Но теперь час настал. Бог открылся ему. Он был крыльями горящих лебедей, он был глазами сожженного теленка, он был каждой в отдельности и всеми вместе крысами и морскими свинками, освобожденными из заточения. Час настал.
Утром того дня, когда была назначена встреча, Эрик Вестин спустился к озеру. Темная вода была еще по-летнему теплой. В кемпинге было пусто, сезон закончился. Дождавшись звонка Тургейра, он выкинул телефон в озеро. Оделся, положил Библию и деньги в машину. Потом облил прицеп бензином, поджег и уехал.
Их было двадцать шесть, если не считать Эрика Вестина и Тургейра Лангооса, шестнадцать мужчин и девять женщин, они приехали из разных стран, и у всех на левой стороне груди, рядом с сердцем, был вытатуирован крест. Мужчины были из Уганды, Франции, Англии, Испании, Венгрии и Греции, Италии и Америки. Женщины почти все из Америки, за исключением одной канадки и одной англичанки, которая долго жила в Дании и прекрасно владела датским языком. Среди них не было супружеских пар, более того — никто из них ранее не был знаком друг с другом. Эрик строил свои связи по принципу от человека к человеку, он называл это «священной эстафетой». Через Тургейра Лангооса он познакомился с дамой из Канады, Аллисон. Она как-то написала статью о своей жажде веры. Газета попала в руки Тургейра еще до того, как он окончательно опустился. Статья задела какую-то струну в его душе, и он ее сохранил. А Аллисон, в свою очередь, став преданной ученицей и последовательницей Эрика, предложила своего знакомого из Мэриленда в Штатах.
На создание ядра священного христианского воинства, которое он собирался двинуть в поход, у Эрика ушло четыре года. Он ездил и встречался со всеми этими людьми, не раз и не два, он внимательно следил за их духовным развитием. Наверное, чему-то он все же научился у Джима: умению читать в человеческих душах, обнаруживать малейшие признаки сомнений даже тогда, когда собеседники пытались их скрыть или отрицать. Эрик Вестин не сомневался в своей способности определить, когда человек перешел невидимую, но окончательную границу, освободился от прежней жизни и стал готов к выполнению своего Предназначения.
Сейчас, на этой неприметной придорожной стоянке, они встретились впервые. Моросил мелкий дождь. Эрик поставил машину на холме напротив стоянки, так что в бинокль ему было все видно. Тургейр встречал новоприбывших. Он должен был сказать им, что не знает, где сейчас Эрик. Эрик объяснил ему, что секретное совещание должно укрепить их веру в то, что им предстоит сделать. Он не отрывался от бинокля. Они появлялись, один за одним, на машинах, пешком, двое приехали на велосипедах, у одного был мотоцикл. Несколько человек просто вышли из леса, как будто они там и жили, — может быть, так оно и было, поставили палатки и поселились. У всех были только небольшие рюкзаки. Тут Эрик был очень скрупулезен — ничто не должно бросаться в глаза, никакой вызывающей одежды, больших чемоданов — воинство переодетых богов не должно бросаться в глаза.
Он поймал в бинокль лицо Тургейра Лангооса. Тот стоял у информационного щита. Без него ничего бы не получилось, подумал Эрик. Если бы он буквально не споткнулся об него на загаженной улице в Кливленде, если бы ему не удалось возродить в нем давно погасший огонь и превратить опустившегося, умирающего наркомана и алкоголика в преданного и беспощадного апостола, ничего бы не получилось. Его воинство не было бы тогда готово выступить в поход. Этим утром Тургейр позвонил и сказал, что последние приготовления закончены. Теперь можно поднять наконец невидимый пограничный шлагбаум и ринуться в первую из многих предстоящих битв.
Тургейр Лангоос повернулся и, как они и договорились, дважды провел указательным пальцем по носу. Все было готово. Эрик убрал бинокль и пошел на стоянку. От холма шла небольшая ложбинка, по ней он мог пройти незамеченным до самой дороги. Он должен был появиться словно бы ниоткуда. Они замерли, увидев его. Но никто не сказал ни слова, так и было задумано.
Тургейр Лангоос приехал на грузовике с закрытым брезентовым кузовом. Они погрузили туда велосипеды и мотоцикл и залезли в кузов сами, оставив автомобили на стоянке. Эрик сел за руль, Тургейр был рядом. Они свернули направо, к Мосбю. Спустились на берег. Тургейр вытащил две большие корзины с едой. Они уселись на песчаной дюне, тесно прижавшись друг к другу, словно группа туристов, спасающихся от холода.
