– Ну и что дальше? Ты хочешь, чтобы я ушел?

– Нет, конечно, нет.

Она приподняла крышку, чтобы взглянуть на краешек вафли, но он все еще был скорее сливочно-белым, нежели золотисто-коричневым.

– Что ж, значит, мне следует быть благодарным хотя бы за то, что меня здесь рады накормить завтраком.

– Не дуйся. Это совершенно не украшает мужчин.

Застигнутый врасплох столь неожиданным упреком, Кейси опустил голову на руки. Он терял Сьюзан, если это уже не произошло:

– Мне очень жаль, – промямлил он. – Я не хотел давить на тебя.

– Может, мне попросить у тебя прощения? О, проклятье!

Кейси поднял глаза:

– Что-то не так?

– Вафля опять пригорела. – Сьюзан выкинула ее в раковину и налила побольше масла на раскаленную поверхность вафельницы. – Мне всегда приходится выбрасывать первую, зато остальные получаются на славу.

– Дело не в тебе. Плохо продумана рабочая поверхность. Я принесу тебе другую вафельницу. Сьюзан, даже если ты не желаешь говорить о совместном проживании, то что ты думаешь о браке?

– Ты имеешь в виду брак вообще?

– Нет, только то, что относится к нам с тобой. Я пытаюсь сделать тебе предложение. Сьюзан медленно обернулась:

– Ты не это имел в виду.

Кейси хотел улыбнуться в доказательство того, что именно таковы были его намерения, но плохо преуспел в этом из-за треснувшей губы. Он поднес ко рту салфетку, и она тут же пропиталась кровью.

– О, Господи!

Сьюзан выключила вафельницу:

– Сиди спокойно, я пойду накину на себя что-нибудь и отвезу тебя в отделение скорой помощи, пока ты не истек кровью.

– Значит, нет?

– Вот, возьми это. Сейчас не время говорить о браке или о чем-нибудь еще.

Она поцеловала его в макушку и выбежала из кухни.

Это, по мнению Кейси, было уже что-то определенное, и этого оказалось достаточно, чтобы спасти его от обморока перед теперь уже неминуемой процедурой накладывания швов.

Кэрол протянула руку к Мэтту, но почувствовала лишь прохладу простыни и медленно приподнялась. Увидев, что он сидит на полу, опираясь на ножку кровати, она поползла к нему через скомканные покрывала. Мэтт надел брюки и сидел, обнимая лежащую у него на коленях подушку так, словно это был огромный плюшевый медведь. Она поцеловала его в обнаженное плечо и взъерошила его мягкие серебристые кудри. Это прикосновение, как она и ожидала, принесло ей взрыв удовольствия.

– Доброе утро.

– Уже день. Кэрол зевнула:

– Правда? Ну, это меня не удивляет. Сделать завтрак?

– Нет, нам надо поговорить.

Он продолжал пристально глядеть на задний двор через французские окна, и Кэрол, встревоженная тем, что он не повернул к ней лицо, вскарабкалась на краешек кровати.

– Подожди минутку. Я еще не смыла вечерний макияж и не собираюсь обсуждать что-либо, когда выгляжу, как енот.

– А что ты думаешь о том, как я выгляжу? Он слегка повернулся, и Кэрол содрогнулась:

– Кажется, мы недостаточно долго держали мясо на твоем глазу.

Она взяла шелковый розовый халат и прошла в ванную комнату. Ее напугала серьезность настроения Мэтта, и она торопливо смыла остатки туши для ресниц, умылась и причесалась. Затем быстро наложила легкий слой румян, блеск для губ и подкрасила ресницы, что, как она надеялась, могло сойти за естественную красоту.

Вернувшись в спальню, Кэрол уселась рядом с Мэттом на полу. Изящно скрестив ноги, она почувствовала, что готова взглянуть ему в лицо.

– После этой ночи, – начала она, улыбаясь, – я не могу представить себе, что ты еще собираешься сказать.

Мэтт проснулся достаточно рано, чтобы подготовиться к разговору, но нежная прелесть Кэрол ужасно путала его мысли:

– Я должен извиниться за то, что повез тебя в фургоне, это во-первых. Я был просто невыносим, не говоря уже о комментариях по поводу переносных туалетов.

Решив, что это единственная причина его душевного мучения, Кэрол испытала огромное облегчение.

