– О, Морган, – широко раскрыв глаза, промолвила Нэн, – ты же не собираешься вести при дворе подобные разговоры, правда?

Морган тоже вытащила из воды ноги, но надевать туфли ей пока не хотелось. Трава была такой мягкой и свежей, и она вдруг подумала, что еще очень и очень не скоро сможет вновь походить босиком.

– Разумеется, нет, – успокоила кузину Морган. – Это здесь мы привыкли свободно высказывать свои мысли. К тому же дядя Томас нам не прямой родственник.

– Но его влияние тебе не повредит, – настаивала Нэн. Морган не отвечала, погруженная в свои мысли. – Полагаю, ты не боишься встречи с Шоном О’Коннором?

Это замечание вызвало мгновенную реакцию Морган. Резко повернувшись к кузине, она спросила:

– Шон? Почему ты о нем заговорила?

Нэн игриво отскочила от Морган:

– Потому что ты без ума от него с прошлой весны, когда он останавливался у нас по дороге в Лондон. Целых полгода твердила: «Правда, Шон красивый? А какие голубые у Шона глаза! Не правда ли, у Шона очаровательные веснушки?»

– Ах ты! – Морган запустила туфлями в кузину, промахнулась и с ужасом увидела, что они шлепнулись в воду и пошли ко дну. Нэн расхохоталась, и Морган бросилась к ней, однако длинноногая Нэн оказалась проворнее. Убегая, она повернула за угол дома в конце аллеи и была такова.

Впрочем, Нэн сказала правду. У Шона О’Коннора, ученика великого придворного художника Ганса Гольбейна-младшего, и в самом деле были голубые глаза, очаровательные веснушки, волнистые темные волосы и улыбка, способная растопить лед. Морган знала Шона всю свою жизнь; дальний родственник ее отца, Шон не реже раза в год приезжал со своей семьей из Арма на свадьбы, крестины, похороны и прочие события, которые объединяли ирландскую и английскую ветви семейства.

Но вплоть до нынешней весны, когда Шон остановился у них по пути в Лондон, Морган не отдавала себе отчета в том, что испытывает к молодому ирландцу нечто большее, чем просто родственные чувства. Он нежно поцеловал ее, и она подумала, что любит его. А он, конечно же, любит ее. И предстоящее свидание с Шоном волновало ее не меньше, чем блеск и великолепие королевского двора. Неожиданно ей пришло в голову, что животные чувства Бесс и Маддена не имеют ничего общего с настоящей любовью. Во имя всего святого, подумала Морган, настоящая любовь – это многозначительный обмен взглядами за столом, соединяющиеся под звездным небом руки, нежнейшие поцелуи под сенью розовых кустов. Именно эти чувства вызывал у нее Шон О’Коннор, и это не имело ничего общего с тем, что происходило между Бесс и близнецами Мадден. Вдохновленная собственными доводами, в ожидании предстоящей встречи, она отбросила всяческие сомнения и страхи относительно своего дебюта при дворе и направилась по аллее, ведущей в глубину сада. Она почти физически ощущала прикосновение губ Шона, чувствовала его объятия. Морган тогда исполнилось семнадцать, и кое-кто мог бы сказать, что она старовата для первого поцелуя, но Фокс-Холл был в стороне от большого света, и ее ровесники появлялись здесь довольно редко. И в этих случаях леди Элис и тетушка Маргарет не сводили с девушек глаз.

Морган задержалась, чтобы сорвать веточку цветущей сирени, и печально подумала о том, скоро ли она сможет вновь полюбоваться цветущим садом, старым замком, когда удастся вернуться в Фокс-Холл. Каждый камень здесь, каждый лист и каждая травинка были несказанно дороги, ведь именно тут Морган появилась на свет. Леди Элис нравилось имя Элизабет, но сэр Эдмунд Тодд намеревался назвать дочь Джейн, в честь своей матери. Никто из супругов не хотел уступать, и леди Элис в конце концов предложила компромисс:

– Ну, раз уж на свете так много Элизабет и Джейн, а я очень люблю своих родственников по мужу, в частности Моргана Уильямса, почему бы…

Сэр Эдмунд вскипел:

– Назвать дочь Морган? Хочешь, чтобы она выросла ведьмой вроде колдуньи Морганы?

– Едва ли, – расхохоталась леди Элис, – хотя бы потому, что Морган Уильямс мужчина и уж совершенно точно не колдун! Но имя это необычное.

