– Ты совершил ошибку. Грант.

Он поднял глаза и в дверях кабинета увидел мать.

– В отношении чего?

– Тебе бы следовало выбрать ту, другую. Если тебе так уж необходим мезальянс, выбери компаньонку.

– Ты подглядывала в замочную скважину, да? – спросил он. – Рассмеяться ему или рассердиться? С его матерью это часто бывало трудно решить. – Тебе следовало присоединиться к нам, мама.

– Я успею это сделать и завтра, Грант. – Она повернулась, собираясь уходить.

– Почему ты считаешь, что я должен был выбрать мисс Камерон? – спросил Грант.

– Потому что она задала бы тебе перцу, а эго как раз го, что тебе нужно. Немного страсти – вот что делает жизнь стоящей. – Она помолчала. – Правильной страсти, Грант. Той, что бывает между мужчиной и женщиной. Ты в ней нуждаешься, и думаю, мисс Камерон дала бы ее тебе.

Это замечание было таким неожиданным, что Грант смотрел на мать во все глаза.

– Мне не нравится мисс Фентон, – продолжила она, еще больше удивляя ею. – И я не могу избавиться от мысли, что должна бы ее знать.

– Ты уверена в своей беспристрастности?

– Не совсем, – пожав плечами, ответила графиня и, не сказав больше ни слова, ушла, а сын изумленно смотрел ей вслед и задавался вопросом, права ли она.

Не совершил ли он ошибку – худшую из возможных?

Улыбка мисс Камерон привлекла его внимание, эго правда, и он был очарован тем, как она смотрела на него, словно посмеивалась над ним.

Она разглядывала его руки.

Мисс Камерон не гак красива, как мисс Фентон. Глаза у нее мягкого голубого оттенка, совершенно обычные. Волосы рыжевато-каштановые, не белокурые. Просто каштановые. Совсем непримечательный цвет. У нее особенная улыбка, та, что почти не затрагивает глаз.

Она намеренно отделилась от остальных, явно подчеркивая пропасть, лежащую между ними. Но обособленность мисс Камерон имела налет печали. Или тайны. Возможно, именно поэтому его и притягивало к ней – она прост разожгла его любопытство.

Нет, мама ошибается. Его собственные инстинкты на мгновение отклонились в сторону. Но женится он на мисс Фентон. А пока ему следует тщательно избрать соблазна, который представляет собой Джиллиана Камерон.

На следующее утро Джиллиана проснулась с ощущением блаженства. На несколько коротких минут она позволила себе представить, что всегда будет просыпаться в такой комнате, видеть суетящуюся молодую горничную с улыбкой палице и вдыхать аромат свежего крепкого чая, поданного ей в постель.

– Я принесла вам горячую воду для умывания, мисс, – сказала служанка, почтительно приседая, – и чай с тостами. – Если пожелаете что-нибудь еще, только позвоните.

– Как чудесно, – сказала Джиллиана, приподнимаясь на локте и оглядывая поднос.

– Мне поручили передать вам, – горничная сделала еще один книксен, – что вы и мисс Фентон должны встретиться с графиней в Итальянской комнате, мисс. – Она отвернулась, потом снова повернулась и еще раз присела. – В девять часов утра, мисс. Графиня придает большое значение тому, чтобы все приходили вовремя.

Ощущение купания в роскоши моментально испарилось, остался только страх. Скорее это было даже предчувствием. Дурным предчувствием.

Арабелла опоздала. Правда, Арабелла часто опаздывала. Она забывала о времени, когда погружалась в одну из своих книг. Даже после напоминания ей о времени она зачастую нимало не беспокоилась, что придет не вовремя и что ее опоздание нарушит планы других людей.

Сегодня, как нарочно, она копалась даже больше обычного, двигаясь настолько медленно, что Джиллиана готова была прикрикнуть на нее, убеждая поторопиться. Но дав волю своему раздражению на Арабеллу было бы пустой тратой времени и сил – это не заставило бы девушку быстрее одеваться. Скорее наоборот, из упрямства она могла бы шевелиться еще медленнее.

