— То-то же. Сперва надо спросить и только потом орать. Тебя коснулся колючий призрак. Видимо, мы не знаем.

— Если бы коснулся, он бы тут не стоял, — хмуро добавил Гердер.

— Ну, значит, и близко к нему нельзя находиться. Ты грохнулся в обморок, как дворцовая барышня, и растолкать тебя мы не смогли. Смогла только Аир.

— Хм. — Предводитель почесал в затылке и добавил: — Извини, Аир.

— А о лошадке своей можешь забыть, — прибавил Тагель и рассказал, что случилось у завала.

Хельд посмотрел на него, на Гердера, потом обвел взглядом остальных и кивнул Ридо:

— Я у тебя в долгу.

— Пустое, — отмахнулся тот.

— Значит, по крайней мере мы теперь знаем, что такое колючий призрак и что он делает. Нам повезло.

— Еще как. Мы, я так понимаю, первые, — заметил Фроун и усмехнулся добродушно.

— Тагель, далеко до библиотеки?

— Немного совсем. За час дойдем, даже если пешком и останавливаться. Так, может, перекусим?

— Обойдешься. Двигаем. — Хельд сделал один шаг, пошатнулся и остановился, вслушиваясь в свои ощущения. — Аир, детка, дай-ка мне флакончик. Сколько, говоришь, капель ты в меня тогда влила?

Они двинулись сразу, как только подтянули ремни сумок и сдвинули с места лошадей, ставших на удивление вялыми. Животные мотали головами, прядали ушами и с места сходить не хотели, а норовили прилечь. Тагель, удивленный таким их поведением, сперва покосился на Гердера, а потом и на Хельда, мол, не слышали ли они о чем-либо подобном и не говорит ли это о чем-либо опасном? Не притаились ли поблизости какие-нибудь твари вроде колючего призрака, только не веющие сперва холодом, а действующие на лошадей? Оба рейнджера только развели руками.

Следующая улочка была пошире, и дома сохранились намного лучше. Возле одной из оград все увидели уже почти рассыпавшиеся останки костей двух человек, судя по размерам и валяющимся рядом украшениям — женщина и ребенок. Тут же неровной, разметанной кучкой лежали золотые монеты, обляпанные чем-то черным (рейнджеры уже знали, что это — остатки плотной кожи, видимо, кошеля), и несколько ограненных драгоценных камней. Тагель, не останавливаясь, нагнулся и смел добычу в ладонь. Подмигнул товарищам. По традиции все, найденное в Пустошах, делилось на количество участников вне зависимости от степени их участия. Так укоренилась эта привычка, что и в голову никому не приходил вопрос, будет ли дележ. Аир же на останки только испуганно покосилась, сама же разглядывала дома — большие, в два-три этажа, с террасами и еще не обрушившимися галереями, с отделкой мрамором, с колоннами и резьбой по камню — все это еще можно было рассмотреть. При домах когда-то были палисадники, теперь же они превратились в маленькие неухоженные лески; корни деревьев взламывали плитки дорожек и дворов, рушили невысокие внутридворовые стенки, подбирались к строениям.

Хельд, отняв у Тагеля карту, сориентировался, отряд свернул в небольшой переулок, потом еще в один — сюда постройки в большинстве своем выходили глухими стенами, но кладка замечательно держалась, видимо, дома эти принадлежали богачам, на чьи деньги во все времена строили прочно. Второй переулок оказался сквозной, через него пробрались на широкую улицу, по которой шли только что не пригнувшись, а потом как-то сразу вывернули на площадь и остановились.

— Вот задница! — выругался Ридо.

Но Аир даже не стала смотреть, что же такого неприятного он увидел, она, ошеломленная, любовалась площадью. Такого ей еще не доводилось видеть, и величественная колоннада (не каждое дерево в лесу могло сравниться высотой с этими колоннами) по правую руку, и храм как раз напротив, и мощенная большими плитами земля, мощенная настолько плотно, что плиты до сих пор не расселись, и трава пробивалась только по краям, где и не получилось бы плотно вымостить, где мостовая подступала к домам, — поразили ее воображение. Она любовалась великолепной архитектурой здания напротив — пятиэтажного, узкого, увенчанного трехгранным низеньким шпилем, с огромными стрельчатыми окнами, в каждом из которых сохранилось стекло, значит, не без участия магии. Рассматривала девушка и дома по сторонам — двухэтажные с мансардами, сложенные из камня и дерева — вперемежку. Дерево прекрасно держалось.

