– Не кричите на меня, Александр Белмэйн. Вы тогда хитростью заставили меня воспользоваться этой дурацкой машиной, и сами прекрасно это знаете.

– Никто вас не заставлял ничего делать! Вы просто дура!

– Да как вы смеете так со мной разговаривать! Зарубите себе на носу, что… И не пытайтесь перебить меня. Я не собираюсь вас больше слушать.

– Почему? Боитесь услышать то, что я вам скажу?

– Не говорите глупостей! Я вас совершенно не боюсь!

– Нет? – Он шагнул ко мне, и я поспешно отступила. – Посмотрите на себя! Вы уже не так самоуверенны, как раньше, правда? А теперь для разнообразия можете меня выслушать. Знаете, как вы мне понравились поначалу? Я сделал все, чтобы вы почувствовали себя в этой школе как дома! И чем вы мне на это отвечали? Вы меня попросту игнорировали. Стоило вам увидеть меня, как вы тотчас же разворачивались и шли в другую сторону. А как вы со мной разговаривали? Почему только для меня вы приберегали этот свой противный надменный тон? Я не понимаю, чем заслужил такое отношение, да теперь это уже и не имеет значения. Почему бы вам не оставить меня в покое?

– Я никогда не игнорировала вас, Александр. Наоборот, это вы через неделю после моего приезда сюда…

– А ведь это я просил ребят не обращать внимания на то, что вы не такая, как мы. Я…

– Вы хотите сказать, что я недостаточно культурна и образованна?

– Да, именно это я и хочу сказать! – Чувствовалось, что ему все труднее сдерживать себя. – А теперь ответьте мне на один вопрос. Вам хоть раз приходило в голову, что эта проклятая машина могла попросту сломаться сама? Нет. Вы с самого начала вбили себе в голову, что ее сломали специально. Допустим, в этом вы действительно правы. Но я к ней даже близко не подходил! Из-за вас у меня отобрали значок старосты, я был высечен и лишен поездки в горы. Поэтому, если вы решили наконец попросить прощения, то можете не утруждать себя. Слишком поздно.

– Просить прощения! Ах вы самодовольный маленький…

– Тогда почему же вы пришли сюда следом за мной?

– Потому что кто-то жестоко подшутил надо мной, и я до сих пор тяжело переживаю случившееся. Но раз это были не вы, зачем же вы признались в том, чего не делали?

– На случай, если вы этого не заметили, – сквозь зубы процедил Александр, – я ни в чем не признавался. – С этими словами он развернулся и пошел прочь.

Я почувствовала, что мои мысли окончательно перепутались.

– Но почему же вы не опровергли обвинения, если оно было несправедливым? – прокричала я ему вслед.

Александр резко обернулся – теперь в его глазах застыло презрение.

– Мне, наверное, следовало донести на того, кто это сделал, да? Вы это хотите сказать? – Казалось, он выплевывает слова. Губы его кривила горькая улыбка.

Не успев до конца осознать, что делаю, я схватила Александра и в бессильной ярости начала колотить кулаками по плечам. Он поднял руки, пытаясь защититься, но я и не думала останавливаться.

– Ах ты гадкий, надменный, ограниченный маленький мерзавец! Ты, наверное, считаешь себя умнее всех, да? А вот что я о тебе думаю! – С этими словами я залепила ему увесистую пощечину.

Он тотчас же схватил меня за руки и прорычал, глядя сверху вниз:

– Почему бы вам просто не уехать отсюда? Причем я бы на вашем месте уехал как можно дальше. К таким же, как вы сами. Здесь вам не место.

Резким движением высвободив руки, я отвернулась. Мне не хотелось, чтобы Александр видел мои слезы, но по какой-то непонятной причине я не могла уйти прочь. Так и стояла – молча, спиной к нему…

Он заговорил первым:

– Простите меня. Я не имел права так с вами разговаривать.

Я ничего не ответила, и он подошел ближе.

– Пожалуйста, не плачьте. Мне действительно стыдно за свои слова. Я не знаю, что на меня нашло. – Его рука легла на мое плечо. – На самом деле я так не думаю, поверьте.

Я пожала плечами и наконец нашла в себе силы уйти.

