Майкл уловил стальные нотки в ее голосе.

– Например?

– Ты все еще в интимных отношениях с этой коровой?

– Прюденс? К сожалению.

– В ближайшие несколько дней будь с ней особенно любезен. Пусть на работе она как бы ослепнет, оглохнет и онемеет.

– Почему?

Джасмин прильнула своими губами к его губам, запустила руку к его паху.

– Об этом я скажу тебе позже.

Как и большинство ливанских христиан, Александр Мейзер относился к маронитам, которые являлись последователями римской католической церкви. Но Катя считала, что религия никогда не играла существенной роли в жизни ее отца, поэтому была сильно удивлена, когда узнала о его наставлениях относительно своих похорон и погребения. Он распорядился, чтобы отпевание совершили в небольшой маронитской церкви в Потакете, штат Род-Айленд, чтобы его тело предали земле на кладбище этой церкви.

Катя спросила об этом Эмиля.

– Приехавшие в страну ливанцы, – объяснил он, – предпочли жить в небольших городках. Александр щедро выделял деньги для церквей таких городков на их деятельность.

«И все это я впервые узнаю о нем, – думала с грустью Катя. – Сколько меня ждет других открытий?»

Верный своему слову, Эмиль позаботился обо всем. Небольшой зафрахтованный вертолет доставил его и Катю на аэродром возле Потакета, где их ждали лимузины, чтобы отвезти в церковь.

Катя почувствовала облегчение, уехав из Нью-Йорка. Стоял свежий, сухой апрельский день, в воздухе пахло солью, недалеко плескались волны океана. По утрам в будние дни Потакет являл собой идеальный образ сонного городка Новой Англии с беспорядочно разбросанными белыми сборными домиками, обрамленными высокими кленами и соснами, с открывающимся видом на гавань.

Похороны были немноголюдными, ограничивались родственниками и небольшим числом проживающих здесь ливанцев, которые относились к Александру как к своему человеку. Церковная служба в его память для друзей и коллег по бизнесу состоится позже на неделе в храме святого Патрика. Катю приветствовал у машины старый священник с черной окладистой бородой и густыми бровями, похожими на крылья ангелов. Он поздоровался с ней и повел ее в церковь. По дороге он представил глав ливанских семей, которые кланялись Кате и целовали ее руку.

– Вашего отца здесь очень любили, – тихо сказал священник. – Он был щедрым человеком, который с радостью помогал нам деньгами.

Катя приняла соболезнования со всей грациозностью, на которую была способна. Эти люди относились к ней так, будто ее отец был их феодальным лордом, а она принцессой.

Арманд Фремонт подошел к Кате, когда священник удалился в ризницу.

– Не удивляйтесь их поведению. Помните, что ливанцы в первую очередь являются членами своей семьи, потом своей деревни, а затем религиозной группы. И только после всего этого они ливанцы. Когда вы уехали в Калифорнию, Александр проводил здесь много времени. Он любил этих людей, и они отвечали ему тем же, поэтому они проявляют к вам уважение, которое, по их мнению, вы заслуживаете как его дочь.

Катя не успела ему еще ответить, как Арманд взял ее за руку и повел к последнему ряду скамеек.

– Вам надо встретиться с некоторыми людьми, – пояснил он. – Не знаю, помните ли вы их.

Катя взглянула на двоих мужчин и одну женщину, стоявших вместе. Она неясно припомнила их по старым фотографиям, но как их зовут, не могла вспомнить.

– Ах, Катерина! Вы помните меня, не правда ли?

Пьер Фремонт. Знаю, что после Бейрута прошло много времени, и вот встречаю вас при таких трагических обстоятельствах… Искренне сожалею.

– Спасибо, – поблагодарила Катя, пытаясь вспомнить его лицо.

– А меня вы, вероятно, не помните, Катерина, – произнесла, представляя себя, Джасмин. – Когда мы виделись, вы были еще совсем ребенком.

Но Джасмин была не из тех женщин, которых можно забыть. Даже в такой печальный день ее элегантно сшитое черное платье, гладко зачесанные назад волосы и отличный макияж показывали, что с ней нельзя не считаться. Катя почувствовала себя неловко под холодным, критическим и слегка насмешливым пристальным взглядом взрослой женщины. Неожиданно Катя вспомнила тот день, когда ее впервые представили Джасмин, и как она затрепетала от страха и смутилась, подумав, что эта женщина может видеть сквозь нее, точно так, как она смотрит сейчас…

– А это мой муж, – произнесла Джасмин.