И конечно, они опоздали на аудиенцию в Итальянскую комнату на целых пятнадцать минут – Джиллиана буквально втащила Арабеллу в двери, с испугом обнаружив, что они не единственные присутствующие, но явно прибывшие последними. Когда девушки вошли в комнату, граф и доктор Фентон поднялись. Лица обоих выражали недовольство.

В Итальянской комнате бросалась в глаза позолоченная и обитая шелком мебель, которая заполняла пространство и в то же время казалась слишком утонченной, чтобы ею пользоваться. Темно-синие шторы на высоких окнах, судя по всему, были шелковыми, сочетаясь по цвету с обивкой диванов и канапе; стены были обиты темным деревом. Пейзажи, расположенные в центре каждой панели, изображали залитые солнцем холмы и тенистые зеленые рощи.

Графиня Стрейтерн стояла у камина, положив правую руку на каминную полку, – поза, несомненно, призванная внушать благоговейный трепет.

Несмотря на невысокий рост, выглядела графиня внушительно. Лицо ее было полным и круглым, с двойным подбородком. Возможно, фигура у нее тоже была тучной, но это трудно было определить из-за платья. Оно было из черного шелка с длинными широкими рукавами и верхней юбкой, украшенной кружевной вставкой. Закрепленная на плечах ткань ниспадала по спине графини и растекалась по полу наподобие шлейфа.

Глаза ее, удивительно голубые, внимательно вглядывались в Арабеллу. Рот не улыбался, уголки его прятались в мясистых щеках.

Когда доктор Фентон вывел дочь вперед, графиня лишь едва заметно склонила голову, словно королева, которой представляли одного из ее подданных.

Арабелла, казалось, не замечала пристального взгляда своей будущей свекрови. Джиллиана знала, что девушка предпочла бы сейчас находиться в какой-нибудь маленькой, уединенной комнатке, среди своих книг. Вот бы ей дали полечить какого-нибудь старичка слугу, обследовать слезящиеся глаза или гнойный нарыв, она сразу почувствовала бы себя на своем месте.

Графиня же, несмотря на суровую внешность и преклонный возраст, судя по ее виду, не страдала никаким телесным недугом. Тем не менее, Арабелла воспользовалась случаем, чтобы обследовать ее визуально. Ее взгляд охватил женщину от макушки до носков туфель, выглядывающих из-под юбок.

Затем Арабелла сосредоточила взгляд на груди графини, словно считала, сколько раз поднимается и опускается этот внушительный бюст. Некоторое время она разглядывала уши графини, и Джиллиана знала, что Арабеллу интересуют отнюдь не сверкающие бриллиантовые серьги. Без сомнения, она задавалась вопросом, нельзя ли каким-то образом проверить слух женщины.

Тем временем выражение лица графини продолжало оставаться суровым. Она все так же испытующе смотрела на Арабеллу, которая, похоже, оставалась в счастливом неведении относительно напряженной атмосферы в комнате, а также того, что графиня раздражается все больше и больше.

Доктор Фентон взглянул на Джиллиану, и она поняла, что вскоре станет объектом пространной и углубленной лекции о шокирующем отсутствии манер у Арабеллы.

В конце концов, ее главной обязанностью было сделать Арабеллу презентабельной.

Джиллиана уже приготовила слова в свою защиту, хотя они звучали неубедительно даже для нее самой: «Она же, в сущности, не делала ничего плохого. Просто смотрела на графиню».

Однако Джиллиане нетрудно было представить реакцию доктора Фентона: «Целых пять минут?»

У Арабеллы и впрямь был такой вид, словно ей хотелось взять свой дневник и начать делать записи о цвете лица графини. Или, упаси Боже, попросить графиню открыть рот, чтобы осмотреть ее зубы.

Джиллиана переводила взгляд с Арабеллы на доктора Фентона и каким-то образом случайно посмотрела на графа. Он ни в малейшей степени не находил ситуацию забавной. Пожалуй, у него был такой вид, словно он вообще никогда не улыбается, и даже мысль о веселье ни разу в жизни не приходила ему в голову.

Отвечая на его взгляд, Джиллиана пришла в некоторое замешательство, опасаясь, как бы он не прочитал ее мысли. Однако ей удалось слегка склонить голову, чтобы выглядеть так же надменно, как и он.