— Где ты? — спросил он.

Голос его звучал не так повелительно, как обычно. Видимо, отец все еще стыдится утренней вспышки.

— Я на парковке у замка Раннесхольм.

— Что ты там делаешь?

— Думаю, тебе надо приехать.

— Я не успею. У нас как раз начинается собрание — из центра поступили новые полубезумные указаниями.

— Плюнь на собрание. Приезжай. Я кое-что нашла.

— Что?

— «Веспу» Биргитты Медберг.

Она слышала, как у него перехватило дыхание.

— Ты уверена?

— Совершенно.

— Как это вышло?

— Узнаешь, когда приедешь.

В трубке что-то затрещало, и разговор прервался. Она не стала перезванивать. Она знала, что он приедет.

Дождь усилился. Линда сидела в машине и ждала. По радио что-то рассказывали о китайских чайных розах. Линда вспомнила, сколько раз ей приходилось дожидаться отца. Все те бесчисленные ожидания в аэропорту или на вокзале в Мальмё, когда он должен был ее встретить, но опаздывал или вообще не приезжал, а потом выдумывал оправдания одно хуже другого. Много раз она пыталась объяснить ему, насколько это унизительно — знать, что все остальное для него важнее, чем его собственная дочь. Он всегда говорил, что понимает ее, что постарается больше так не поступать, что ей никогда больше не придется его ждать. Но самое большее через несколько месяцев все повторялось.

Ей удалось отомстить только один раз. Ей был двадцать один год — бурный и романтический возраст, когда она вообразила, будто у нее есть талант актрисы — абсолютно ни на чем не основанная мечта, быстро, впрочем, погасшая и столь же быстро забытая. Но тогда ей удалось хладнокровно разработать план мести: она договорилась с отцом, что они встретят Рождество в Истаде. Только она и он. Даже без деда — тот только что сошелся с Гертруд. Они долго обсуждали по телефону, договорились, что к рождественскому столу у них будет индейка, и долго препирались, кому ее готовить — она была в Стокгольме, а он — никудышный, а главное, совершенно незаинтересованный повар.

Они запланировали трехдневный праздник, с елкой, рождественскими подарками и прогулками по заснеженным, если повезет, окрестностям. Он должен был встретить ее утром двадцать четвертого декабря в аэропорту Стурупа. Но она вместо этого накануне уехала на Канарские острова со своим тогдашним приятелем Тимми — у него папа был аргентинец, а мама — финка. Только двадцать пятого утром она позвонила ему из автомата на пляже в Лас-Пальмасе и спросила, понимает ли он теперь, каково ей приходится. Он был совершенно вне себя, главным образом из-за беспокойства, не случилось ли с ней что, но еще и потому, что он никак не хотел примириться с тем, что она могла так поступить. И вдруг она начала рыдать, прямо там, в телефонной будке. Весь план мести ударил по ней самой. Ей вовсе не стало лучше от того, что она решила ему отомстить. Они помирились. Она, совершенно несчастная, попросила прощения, а он заверил, что никогда больше не заставит ее ждать. После чего он со своей неизменной точностью опоздал на два часа в Каструп,[12] где обещал встретить ее и Тимми по пути назад.

Что-то мелькнуло за окном. Линда включила дворники — это отец. Он поставил машину прямо перед ней, пробежал под дождем и уселся рядом. Он очень торопился.

— Объясняй.

Она начала рассказывать все как было. Его нетерпение действовало ей на нервы.

— Дневник у тебя с собой? — прервал он.

— Почему он должен быть со мной? Там ничего нет, кроме того, что я сказала.

Больше вопросов не последовало. Она продолжала. Он дослушал до конца, задумчиво глядя на дождь.

— Все это очень странно, — сказал он.

— Ты же сам говоришь — всегда ожидай неожиданного.

Он кивнул. Потом посмотрел на нее:

— У тебя есть дождевик?

— Нет.

— У меня есть запасной в машине.

