Словно жидкий огонь потек по пищеводу и мгновенно, тонкими иголочками прокалывая тело во всех направлениях от желудка, принес силы. Она сама не заметила, как оказалась на ногах, потом закашлялась и поняла, что у нее сожжено горло. Фляга оказалась у нее на поясе, и она ее опустошила так стремительно, что сама не заметила как. Но это ее не напугало, во-первых, в городе должны были сохраниться колодцы и каналы, которые, помнится, были изображены на карте, во-вторых, во вьюке лежал бурдюк, полный питьевой воды, и, кажется, даже не один. Аир сделала несколько шагов, подрагивая всем телом и поминутно рискуя завалиться набок, тело одеревенело и плохо слушалось даже после такой дозы тонизирующего.
Она, постанывая от напряжения, вынула из своей сумки деревянные пиалы, из которых они пили воду и лекарства, не всегда попадая в развал чашки, налила воды и покапала туда по три капли из флакона. В горле сильно першило, к голове то и дело подкатывала волна дурноты, но не от слабости, а скорее от избытка сил в теле, не могущем сейчас соответствовать их обилию, так что девушка вполне понимала теперь реакцию мужа. Аир, осторожно ступая, подошла к Ридо и поднесла чашку к его губам. Потом напоила Фроуна, наконец оторвавшегося от птицы и сумевшего перевалиться на спину. Голову он уже поднять не смог, и девушке пришлось предпринимать целую серию сложных трюков, чтоб суметь положить его голову себе на колени и влить жидкость в рот. Фроун закашлялся.
— Как там… Гердер? — просипел он, когда к нему вернулась возможность говорить (Аир же замерла с опущенными руками, какое-то время лишенная возможности двигаться).
— Лежит, — ответила она бесцветно — с ощутимым усилием пришлось выталкивать из себя даже одно это слово.
— Пойти посмотреть. — Рейнджер заворочался неуклюже, совсем как медведь. — Если б не он, так…
Он не стал договаривать. И так было все ясно.
Фроун встал раньше Аир, он поднял ее и, придерживая под мышки, подволок к неподвижному Гердеру.
— Лечи. Что нужно нести?
— Воду, — шепнула она.
Гердер пришел в себя только после двойной порции зелья. Его не стали тревожить, пытаться поставить на ноги, Фроун пинками поднял Ридо и заставил его помогать Тагелю следить за окрестностями, завернул Гердера в меховой плащ Аир и стал приводить в себя Хельда. Предводитель очнулся не скоро, только через полчаса, но встал на ноги легко, насколько можно было понять, его свалили в глубокий обморок не вопли птиц, а последствия предыдущего приключения с колючим призраком. Покачивая головой, он делился с Фроуном опасением, что из-за этой треклятой встречи с прозрачным монстром он теперь практически небоеспособен, падает от любого воздействия извне, и надолго ли это — боги знают. Вполне оклемавшийся Фроун рассудительно указал, что даже если и так, Валена Рутао можно будет заставить это все вылечить, а пока они вчетвером его уж как-нибудь доволокут до границ. Главное — уцелеть здесь, в столице.
— Верно, — согласился Хельд и огляделся. — Что с Гердером? Он жив?
— Жив, — подтвердила Аир, складывая в сумку вещи. — Только ни говорить не может, ни руками-ногами шевелить.
— Это ничего. Главное, чтоб был жив. Так, собираемся и идем. Библиотека, слава всем богам, перед нами, так что нечего тянуть.
— Это библиотека? — Девушка с любопытством посмотрела на пятиэтажное здание впереди.
— Она самая. Ридо, что ты башкой мотаешь, как баран?
— Плохо мне.
— Всем плохо. Вот Гердеру больше всех плохо, так что бери его и громозди на лошадь. Да осторожней громозди! Тагель, помоги ему.
— Какая закономерность, после каждого боя кого-нибудь на лошадь громоздить, — проворчал Тагель.
— Заткнись, говорливый. Идем, быстро. Мало вам этих милых птичек, еще хотите чего-нибудь дождаться на свою голову?
Они пересекли площадь бегом, как только могли, впереди ступала Аир, которую уже почти не качало, а замыкал отряд Хельд — он-то чувствовал себя лучше всех. Дверь в библиотеку была сорвана с петель и валялась в стороне, потому в просторный холл въехали беспрепятственно.