– Я признаюсь тебе, что и сама временами была невыносима, но, как я уже сказала, после этой ночи все должно быть забыто и прощено.

Мэтт на мгновение прикрыл глаза и сжал подушку еще крепче:

– То, что случилось прошлой ночью, вероятно, мог бы очень точно описать какой-нибудь поэт, но у меня таких слов нет. Все, что я знаю наверняка, это то, что я чувствую сейчас. – Он взглянул на нее. – Это красивый дом, Кэрол, и он выглядит, как демонстрационная комната Этана Аллена. Все, от расцветок до дизайна, так же безупречно, как и ты сама.

– Что ж, спасибо.

– Пожалуйста, не перебивай меня, дай мне закончить.

Кэрол вовсе не понравилось его короткое замечание, но она постаралась скрыть свои чувства. Он сделал ей комплимент, и она поблагодарила его. По ее мнению, ее не за что было упрекать.

– Ты красивая женщина, с дорогими привычками, из тех, которые одеваются в платья, расшитые блестками, а по субботним вечерам пьют вино и обедают с мужчиной, одетым в собственный смокинг и сидящим в собственном лимузине. Вчера я впервые надел смокинг со времен свадьбы сына, и, по-моему, мне вообще не стоило его надевать. Я не могу не думать, что тебе нравится во мне то, чего у меня вовсе и нет. Я человек нереспектабельный, не сделавший престижной карьеры. Хирурга-кардиолога, например, или деятеля искусства. Черт, очень трудно придумать работу менее престижную, чем работа водопроводчика.

Было время, когда Кэрол переживала из-за рода занятий Мэтта, но это давно ушло в прошлое.

– Мэтт…

Он поднял руку:

– Пожалуйста, дай мне закончить. Нам было так хорошо в этой постели, что я никогда об этом не забуду. Но я не хочу пытаться выдать то, что связало нас чисто физически, за нечто большее. Мне просто хотелось бы поцеловать тебя на прощание и уйти, пока никто из нас не утратил иллюзий и не почувствовал горечи от такого странного союза.

Кэрол пристально смотрела на него.

– Не стоит, мистер Тренерри. Вы не выйдете отсюда, как некий благородно жертвующий собой крестьянин, которому известно, что они с принцессой слишком разные люди, чтобы жить счастливо и дальше. Я тоже хочу сказать свое слово, и мне кажется, что вы просто прячетесь за ваш проклятый переносной туалет. Скажите, что вы чувствуете ко мне, а не объясняйте, почему вы думаете, будто мы неподходящая пара, если прошлая ночь показала обратное.

– Это был всего лишь секс, Кэрол, – мягко возразил Мэтт. – И не пытайся увидеть в этом что-то большее.

Кэрол вскочила на ноги.

– Лжец! Я не позволю тебе называть «всего лишь сексом» то, что было лучшей ночью в моей жизни и что, по твоим же словам, достойно пера поэта. Это было чертовски намного большее, и как раз это-то тебя и пугает, не так ли? Да, я обладаю чутьем к оформлению интерьера и одеваюсь в стильные вещи, которые, кстати, покупаю со скидкой, но все это ничего не значит!

Мэтт бросил подушку на кровать и встал лицом к ней:

– Я не хотел, чтобы все вышло так безобразно.

– Еще одна отвратительная ложь! – выпалила в ответ Кэрол. – У тебя есть ясный выбор: решиться на что-то особенное вместе со мной или соскользнуть обратно в ужасающую пропасть, откуда ты явился. Я думала, что у тебя больше мужества. Ты доказал это прошлым вечером. Что же случилось с тобой сегодня?

Мэтт подобрал рубашку, пиджак, сунул в карман носки и надел на босые ноги взятые напрокат ботинки. Потрясенный самым сильным эмоциональным конфликтом в своей жизни, он, не говоря ни слова, направился к двери. Он все еще чертовски плохо видел правым глазом, но по воскресным дням в городе было такое слабое движение, что он не боялся сбить кого-нибудь по пути домой. Ему трудно было представить себе, чем он займется, вернувшись домой, но также трудно было разделить свои мучения с Кэрол.

Кэрол не проводила его до двери и даже не бросила ему вслед колкие эпитеты. Она просто села обратно на кровать и оплакала счастливую жизнь, которая могла бы сложиться у них с Мэттом, если бы только он захотел.