Тем же вечером я сидела у себя в кабинете, слушала радио и понемножку готовилась к началу занятий, когда раздался стук в дверь и вошел Генри Клайв.

– Могу я поговорить с вами, мисс?

Я выключила радио.

– Конечно. Проходите, садитесь. – Мне с большим трудом удавалось скрыть, насколько я удивлена и рада его видеть. – Что-нибудь случилось?

– Нет-нет. Я в полном порядке.

Насмешливо приподняв брови, я оглядела его с головы до ног.

– Я, пожалуй, не буду оспаривать это утверждение.

– Мой визит не имеет никакого отношения к здоровью, – рассмеялся Генри. – Я просто хотел вас кое о чем спросить. Честно говоря, я даже не знаю, вправе ли я обратиться к вам с подобным вопросом.

– С каких это пор вы стали настолько щепетильны?

– А вы не обидитесь?

– Как я могу ответить, если даже не знаю о чем пойдет речь.

– Да, вы совершенно правы. – Генри немного замялся. – Дело в том, что мы с Александром хотели вас спросить… Помните, сегодня днем мисс Энгрид упомянула о нашей пьесе? Ну так вот, после этого нам с Александром пришла в голову замечательная мысль. Видите ли, в пьесе всего три действующих лица, и одно из них – женщина. Сперва мы собирались переодеть кого-нибудь из ребят, но потом подумали, что если здесь есть вы, а вы… ну-у, женщина… – К этому моменту Генри уже был совершенно пунцового цвета. Сделав неопределенный жест рукой, он все-таки сумел подобрать нужные слова и закончить свою мысль. – Вот мы и подумали, что, может быть, вы не откажетесь сыграть эту женскую роль. – Исполнив наконец свою миссию, Генри вздохнул с явным облегчением.

Его слова настолько потрясли меня, что я бы не удивилась, узнав, что сижу с раскрытым от изумления ртом.

– Вы хотите, чтобы я играла в вашей пьесе?

Генри кивнул.

– Но я не… То есть я хочу сказать, вы уверены в этом? Ведь Александр…

– Насчет него вам не стоит беспокоиться, – перебил Генри мою бессвязную речь. – Кроме того, это была его идея. Если хотите, можете считать это своего рода оливковой ветвью. Понимаете, он чувствует себя виноватым после того, как вы тогда ударили его и плакали… Ну и, кроме того, нам действительно нужна исполнительница женской роли. Так как?

Он терпеливо ждал, пока я думала.

– Так вы сказали, что это была идея Александра? – наконец спросила я.

– Да. Итак, вы согласны или нет?

– Не знаю. Я никогда раньше не играла.

– Вам нужно только выучить слова и, по мере необходимости, двигаться по сцене. Александр будет сам ставить эту пьесу, и он скажет, что от вас требуется.

– А что это за роль?

– Вы будете играть мою жену. – Он сказал это с такой гордостью, что я с трудом удержалась от смеха.

– Ну хорошо. Я согласна. Но только при условии, что это не будет сопряжено ни с каким риском.

– Какой же риск в том, чтобы быть моей женой? – ухмыльнулся Генри и поднялся уходить. – Первая репетиция завтра утром, в одиннадцать, в кабинете истории. В это время все остальные еще не вернутся.

После того как меня пригласили на роль Бет Вандерфул, жены Хизо Вандерфула, все изменилось. Правда, я совершенно не удивилась, обнаружив, что как режиссер Александр Белмэйн был тираном и грубияном.

Он бессовестно гонял меня по кабинету истории до тех пор, пока мне это не надоело и я честно не предупредила его, что он может нарваться еще на одну пощечину. И тем не менее я прекрасно знала, что стала незаменимой не только на сцене, но и в плане решения чисто технических проблем. Я собственноручно делала бутафорские цветы из стружек, которые собирала в столярной мастерской, и красила их своим лаком для ногтей. Когда же нам понадобился занавес, я позаимствовала шторы из гостиной директора. В конце концов это была единственная комната в школе с большими окнами, и обращались мы с ними крайне бережно.

Правда, у нас возник очень неприятный момент, когда Александр сделал мне замечание по поводу моей речи. Конечно, реагировала я неадекватно, но ведь это было мое самое больное место.