Кто-то дернул ее за руку, девушка упала, и тут же ее оглушил пронзительный свист, не свист даже, а тонкий рев, заходящий за границы воспринимаемого, от которого темнело в глазах, который сбивал с ног и ощущался как удар. Лошади тоже не удержались на ногах, а рейнджеры, с усилием, рывками, приподнимаясь с земли, пытались достать из-под себя луки. В коротком перерыве Аир удалось поднять голову, и, присмотревшись, она заметила несколько кружащих возле пятиэтажного фасада крупных птиц, две, а потом и третья неторопливо повернули в их сторону, и рев немедленно возобновился. Девушка, как и мужчины, вжалась в камень, жалея, что нельзя слиться с ним и перестать чувствовать что бы то ни было, потому что звук этот был пронзителен, страшен и осязаем, почти уже не звук. Волны его усиления и ослабления отзывались в теле взрывами боли. Аир с ужасом поняла, что не может шевельнуться, потому что во время перерывов тело ее настойчиво требовало отдохновения и отказывалось подчиняться приказам хозяйки. Когда же звучал вой, о движении и думать было нечего.

Потом совсем рядом с ней щелкнула отпущенная тетива, и одна из птиц, оказывается, уже успевшая подобраться на пять шагов к распластавшимся на камне жертвам, кувырнулась назад, убитая наповал. Девушка смогла повернуть голову и увидела, что Гердер с искаженным от боли лицом и уродливо перекособочившись, привстал и теперь трясущимися пальцами ладит к тетиве еще одну стрелу. Вторая птица, заклекотав и тем тоже прервав сбивающий с ног вой, попыталась наскочить на Гердера, но он успел первым и принялся нашаривать третью стрелу. Аир, пытаясь подняться, подтянула к себе руку и с оцепенением отчаяния поняла, что двинуться по-прежнему не может. Все тело звенело, как натянутая струна, и было неживым.

Третья тварь (приподняв-таки голову каким-то нечеловеческим усилием, Аир это увидела) подлетела к Гердеру, опять натягивающему тетиву лука, и рявкнула прямо ему в лицо. Рейнджер, словно получив удар в лицо от могучего силача, безвольно опрокинулся назад, и инерция проволокла его по мусору и камню еще метров пять. Но за ним, чуть сбоку, так что не был сбит с ног, поднялся Тагель с луком и срезал крикушу. Рядом с ним, не имея сил подняться, валялся Ридо, а с другой стороны ворочался Фроун, сумевший достать кинжал и приноравливающийся теперь его метнуть. Ему это не удалось, потому что подлетевшая птица гаркнула на него прямо сверху и так, покрикивая, стала снижаться кругами, как стервятник на падаль. Фроун лежал неподвижно, но в тот миг, когда тварь, ликуя, коснулась когтями булыжника, неуклюже, но довольно быстро метнулся и смял, навалился на отбивающееся существо всей тяжестью своего тела, ломая ему перья и хрупкие косточки крыльев, добираясь до шеи. Свистнула в воздухе еще одна стрела Тагеля, от прикосновения к луку словно бы ободрившегося, потом другая, и последняя громкоголосая птица полетела головой вниз на булыжник.

Смуглый рейнджер сразу будто обмяк, опустились плечи, он обвел площадь дурными глазами и как-то криво, боком рухнул лицом вниз. С сопением ворочался Фроун, еще не понявший, что его противник мертв, заламывая и расплющивая птицу своим весом. Хельд и Гердер лежали неподвижно, а Ридо вяло пытался поднять голову, но пока ему это не удавалось. Поднатужившись, Аир подтянула руки — тело словно превратилось в студень, наподобие желе мелко тряслись мускулы, и это безостановочное движение не подчинялось приказаниям разума. Девушка попыталась приподняться один раз, второй — руки подламывались, — потом-таки как-то утвердилась и поползла. Четыре метра по булыжнику до мужа показались ей бесконечной и безнадежной пробежкой по песку, но она все-таки добралась до него, пошарила по карманам, достала флакончик с тонизирующим, вытянула пробку и сделала маленький глоток.