Он открыл дверцу и побежал к своей машине. Линда всегда поражалась, как он при своем телосложении ухитряется двигаться так гибко и проворно. Она последовала за ним. Он стоял у багажника, натягивая пластиковые брюки и куртку. Ей он протянул плащ-дождевик, достававший до земли. Потом выудил откуда-то бейсбольную кепку с рекламой автомастерской и нахлобучил ей на голову. Потом посмотрел на небо. Лицо тут же стало мокрым.

— Всемирный потоп, — сказал он. — В моем детстве таких дождей я не помню.

— А я с детства только и помню, что дожди, — ответила Линда.

Он всем своим видом выражал нетерпение, и Линда проводила его к кустам. В кармане дождевика у отца уже лежал мобильник. Она слышала, как он позвонил в полицию, что-то прорычал по поводу того, что Свартман не сразу взял трубку, потом попросил побыстрее проверить регистрационный номер мотороллера Биргитты Медберг, затем повторил его вслух. Линда бросила взгляд на «веспу» — все цифры совпадали. Он сунул телефон в карман.

И в ту же секунду дождь прекратился. Это произошло так быстро, что они сначала даже не поняли, что произошло. Как на съемках фильма — отсняли дубль и перекрыли воду.

— Небольшой перерыв во Всемирном потопе, — сказал он. — Ты нашла «веспу» Биргитты Медберг. — Он огляделся. — «Веспа» Биргитты Медберг, — повторил он. — А где же сама Биргитта Медберг?

Линда поколебалась, потом протянула ему карту, найденную ею дома у Биргитты Медберг. Наверное, не надо было этого делать, но он все равно заметил, что она что-то держит в руке.

— А это еще что?

— Карта этого района.

— Где ты ее нашла?

— Здесь же, на земле.

Он принял из ее рук совершенно сухой листок и глянул подозрительно. На вопрос, который он сейчас задаст, ответа у меня нет, подумала Линда.

Но никакого вопроса не последовало. Он изучал карту, бросая взгляды то на озеро, то на дорогу, то на парковку, то на уходящие в лес тропинки.

— Вот, значит, куда она приехала, — задумчиво сказал он. — Но это большой район.

Он осмотрел землю рядом с дубом и в кустах, где была спрятана «веспа».

Потом вдруг посмотрел на нее:

— На какой вопрос мы должны ответить в первую очередь?

— Спрятала она «веспу» или просто поставила в сторонке, чтобы не украли.

Он кивнул:

— Есть, конечно, и еще одна возможность.

Линда поняла. Ей надо было бы сразу об этом подумать.

— «Веспу» спрятал кто-то другой.

Он снова кивнул.

По одной из тропинок пробежала собака. Белая с черными пятнышками, Линда вечно забывала, как называется такая порода. Потом еще одна, а за ней, почти сразу — еще одна, в сопровождении женщины в дождевике. Когда она увидела Линду и ее отца, она быстро подозвала собак и взяла их на поводок. Ей было около сорока, высокая блондинка, очень красивая. Линда заметила, как ее отец инстинктивно подобрался — как всегда в обществе красивых женщин. Выпрямился, втянул живот и поднял голову, чтобы не так были видны морщины на шее.

— Извините, что беспокою, — сказал он. — Меня зовут Валландер, я из истадской полиции.

Женщина глядела на него с недоверием:

— Могу я посмотреть удостоверение?

Он покопался в бумажнике и вытащил удостоверение. Она внимательно его изучила.

— Что-нибудь случилось?

— Нет. Вы часто выгуливаете здесь собак?

— Дважды в день.

— А тропки хорошо знаете?

— Дальше что?

Он не обратил внимания на ее неприветливость.

— А люди тут попадаются?

— Нечасто, особенно под осень. Весной и летом — да. Но скоро тут останутся только собачники. Собакам здесь хорошо. Можно спустить с поводка и дать им порезвиться.

— Но ведь собак надо держать на поводке? Во всяком случае, там так написано. — Он показал на щит на въезде на парковку.

Она глянула на него презрительно:

— Вы за этим и приехали? Ловить одиноких дам с непривязанными собаками?

— Нет. Я хочу вам кое-что показать.

Собаки потянули в сторону. Валландер раздвинул кусты, скрывающие «веслу».

— Не видели раньше этот мотороллер? Он принадлежит шестидесятилетней женщине по имени Биргитта Медберг.