, не замечая этого, и смысл ее проклятий остался для адресата не осознанным.

— Это был ты?..

Из ее глаз потекли слезы, обильные и чистые, как у обиженного ребенка.

— Это был не Эйк… это был ты…

Айхен целовал ее щеки и глаза, и говорил что-то на языке, которого Маша не знала, слова, которые произносил и тогда… Маша думала, что это геллайский…

— Пусти меня, ничтожество!.. Я никогда не прощу тебе… Никогда!

К несчастью, она не могла сопротивляться. Она слишком часто вспоминала ту прекрасную ночь, того мужчину, что был с ней, любимого… Нна так хотела, чтобы когда-нибудь это повторилось! Это был он… Мерзавец Айхен!

Маша предпочла закрыть глаза и не думать об этом — эти руки самые прекрасные руки на свете, эти глаза, эти губы…

Ее, наконец, освободили от дурацкой простыни, и как же без нее стало хорошо!

О джеклайзе забыли, он и сидел, бесстрастно наблюдал происходящее, склонив круглую безволосую голову к костлявому плечу. Он думал о том, что, вероятно, до конца дней своих так и не привыкнет к странностям этих инопланетян…

Рюнт-рэй Гелдзз был очень плох. Силы иссякали, таяли с каждым шагом. Он мог бы упасть и лежать — это было бы лучше всего, но ему было страшно останавливаться, казалось, что смерть придет сразу же, как только он перестанет бороться. Смерть в образе серых пучеглазых тварей, которые так хитро обманули его, прикинулись жалкими и ничтожными, натворили такое! Или в еще каком-нибудь более жутком образе… Лучше не думать об этом… Страшно.

Это небо, эти деревья, эти цветочки… они следят за каждым его шагом, ждут, пока он упадет, чтобы… Они источают ненависть. Холодную спокойную ненависть к нему. «Мы не торопимся, мы подождем, рано или поздно ты упадешь, скорее рано», — шептали они вслед.

Все неправильно, не так, как должно было быть. Это просто смешно — рюнт-рэй плетется из последних сил по планете, которую должен был завоевать — и в сущности завоевал — легко и просто. И никого нет рядом, и войска в замешательстве.

Ну уж с Цеззом-то должно быть все в порядке. Он был на орбите! Хотя… кто знает, что произошло в атмосфере планеты в то время, как на космодроме разразилось землетрясение. Может быть он — рюнт-рэй Гелдзз — последний оставшийся в живых.

Что ж, в таком случае, жить ему осталось не долго.

Он был сильно обожжен, практически лишился меха на спине и на лапах, какая-то каменная конструкция, падая, едва не переломила ему хребет.

Гелдзз тяжело шагал по цветущему ярко-зеленому ковру, раскачиваясь из стороны в сторону, красная пелена застилала глаза, видеть через нее что-то стало практически невозможно, травка цеплялась за его ноги, дерево попалось ему на пути, как непреодолимая преграда, и он прислонился к нему, обнял лапами, и… сполз к его основанию с глухим рычанием. Прохладная и шелковистая трава, такая мягкая на вид, больно резала израненное тело, она источала пронзительный дурманящий запах… оплетала… душила, подбиралась к морде, чтобы забиться в горло и в нос… Гелдзз дернулся в панике, но не смог даже пошевелиться. Дышать тяжело… Будто непереносимая тяжесть навалилась… Звероноид захрипел, собрал последние силы, напряг мышцы и… провалился в темную душную мглу. Мысли стали ватными и спокойными… паника еще билась где-то на самом их дне, но уже далеко.

Он умирал со спокойным сердцем, в его душе царили покой и радость, не было ни честолюбивых устремлений, ни забот, ни тревог, может быть в тот момент звероноид уже прикоснулся к вечности, к началу и концу, к основе… и вдруг что-то там, впереди, запульсировало тьмой и болью, эта боль и тьма были отдельно от него, но как будто приближались… окружали… это начинало тревожить.

Скопление зла ударило его с силой необычайной. Закружило, сжало, сокрушило, Гелдзз зарычал от ужаса и распахнул глаза.

Свет…

Искры…

Повсюду молнии бьющие его несчастное полуживое тело, больно — и еще более чем больно, неприятно.

Что происходит?!!

Чьи-то лапы грубо и бесцеремонно ощупывают его. Но уже не больно. Кроме хорошо знакомого привычного зуда никаких неприятных ощущений.

Голос как будто очень издалека.

— Что теперь?

— Ничего. Он скоро придет в себя.

Голоса вроде бы знакомые, но в голове все перепуталось, все смешалось в воспоминаниях. Может быть, эти голоса ему снятся?..

— Рюнт-рэй… — услышал он уже ближе.

Кто это рюнт-рэй? Это звание когда-то носил его отец. Но ведь отец погиб на Молмате… Или он сам и есть — его отец, а его сын…

Небольшое усилие, и он открыл глаза.

Рюнт-краэ Цезз радостно рыкнул.

— С возвращением, рюнт-рэй… Я страшно рад!

Да уж… еще бы… кто вы такие без меня… что вы будете делать на этой гадостной планете без меня…

— Это было жуткое зрелище, — говорил Цезз, глядя на мелькающие на экране картинки с непонятной мечтательностью, — Трава оплелась вокруг вас как кокон… такой плотный… мы очень основательно потрудились, прежде чем смогли вас из него… э-э… извлечь. Она хотела вас поглотить… Мне так показалось. Растворить, съесть. Мы прошли бы мимо и не заметили вас, если бы не захватили прибор, реагирующий на тепло… Это страшно, Гелдзз, мы шли, и у нас дрожали коленки, мы готовы были к чему угодно!.. К любым кошмарам… Может бросим мы эту гадость? Оставим у себя в тылу, двинемся дальше… Я не знаю, что делать с этой планетой — взорвать разве что?..