Прежде чем приступить к еде, Эрик произнес заветные слова:
— Бог требует нашего присутствия. Бог требует битвы.
Они поели. После еды Эрик приказал всем отдыхать. Они с Тургейром подошли к воде. Последний раз они уточнили все детали. Солнце скрылось за большим темным облаком. Стало сумрачно.
— Ночь угря, — сказал Тургейр. — Как нам и нужно.
— Нам дается то, что нам нужно, — сказал Эрик, — ибо мы правы.
Они дождались вечера и снова забрались в кузов грузовика. В половине восьмого Эрик свернул на Истад. Не доезжая Сварте он снова повернул, на этот раз на север, пересек шоссе Мальмё — Истад и выехал на дорогу, проложенную западнее Раннесхольмского замка. За два километра от Хурупа он съехал на проселок, остановился и выключил фары. Тургейр вылез из кабины. В зеркальце Эрику было видно, как двое из США, бывший парикмахер Питер Бьюкенен и на все руки мастер Эдисон Ламберт из Де-Мойна, выпрыгнули из кузова.
Эрик почувствовал, как участился пульс. А вдруг не получится, подумал он и тут же упрекнул себя за этот вопрос. Я же не идиот. Я верую в Господа, и Господь диктует мне, что мне делать. Он завел машину и снова выехал на дорогу. Его обогнал мотоцикл, следом — еще один. А он продолжал путь на север. Проезжая мимо Хурупа, он покосился на церковь — именно туда направлялись сейчас Тургейр и те двое. Проехав пять километров на север от Хурупа, он повернул налево и остановил машину позади полуразвалившегося сарая на брошенном хуторе. Он вышел и знаком пригласил остальных.
Он посмотрел на часы. Все шло по плану. Они шли медленно, чтобы никто не отстал или не упал. Не все были молоды, некоторые больны, женщину из Англии полгода назад прооперировали по поводу рака. Он сомневался, брать ли ее с собой, он посоветовался с Богом и получил ответ, что она для того и не умерла от рака, чтобы выполнить свое Предназначение. Они подошли к аллее, ведущей к задней стороне Френнестадской церкви. Он пошарил в кармане — на месте ли ключ. Две недели назад он уже попробовал этот ключ, раздобытый Тургейром. Замок даже не скрипнул. Они остановились у стены погоста. Все молчали, он слышал только их дыхание. Спокойное, отметил он, они дышат спокойно, никто не волнуется. И меньше всего та, которой предстоит умереть.
Он снова посмотрел на часы. Через сорок минут Тургейр, Бьюкенен и Ламберт подожгут церковь в Хурупе. Калитка в стене беззвучно открылась — Тургейр накануне смазал петли. Они шли длинной цепочкой мимо темных надгробий. Эрик отворил церковные двери. Внутри было темно и зябко. Кто-то позади него застучал зубами. У Эрика был карманный фонарик. Они сели на первый ряд, как он им и приказал. Последняя разосланная им инструкция содержала сто двадцать три пункта, они должны были выучить их наизусть. Он не сомневался, что так они и сделали.
Эрик зажег стеариновую свечу, предусмотрительно поставленную Тургейром у алтаря, и направил фонарик на лица сидящих в первом ряду. Поодаль, почти крайняя справа, рядом с купелью, сидела Харриет Болсон, та самая американка из Талсы. Он задержал взгляд на ее лице. Она была совершенно спокойна. Пути Господни неисповедимы, подумал он. Но только для тех, кому и не надо их понимать. Он снова посмотрел на часы. Очень важно, чтобы все совпало — пожар и действо, которое вот-вот должно было свершиться перед алтарем Френнестадской церкви. Он еще раз посмотрел на Харриет Болсон. Худое, изможденное лицо, хотя ей всего тридцать. Это все следы ее грехов. Огонь очистит ее, другого пути нет. Он погасил фонарь и встал в тени позади кафедры. Достал из рюкзака прочный канат, купленный Тургейром в магазине корабельных принадлежностей в Копенгагене, и положил его рядом с алтарем. Еще раз посмотрел на часы. Пора. Он встал перед алтарем и жестом повелел всем встать. Одного за другим подзывал он их к алтарю. Первому он дал в руки конец каната.
