Элоэ посмотрела на газету, которую ей протянула миссис Деранж. Фотография была сделана при ярком солнечном свете. Поэтому было трудно различить что-либо отчетливо. Герцог, без сомнения, выглядел хрупким. Было совершенно очевидно, что как мужчина он не обладал большой физической силой. И все же, как она могла видеть, миссис Деранж была права, когда говорила, что у него, возможно, приятные черты лица. По крайней мере, у него было приятное лицо, обращенное с улыбкой к служащим, опускавшим его с самолета.

Миссис Деранж явно ждала, когда Элоэ что-нибудь скажет, и через секунду она неуверенно произнесла:

– Здесь… трудно… разобрать, но вполне возможно, что он может оказаться… симпатичным.

– Не имеет значения, даже если бы он был Адонисом, он все равно навечно прикован к инвалидному креслу, – отрывисто сказала Лью.

– Но зачем так спешить с выводами? – возразила миссис Деранж. – Герцогиня ничего не говорила мне о кресле на колесах. Она сказала, что ее сын болен и уехал в Баден-Баден, чтобы поправить здоровье, а сейчас возвращается домой, так как доктора нашли, что ему стало намного лучше.

– Мама, ты рукоплещешь всему, – сказала Лью, пожав плечами. – Но я со всей определенностью могу сказать, что «дук» не вписывается в мои представления о том, как он должен выглядеть.

– Люди редко выглядят так, как от них этого ожидают, – сказала миссис Деранж убежденно. – Ну же, Лью, будь разумной. Ты можешь оставить свое мнение при себе до встречи с герцогом завтра вечером. Когда ты увидишь его в его собственном окружении в этом восхитительном «Шато», я уверена, он покажется тебе совсем другим.

– Ему бы не помешало, – отрывисто произнесла Лью. – Давай проясним этот вопрос раз и навсегда. Я не выйду замуж за того, кому нужна сиделка. Мне нужен молодой и веселый мужчина, который бы вместе со мной мог заниматься спортом – плаванием, теннисом, который умел бы танцевать и ходить на лыжах, которому бы нравилось управлять лодкой, водить автомашину и летать на аэроплане. Ты думаешь, этот несчастный все это может делать?

– Лью! Лью! – увещевала миссис Деранж.

– О, я знаю, что ты думаешь, – сказала Лью с неожиданной страстью в голосе. – Ты думаешь, быть коронованной особой стоит всего этого. А я так не считаю. Только лишь из-за того, что я смогу называть себя герцогиней, я не собираюсь всю свою оставшуюся жизнь тащиться за человеком, который действительно является клиническим случаем – и ты ничего не сможешь мне сказать, ничто не заставит меня думать по-другому.

Она вышла из комнаты, хлопнув дверью. Стены все еще дрожали, когда Элоэ и миссис Деранж взглянули друг на друга.

– Она расстроена, – сказала миссис Деранж. – Она будет думать по-другому, когда встретится с герцогом у него в замке.

– А что с ним? – спросила Элоэ. Миссис Деранж покачала головой.

– Я правда не знаю. Герцогиня была очень уклончива. Для меня это удар – узнать, что он настолько плох, что вынужден находиться в инвалидной коляске.

– Может быть, это произошло только во время путешествия, – с надеждой предположила Элоэ.

– Может и так, – согласилась миссис Деранж. – Во всяком случае нам ничего не остается делать, как ожидать завтрашнего дня. Просто попытайся успокоить Лью, она хорошая девочка. Она прислушается к тебе.

Элоэ думала, что Лью не будет ни к кому прислушиваться, но не имело смысла расстраивать дальше миссис Деранж и делиться с ней своими соображениями.

– Я могу чем-нибудь помочь вам? – спросила она.

– Нет, ничем, – ответила миссис Деранж. – Я чувствую себя очень расстроенной тем, что случилось. Наверное, я приму одну пилюлю фенобарбитала, которую мне дал доктор, и лягу отдохнуть ненадолго.

– Да, я бы тоже так сделала. Мне опустить занавески?

– Нет, нет! Я ничего не имею против солнечного света.

Она выдвинула ящичек из ее прикроватной тумбочки, достала маленькую белую таблетку из картонной коробочки, положила ее на язык и запила водой из стакана, стоящего на столе.

