– А почему вы не воспользовались телефоном в конторе Дэна, у входа на склад?

– Я думала об этом, когда спускалась вниз, но потом услышала звуки сирен и поняла, что вот-вот подоспеет помощь.

– Миссис Уолтерс, а можете ли вы объяснить присяжным, почему вас уже не было на складе к моменту приезда полиции и пожарных?

Элизабет снова провела рукой по лбу и тряхнула головой, как бы пытаясь отогнать дурной сон.

– Я испугалась. Струсила.

– А чего вы испугались?

– Понимаете, я была в таком смятении, что не могла мыслить логически… Я не знала, кто поджег склад, но постоянно вспоминала слова Кристины, что люди, с которыми она имела дело, способны на все. В тот момент я не могла думать ни о чем, кроме своих детей. Я хотела лишь одного: как можно скорее быть рядом с ними.

– Что произошло после того, как вы вернулись домой?

– Когда я входила в дом, по лестнице как раз спускалась Канарейка – это наша няня. Я попросила ее отвести меня наверх так, чтобы дети этого не видели. Она довела меня до спальни и хотела вызвать врача, но я ей не позволила. Я, конечно, понимала, что у меня очень сильные ожоги, но ведь и Канарейка, и я – профессиональные медсестры. Наверное, после этого я отключилась, потому что снова пришла в себя лишь где-то полчаса спустя…

– А в котором именно часу?

– В половине пятого. Канарейка подвела меня к зеркалу. Я попросила ее срезать обгоревшие волосы, зайти в парикмахерскую и купить несколько шиньонов. Пока она туда ходила, я переоделась в брюки и рубашку с длинными рукавами. Я пыталась скрыть ожоги, потому что не хотела пугать детей.

– А почему же вы тогда не позвонили в полицию?

Элизабет запрокинула голову, словно пытаясь вернуть обратно текущие из глаз слезы.

– Не знаю, – всхлипнула она. – Но клянусь Богом, теперь я бы все отдала за то, чтобы сделать это тогда.

– В ваших показаниях сказано, что вы не стали вызывать полицию, чтобы не травмировать детей.

– Конечно. Но я также боялась, что если обращусь в полицию, тот или те, кто хотел меня убить, обязательно предпримут еще одну попытку. В то время я совершенно утратила способность связно мыслить. Теперь-то я понимаю, что сделала все не так, как надо. Правда, даже тогда я отдавала себе отчет в том, что в моем звонке в полицию не было особой нужды. Я прекрасно знала: они сами приедут ко мне и очень скоро.

Я повернулся к присяжным. Ведь моя следующая фраза адресовалась именно им.

– Конечно. И в полиций нам уже сообщили, что вы очень помогли в проведении следствия. А как на счет вашей золовки, миссис Уолтерс? Она больше не…. пыталась, связаться с вами?

– Нет….

– А, кто-нибудь другой?.

– Все это время я общалась исключительно с полицейскими. Они приходили несколько раз в течение двух дней после пожара. А после этого меня арестовали.

Элизабет выглядела совершенно измученной, и я попросил судью сделать перерыв на обед. Он согласился, понимая, что ей понадобятся свежие силы для перекрестного допроса.

Сэмюэльсон начал перекрестный допрос с того, что ещё раз вернулся к завещанию Эдварда.

Я сразу понял, к чему он ведет: в течение долгих лет Элизабет уговаривала мужа оставить ей все деньги, и единственным препятствием между ними и ее детьми стала Кристина, которую необходимо было устранить. Не имея никаких доказательств, Сэмюэльсон не настаивал на своей точке зрения, но сделал все возможное, чтобы эта мысль запала в головы присяжных. Потом он сразу перешел к ее приезду на склад.

– Вы сообщили нам, что на складе на вас напал какой-то мужчина и прежде, чем он схватил вас и толкнул в огонь, вы посмотрели прямо на него. И несмотря на это, вы утверждаете, что не сможете ни описать этого человека, ни даже опознать его.

– Совершенно верно.

– То есть вы совершенно не запомнили, как выглядит этот человек?

Сэмюэльсон наигранно-удивленно приподнял брови и повернулся к присяжным.

– Кого вы пытаетесь прикрыть, миссис Уолтерс?

Элизабет смотрела на меня.