А он был величествен, даже у видавших роскошь и грандиозные постройки рейнджеров пораскрывались рты. В середине потолок поднимался на четыре этажа, по краям этого огромного купола шли галереи, одна под другой, а к ним — широкие лестницы, отделанные мрамором. Пол был выложен разноцветной, почти не поблекшей за столько десятилетий мозаикой, простенки нижнего этажа под галереями украшали статуи. Некоторые Аир даже узнала по изображениям на листах берестяной книжечки, которую жрец приносил показывать детям (взрослым тогда тоже было интересно). В этой книжечке были чьей-то искусной рукой нарисованы чтимые боги Белого Лотоса, которым продолжали поклоняться на просторах расколотой Империи. Вот Араэ, покровительница искусных рисовальщиков, ваятелей, архитекторов, словом, всех, кто создает прекрасное. А это ее муж, Одор, который дарует ремесленникам истинное мастерство и учит стремиться к совершенству. Это Мар, бог мудрости, которому молятся неравнодушные к учению и постижению истины, а это Велея, добрый дух ярких красок…
— Мда-а, — протянул Фроун. — Где ж искать?
— То, что ценные книги хранятся внизу, в запасниках, это точно, — ответил Хельд. — В надземных этажах их нечего и искать. Вон лестница вниз. Пошли. Гердер, как ты?
— Порядок, — едва слышно простонал рейнджер. — Сейчас…
— Да ты лежи, чего там. Спустимся сейчас на этаж и оставим тебя с кем-нибудь, да хоть с Ридо. Что-то я тут не чую никаких опасностей, должно быть, их тут и нет.
— Кто его знает, — вставил Тагель. — Но следов не видно, это верно. Пошли?
Лошади не с первого раза согласились идти по ступеням. Особенно тяжело стало на втором подземном этаже, света там не было, никаких окон, раньше, видимо, подвалы освещали с помощью магии, потому что и колец для факелов, и самих факелов не оказалось.
— Да ты что, жечь тут огонь! — возмутился Ридо. — Тут же и папирусы есть, и бумага, они только так полыхнут, от одной искорки.
— А что делать? — Хельд пожал плечами. — Впрочем, у нас есть свечи, несколько штук. Аир, у тебя в сумке?
— Нет. Я не знаю…
— Сейчас найдем… Вот они. Идем, Тагель, зажжем на лестнице, а то и верно, полыхнет.
Зажгли свечи, и в их неровном, колеблющемся свете стали различимы стеллажи со стопками сшитых по корешку листов, коробки свитков, стоящие вертикально фолианты. Кое-что было порушено, часть хранимого грудами валялась на полу, но рейнджеры даже и приближаться к этим завалам не стали, потянулись к лестнице вниз.
— Сама посуди, — пояснил жене Хельд. — Вот у тебя есть ценная вещь, так ты ее в ухоронке хранить будешь или на виду? Вот я и думаю, что эти ценные книги будут в самой глубине.
На самом нижнем, четвертом подземном этаже было и вовсе темно, огоньки свечек съедались непроницаемой мглой, поселившейся здесь, казалось, навсегда. Аир, напрягая зрение, разобрала, что на стеллажах теперь лежат только фолианты, никаких непереплетенных стоп листов, никаких свитков. Были, кроме того, какие-то густо исписанные затейливыми знаками таблички, которые она на ощупь определила, как глиняные, и нанизанные на большие проволочные кольца тонкие пластинки, будто бы металлические. Над одной такой стопкой Тагель наклонился, махнул Аир:
— Свет отведи.
Она отвела, прикрыла ладонью, и убедилась воочию, что о том «слепне», чью голову сжевал, смуглый рейнджер не лгал — он и в самом деле видел в темноте. Он пощупал металл, попробовал на зуб и, повернувшись к товарищам, возгласил:
— Да это же золото! Точно говорю, чистое золото.
— Что там нарисовано? — спросил подоспевший Хельд.
— Не разберу. Написано что-то, но я этих знаков не знаю. Хотя кое-какие буквицы вроде знакомые. Но точно на золоте гравировано. Давайте прихватим? — Он посмотрел почти умоляюще. — Сказано же было, что остальное, что возьмем, все наше будет. Возьмем, а?
Хельд с сомнением взвесил одну из пачек на ладони.
— Да весу здесь всего ничего…