Элоэ собрала письма, на которые еще не были написаны ответы, и положила их на письменный стол; затем, не говоря больше ни слова, она вышла за дверь, тихонько прикрыв ее за собой.

Она была в нерешительности, заглянуть ли ей в комнату Лью, но потом все-таки тихо постучалась к ней.

– Входите, – голос Лью прозвучал очень резко, но когда Элоэ вошла в комнату, она добавила: – О, это ты, Элоэ. Я надеялась, что это ты.

Лью сидела на кровати. Элоэ прошла через комнату, чтобы встать рядом с ней.

– Тебе что-нибудь нужно? – спросила она.

– Да, и очень многое. Прежде всего я бы хотела вернуться назад, в Нью-Йорк, прямо сейчас, сию же секунду. А поскольку у меня нет волшебного ковра-самолета, то полагаю, я должна буду вынести этот ужасный визит.

– Ты имеешь в виду в «Шато»?

– А куда же еще? Сейчас мне ненавистна всякая мысль о нем, а я ведь так хотела туда попасть.

Было что-то грустное и довольно детское в ее разочаровании.

– Возможно, он окажется намного лучше, чем ты ожидаешь. Он выглядит симпатичным.

– Полагаю, что я была дурой, я действительно начала верить маме. Я его представляла себе высоким и темноволосым с великолепной фигурой, как у всех французов из фильмов. Я лежала в постели прошлой ночью и представляла, как он занимается со мной любовью в той маленькой приемной, сплошь задрапированной ярко-розовой парчой, ты помнишь эту комнату?

Я представляла, как мы с ним танцуем в бальном зале, на мне огромная диадема, а он шепчет мне на ухо, как он безумно любит меня. Я уже была наполовину влюблена в него – в мужчину, которого я вообразила, конечно, но не в это болезненное создание из газеты.

– Может быть, ты ожидала чересчур многого.

– В каком смысле?

– Ну, я не думаю, что кто-нибудь может получить все от жизни. Если люди богаты, тогда у них часто бывает какая-нибудь дисгармония, плохое здоровье, например, или слепота, что является противовесом их благосостояния; а если кто-то кажется кому-то очень привлекательным и его можно очень сильно полюбить, то, вполне вероятно, он окажется бедным или… или… или что-нибудь еще.

Говоря это, Элоэ думала о Диксе, от всей души желая, чтобы он не был богатым, а был честным.

– Я поняла, что ты имеешь в виду, – сказала Лью. Ты намекаешь на то, что я жадная.

– А разве нет? – возразила Элоэ. – У тебя столько всего, ты не можешь ожидать, что ко всему этому ты получишь еще и рай впридачу. Я просто хотела сказать, что он необязательно должен быть тоже герцогом.

Лью резко поднялась с кровати и села за туалетный столик.

– Как ты считаешь, поместья, какое бы оно ни было распрекрасное, может быть достаточно? – спросила она.

– Нет, конечно, – уверенно ответила Элоэ.

Лью долго рассматривала себя в зеркало, затем наконец она сказала подчеркнуто равнодушным голосом.

– Ну что же, смотрины никакого вреда не причинят. Мы посмотрим, что принесет нам завтра.

Элоэ догадалась по ее интонации, что момент доверия исчез. Лью приняла решение играть свою собственную игру. В глубине души она все еще надеялась, выйдя замуж за герцога, стать обладательницей как титула, так и «Шато-Пужи». Элоэ поняла, что говорить с ней больше не о чем.

– Ты меня простишь? – спросила она. – У меня в спальне все еще лежат письма, которые необходимо обработать. Если я понадоблюсь твоей матери, она, наверное, позвонит.

– Я скажу ей, как только увижу ее, – ответила Лью.

Элоэ вернулась к себе в комнату. Она положила корреспонденцию миссис Деранж на писчую бумагу и открыла ящик стола в поисках копирки. В этот момент она увидела письмо, адресованное ей Стивом на «Кларидж» отель.

Она вынула его из конверта и перечитала. Затем она взглянула на адрес наверху и на номера телефонов, напечатанные под адресом.

«Должна ли она связаться с ним?»

Эта идея неожиданно пришла ей на ум, но она все же испугалась какого бы то ни было вмешательства. Допустим, она напишет ему, но ничего из этого не выйдет?