– Никого. Я никого не прикрываю. Все было так, как я уже сказала и…

Я отвел взгляд, и Элизабет тотчас же осеклась. Мы договорились, что это мое движение должно означать: «Отвечай только на вопросы и не говори ничего лишнего».

– Прошу вас, миссис Уолтерс, поправьте меня, если я ошибаюсь, но, судя по всему, вы пытаетесь убедить суд, что сестры вашего мужа вообще не была на складе?

– Я ее не видела.

– То есть она все-таки могла там быть?

– Не знаю.

– Миссис Уолтерс, если вашей золовки там действительно не было, почему Дэниел Дейвисон вдруг решил, что она находится в горящей комнате? Всиомните, ведь была суббота, спокойный день, Дейвисон наверняка бы увидел, как она входит на склад.

– Нет. Ее там не было.

– Вы утверждаете, что сестра вашего мужа угрожала вашим детям. Может быть, именно по этой причине вы толкнули ее в огонь, миссис Уолтерс?

Элизабет смотрела на него в неподдельном ужасе. Видно было, что у нее просто не укладывается в голове, как кто-то может считать, что она на такое способна.

– По этой причине вы попросили ее встретиться с вами на складе? Чтобы сразу убить двух зайцев? Сжечь все улики, находящиеся на складе, и одновременно избавиться от мешающей вам родственницы? Наверное, вы думали, что этим оградите от опасности себя и своих детей?

– Нет! Конечно, нет! Я не делала ничего подобного, я…

– Чего вы не делали, миссис Уолтерс?

– Я не видела ее.

– Миссис Уолтерс, присяжные, к сожалению, могут подумать обратное. Предположим, она сейчас скрывается потому, что боится вас. Теперь уже совершенно ясно: ей удалось выбраться из горящего склада. Но что если она стала свидетельницей убийства Дэниела Дейвисона? Убийства, которое вы совершили вместе с вашим сообщником. Миссис Уолтерс, сестра вашего мужа жива?

– Нет. Да. Нет.

– Так да или нет, миссис Уолтерс?

– Да.

– Она жива? Но ведь вы же сказали, что не общались с ней с того самого дня, когда произошел пожар. В таком случае, откуда вам это известно?

– Я не…

– А если она, как вы утверждаете, жива, то где же она в таком случае, миссис Уолтерс?

Я видел, что еще немного, и Элизабет сломается. Именно этого и добивался Сэмюэльсон. В таком состоянии ему будет легче получить от нее любые показания. Я встал.

– Ваша честь, мне казалось, уже совершенно точно установлено, что миссис Уолтерс ничего не знает о местопребывании своей золовки. Может быть, мы могли бы…

– Мистер Белмэйн, прошу вас, сядьте.

Сэмюэльсон улыбнулся и, прежде чем продолжить, сделал долгую паузу.

– Мы все слышали, как миссис Дэниел Дейвисон давала свидетельские показания. Она утверждает: ее муж знал о том, что предметы старины, находящиеся на втором этаже и принадлежавшие покойному мистеру Уолтерсу – а ныне принадлежащие вам, миссис Уолтерс, – были либо крадеными, либо добытыми нелегально. Она также сказала, что мистер Дейвисон все время сомневался, следует ему сообщить об этом властям или нет. Может быть, это и было основной причиной его смерти, миссис Уолтерс? Может быть, его просто хотели заставить замолчать?

– Но ему совсем не надо было… Но я не…

– А тот человек, которого вы встретили на складе? Он был вашим сообщником? Ведь мистер Дейвисон был достаточно крупным мужчиной. Вам могла понадобиться помощь.

– Вы ошибаетесь! Я почти совсем не знала Дэна. Я вообще ничего не знала о краже до тех пор, пока не прочитала записку сестры моего мужа.

– Записку? Какую записку? Миссис Уолтерс, в деле нет никакой записки.

Элизабет беспомощно посмотрела на меня, но я, к сожалению, ничем не мог ей помочь.

– А как насчет канистры из-под бензина, которую нашли в полумиле от склада в каких-то кустах? Ваш шофер показал, что эта канистра обычно находилась в вашей машине. Каким же образом она оказалась в кустах?

– Я не знаю.

– Каким образом вы получили ожоги, миссис Уолтерс? Почему вы пытались их скрыть? Почему вы не пошли в полицию сразу после пожара? Чего вы боялись?