– Ну вот, наша примадонна, гордо подняв голову, покидает зал, – прокричал мне вслед Александр. – Только женщины могут так по-дурацки вести себя!

– Не забывай, что мы взяли ее на эту роль именно потому, что она женщина, – сказал Генри. – А чувство такта явно не относится к числу твоих достоинств.

– Не волнуйся, она вернется. – Это была последняя фраза, которую я услышала перед тем, как захлопнуть дверь.

Ладно, посмотрим. Теперь никакая сила не заставит меня вернуться обратно!

Через некоторое время Александр постучал в мою дверь:

– Ну хорошо, если вы хотите, чтобы вас упрашивали, я готов. Пожалуйста, умоляю, вернитесь обратно.

– Нет!

– Вы упрямая, высокомерная…

– Теперь осталось только назвать меня недостаточно культурной и образованной!

Александр весело рассмеялся, и через некоторое время я присоединилась к нему.

Спустя три недели после начала занятий спектакль был готов. Он назывался «Семья Вандерфул». Это была комедия о старике (его играл Александр), который задался целью показать Вандерфулам – преуспевающей и алчной семейной чете, – насколько бессмысленной и бессодержательной является их жизнь. Однако он в этом не преуспел, так как Вандерфулы оказались слишком глупыми и самодовольными, чтобы его понять. Зато бурные диалоги пьесы заставляли и преподавателей, и учеников давиться от хохота. Правда, даже моих литературных познаний хватило на то, чтобы определить: в этих диалогах гораздо больше от Бернарда Шоу и Оскара Уайльда, чем от Александра Белмэйна.

В конце мы все втроем вышли на поклон, и Генри с Александром подарили мне гигантский букет, отчего я под приветственные крики и аплодисменты всей школы разрыдалась, как корова.

Мистер Эллери радовался нашему примирению с Александром не меньше, чем мисс Энгрид. Похоже, единственным человеком, кому происходящее явно не доставляло никакого удовольствия, была миссис Дженкинс. Но это не мешало ей регулярно заходить ко мне в кабинет на чашечку чая. И я бы ничего не имела против ее визитов, избавь она меня от постоянного выслушивания газетных цитат. Можно было подумать, что она – единственная женщина в мире, чей муж работает на Флит-стрит.

– Не могу привыкнуть, к тому, как вы. изменились, – сказал мистер Эллери неделю или две спустя, когда мы ужинали в местном бистро. – Вы кажетесь такой счастливой. А мальчики вас просто обожают. Ничего подобного мне еще не приходилось видеть! Куда бы я ни пошел в последние дни, везде только одна тема для разговоров – вы. А вчера я обнаружил трогательный стишок, сочиненный одним из первоклассников. Знаете, как называет вас это юное дарование? Чейнджлин.

– А это еще кто такая?

– Принцесса, которую эльфы похитили из колыбели.

Я весело рассмеялась, но Эллери оставался серьезным.

– А ведь в этом сравнении есть доля истины. Никто здесь ничего о вас не знает. Кто вы? Откуда? Или это тайна?

– Нет. Просто я не люблю рассказывать о себе. Да и рассказывать особенно нечего.

– Так уж и нечего?

– А даже если бы было что, я бы вам все равно не рассказала, потому что вы все время подшучиваете надо мной.

– Я?!

– Да, вы! – Я бросила в него салфеткой.

– Ну, в таком случае мне остается только присоединиться к вашему фэн-клубу и строить гипотезы вместе со всеми остальными. Знаете, что я обнаружил в младших классах? Со всех тетрадок стерто имя Бобби Мура и вместо него написано ваше.

– Жаль, что это не распространяется и на старшеклассников, – притворно вздохнула я.

– Ну, старшеклассники слишком серьезно воспринимают себя, чтобы заниматься такими вещами. Они подходят к вопросу более утонченно.

– И в чем же это выражается?

– В чем это выражается, они от меня тщательно скрывают. Потому что знают, что я буду ревновать.

Я готова была обругать себя за то, что попала в эту ловушку.

– Я смутил вас? – хладнокровно поинтересо вался Эллери.