Луиса Джабара Катя видела только на фотографиях и, как ей помнится, считала, что в жизни не может быть таких красивых мужчин. Но он был именно таким.

– Мы все очень сожалеем о вашей утрате, – говорил тем временем Луис. – Если бы мы могли что-то сделать, чтобы помочь вам… Может быть вы приедете в Бейрут на продолжительные каникулы?

– Вы очень любезны, – отозвалась Катя.

– Уверена, что Катя возвратится в Сан-Франциско и продолжит юридическую деятельность. Не правда ли, дорогая? – спросила Джасмин.

– Конечно, – торопливо поддержал ее Луис. – Арманд рассказывал, как успешно идут у вас дела.

– К тому же банк находится в надежных руках, – вставил со своей стороны Пьер. – Насколько я понимаю, обязанности вашего отца примет на себя Бартоли.

Катя кивала, но с ее уст сорвались слова, которые ее очень удивили.

– Я еще не решила, оставаться ли мне там. Пьер моргнул:

– В Нью-Йорке?

– В банке, – спокойно уточнила Катя. – «Мэритайм континентал» создал мой отец. Теперь это мое наследство, в какой-то степени моя ответственность. Я не могу бросить это просто так.

Хотя она разговаривала со всеми троими, смотрела она на Пьера, который, казалось, побледнел еще больше.

– Это весьма благородно, Катерина, и вполне понятно при сложившихся обстоятельствах, – сказал Пьер. – Но операции «Мэритайм континентала» такие… такие сложные. Не думаете ли вы, что отсутствие опыта у вас скорее повредит, чем поможет делу?

– Пьер абсолютно прав, – зазвучал голос Луиса. – «Мэритайм континентал» – международный банк с обязательствами по всему миру. Нельзя и подумать, что вы разберетесь во всех его операциях…

– Но я могу научиться, – резко возразила Катя. Ее раздражала снисходительность этих подчеркнуто вежливых мужчин.

– Не обижайтесь, chère, – включилась в разговор Джасмин. – Пьер и Луис говорят только то, что знают все женщины, – бизнес ужасно скучное занятие. Единственное развлечение – это тратить заработанные деньги. В данный момент у вас масса этого добра. Вы молоды и свободны, поэтому не теряйте время, наслаждайтесь.

– Возможно, мы получаем наслаждение от разных вещей, – ответила Катя.

Джасмин улыбнулась:

– Сдаюсь, моя дорогая. Насколько я понимаю, вы снискали себе хорошую репутацию в качестве адвоката. Понятно почему. Я не хотела вас обидеть.

– Я и не обижаюсь, – ответила Катя. – Просто… ну, не ждала увидеть всех вас. Для меня много значит, что вы все приехали.

Арманд, который стоял в стороне с Прюденс Темплтон, слышал большую часть разговора этой четверки. Чем больше он слышал, тем больше становился в тупик. Телеграммы о смерти Александра были отправлены им как членам его семьи. Но Александр не был их родственником. И, насколько он знал, никто из них не имел никаких дел с Алексом, за исключением редких случаев его встреч с Пьером. Арманд ждал выражения соболезнований, но не думал, что все трое все бросят и примчатся на тихие похороны в месте, о котором они, несомненно, и слыхом не слыхивали.

Они относились к Кате так, будто она была их давно потерянная родственница. Почему? Что она значила для них?

Арманд тут же сбросил со счетов наследство Кати. И у Джасмин, и у Пьера денег было столько, что они не знали, что с ними делать. А если это не деньги?..

Начиналась панихида, и Арманд отмахнулся от этих любопытных мыслей. Но они успели засесть в его сознании.

Основатель банка умер, его старшие служащие присутствовали на похоронах, но и в этот день механизм «Мэритайм континентала» продолжал функционировать так же гладко, как и в другие дни. Правда, появилось одно отличие, которое приобрело решающее значение для планов Майкла Сэмсона: в комнате коммуникаций отсутствовала Прюденс Темплтон.