С этим сэру Эдмунду пришлось согласиться:

– К тому же Морган Уильямс единственный порядочный родственник со стороны этих Кромвелей, уже за одно это стоит уважать его.

– Моя бедная сестра не подумала, выходя замуж за Кромвеля, – признала леди Элис и тут же торжествующе добавила: – Кроме того, ее зовут Джейн.

Сэр Эдмунд хихикнул, не удержавшись, и решил, что Морган, возможно, и не слишком вызывающее имя для девочки. Впрочем, малышка и выглядела не совсем обычно, что было заметно еще в младенчестве. Глаза у нее были не просто голубыми, а слегка отливали зеленью и золотом; волосы – нечто среднее между темными и светлыми, черты лица правильные, но слишком резкие – так художник порой старается оттенить особенно выразительные фрагменты.

С течением времени девчушка превратилась в девушку с роскошными волосами и огромными топазовыми глазами. И хотя сама Морган никогда не считала себя миловидной, родственники и друзья отмечали ее необычайную красоту, скорее внутреннюю, чем внешнюю.

Братьев и сестер у Морган не было. По непонятной причине леди Элис не произвела на свет больше ни одного ребенка, и Морган сдружилась со своей кузиной Нэн. И все же это было счастливое безмятежное время.

Когда Морган исполнилось двенадцать, она побывала с родителями в Лондоне. И пришла в благоговейный ужас от суеты, шума, множества людей, великолепных особняков на Странде! Она не видела короля и его первую жену, Екатерину Арагонскую, но вид Уайтхолла и Сент-Джеймского дворца потряс ее.

И вот сейчас ей предстоит жизнь в Лондоне при дворе. Катерина больше не королева: Генрих оставил ее ради Анны Болейн. Трудно представить себе на месте королевы другую женщину. Она ведь была супругой короля задолго до рождения Морган. И уж совершенно невозможно было вообразить на троне Анну Болейн. Родители Морган не одобряли ни новую правительницу, ни разрыв короля с римской церковью, вызванный этим порочным, по их мнению, союзом.

Но, ни о политике, ни о религии Морган не размышляла, задумчиво бредя по берегу пруда. Облачко недовольства, затуманившее было ее покой, рассеялось. Шон ждал ее в Лондоне; двор ждал ее; казалось, весь мир с нетерпением ожидает ее появления.

Крик, раздавшийся неподалеку, прервал мечты Морган. Кошка, сова – неужели человек? Морган попыталась определить, откуда донесся звук. Возможно, со стороны голубятни или конюшни. Наверное, кто-то из слуг поранился. Крик повторился, и на этот раз, похоже, в глубине сада, и это явно был крик животного. Подобрав юбки, Морган помчалась по аллее вперед. Там, неподалеку от дороги, она заметила Гамбита, старого пса-колли, любимца семьи. Собака явно мучилась от боли, а рядом какой-то джентльмен в дорожной одежде пытался помочь несчастному животному. Морган замедлила шаг, присмотрелась, но так и не смогла узнать спасителя. Впрочем, Гамбит, не проявляя никаких признаков беспокойства, полностью доверился мужчине.

Незнакомец взглянул из-под густых бровей па приближающуюся девушку.

– Колючка, – произнес он глубоким хрипловатым голосом. Серые глаза при этом блеснули, и стало ясно, что мужчина довольно молод, пожалуй, лет двадцати пяти. Гамбит коротко благодарно гавкнул, лизнул руку мужчины и затрусил по направлению к дому.

– Как это любезно с вашей стороны, – улыбнулась Морган.

– Ну конечно. – В серых глазах мелькнула лукавая ответная улыбка. – Теперь ваша очередь оказать мне любезность.

– Разумеется, – начала было Морган, но незнакомец вдруг расстегнул свой дорожный плащ и швырнул прямо на траву.

Морган, изумленно застыв, наблюдала за незнакомцем. Он приблизился к девушке и заключил ее в объятия.

– Сэр! – воскликнула Морган, тщетно пытаясь оттолкнуть его.

Но прежде чем она смогла издать еще хоть звук, ее рот закрыл страстный поцелуй. Морган лишь успела подумать, что этот поцелуй вовсе не был похож на тот, которым осчастливил ее Шон. Ощутив, как язык незнакомца раздвигает ее губы, Морган забилась в крепких руках. Это не было шуткой, фантазией, все происходило наяву и вселяло в девушку ужас.