Позднее, сидя в одиночестве в своем кабинете, я пыталась вспомнить весь наш разговор. Но из этого ничего не вышло – меня бросало то в жар, то в холод, мысли путались. Я вставала и садилась, слонялась по кабинету, заваривала чай, но не пила его, открывала книгу, но не могла читать, порывалась выйти в коридор, но оставалась на месте.

Я понимала, что не должна была давать ему по щечину. Но и он не имел права так со мной разговаривать. И извиняться он не должен был – по крайней мере, так, как он это сделал! Последнюю мысль я, правда, не могла обосновать. Просто не должен был – и все!

За день до начала занятий в школу вернулся Генри Клайв, сосед Александра по комнате. После каникул, проведенных в горах, его лицо было коричневым от загара, что, думаю, не прибавило его другу хорошего настроения. Я старалась по мере возможности избегать Александра, но понимала, что он, конечно, рассказал Генри о происшедшем между нами, потому что, увидев меня однажды, они весело рассмеялись. Кроме того, мне начинало казаться, что они специально караулят меня за каждым углом. Это приводило меня в замешательство, и я вся внутренне съеживалась.

Вот и тогда они вышли из бассейна именно в ту минуту, когда я проходила мимо, толкая перед собой кресло мисс Энгрид.

Она как раз улыбалась какой-то своей шутке, когда Генри с радостным возгласом устремился к ней и начал расспрашивать о ее самочувствии. Мисс Энгрид была чрезвычайно польщена этим искренним порывом и весело перешучивалась с ним. Подошедший вслед за другом Александр стал по другую сторону кресла. Я чувствовала, что он не сводит с меня глаз, но твердо решила не доставлять ему удовольствия и ничем не выдавать своего смущения.

– Белмэйн! – вдруг повернулась к нему мисс Энгрид. – Ты же уже большой мальчик. И незачем стоять здесь с видом нашкодившей собаки.

Александр широко ухмыльнулся:

– Как поживаете, мисс Энгрид?

– Ну вот, так уже значительно лучше, А теперь, может быть, вы мне расскажете о пьесе, которую собираетесь поставить в этом триместре?

– Вообще-то об этом никто ничего не должен был знать, – расстроенно пробормотал Генри.

– Я знаю все, что происходит в Фокстоне, – с достоинством ответила мисс Энгрид. – Вы должны были давно это понять. Итак, что же это за пьеса?

– Честно говоря, ее написал Александр, – ответил Генри.

Ну конечно, об этом можно было бы догадаться сразу! Я продолжала внимательно изучать бегущие по небу облака.

– И мистер Лир, – вставил Александр.

– Не надо преувеличивать его заслуги, – возразил Генри. – Он всего лишь помог тебе подобрать необходимые материалы.

– Я попрошу вас проявлять побольше уважения, Генри Клайв! – сурово сказала мисс Энгрид. – Так о чем же она, эта ваша пьеса?

– Подождите немного и сами все увидите, – поддразнил ее Александр.

Я чувствовала, что он по-прежнему смотрит на меня, внутренне усмехаясь. Поэтому я улыбнулась Генри, который даже не взглянул в мою сторону.

– И как долго мне придется ждать? – поинтересовалась мисс Энгрид.

– Ой, простите, вы, кажется, что-то сказали… – Александр обменялся взглядами с Генри и снова взглянул на меня. – Как долго? Думаю, что где-то пару недель.

– И кто же в ней будет играть?

– Мы.

– Чудесно, чудесно. А там не останется местечка для кого-нибудь еще? Хотя, впрочем, думаю, что нет. Ваших двух гипертрофированных «я» и так слишком много.

Александр и Генри рассмеялись.

– Я уже сказал вам – подождите немного и сами все увидите.

– Ну что ж, в таком случае придется подождать, – улыбнулась мисс Энгрид. – А теперь – бегом в свою комнату и высушите волосы, пока не схватили простуду. Да, и не забудьте приберечь для меня хорошее местечко в зрительном зале!

– Ну, как ваши отношения с Белмэйном? – поинтересовалась она, когда мальчики ушли и я развернула ее кресло по направлению к коттеджу. – Постепенно налаживаются?

– Я же говорила вам – он меня ненавидит.

– И вы его, надо полагать, тоже? – улыбнулась. мисс Энгрид.

– Да.