Но я умудряюсь составить из своих четырех вещей пять комбинаций. Может, надеть черные леггинсы с туфлями на высоких каблуках? Тогда я буду выглядеть стройнее… или стану похожа на героя восьмидесятых? Серый свитер и черные леггинсы – не слишком ли уныло? Может, втиснуться в коричневые обтягивающие брюки из «Маркс и Спенсер»? Они не предназначены для беременных, но я рассчитывала носить их до самого конца – подумаешь, что они узковаты и не застегиваются. Свитер все равно прикроет.

Почему я так волнуюсь о том, что подумает мой отец? Конечно, я знаю, почему волнуюсь. Потому что маленькая девочка внутри меня все еще жаждет его одобрения. Пусть десять лет назад я решила полностью прекратить отношения. Я хочу, чтобы, взглянув на меня сейчас, он смог бы мной гордиться. Хочу, чтобы он думал, что я добилась успеха, что я красивая, что я стала такой, какой он мечтал видеть свою дочь.

И я уж точно не хочу, чтобы он подумал, что я толстая, отсюда и дилемма с одеждой. Хотя, как сказал Марк, на тридцать восьмой с половиной неделе беременности мне вполне позволительно быть толстой.

И я чувствую себя бегемотом. Как и все беременные, я хожу вразвалочку, выпятив живот и поддерживая спину рукой. Когда я так делаю, то напоминаю жалкую пародию на саму себя, но только так мне удается сохранить равновесие.

Бог знает, сколько я набрала. Конечно, моя акушерка, медсестры и гинекологи знают, но, к счастью, мне они не говорят. Каждую неделю они меня взвешивают, и каждую неделю, прежде чем встать на весы, я громко объявляю:

«Только не говорите мне, сколько я вешу».

Мне кажется, что раз уж я все равно ничего не могу поделать, зачем знать? Конечно, беременность – прекрасное оправдание, но я буду чувствовать себя ужасно, если выяснится, что я набрала больше 10–12 кг, которые рекомендует книга. Я более чем уверена, что растолстела в два раза больше, чем положе но, но мне наплевать.

О господи. Не могу поверить, что Вив приведет на ужин моего отца.

– Вив, ты выглядишь потрясающе! – Марк уже открыл входную дверь, а я все еще пытаюсь подняться с дивана. – Вы, наверное, Майкл, – доносятся до меня его слова, и мое сердцебиение учащается, когда я прохожу в холл.

Мой отец – Майкл – замирает и смотрит на меня, и какое-то время ни один из нас не произносит ни слова. Я подготовила речь. Хотела вести себя прохладно и вежливо. Называть его Майкл и делать вид, что он – всего лишь новый бойфренд моей матери. Я бы отклонила его мольбы вновь стать моим отцом, если бы он поднял этот вопрос. Я бы сказала ему, что из-за того, что он нас бросил, я привыкла к тому, что отца у меня нет, и теперь он мне уж точно не нужен. Я бы сказала, что не против их отношений с Вив, но, если он вообразил, что между нами возникнут отношения отца и дочери, боюсь, его ожидает совсем другое.

Но все это было до того, как я его увидела.

Он стоит в холле со слезами на глазах, этот мужчина средних лет, такой родной, и сердце мое грозит разорваться. Это вовсе не новый бойфренд Вив, по край ней мере для меня. Это папа. Мой папа.

– Папа! – я всхлипываю, и в следующий момент уже бегу к нему.

Он встречает меня с открытыми объятиями, я прижимаюсь к нему, и мне хочется обнимать его вечно.

Я так громко всхлипываю, что не замечаю, что он тоже плачет. Когда мы, наконец, разъединяем объятия, оказывается, что Вив с Марком ушли на кухню, и я наедине с отцом.

– Только посмотрите! – смеется он сквозь слезы и делает шаг назад. – Только посмотрите на мою маленькую девочку.

– Я уже не маленькая.

Я показываю на свой живот, и мы оба улыбаемся, но на самом деле я – его маленькая девочка! Я все еще его маленькая дочка!

– Прости, – шепчет он, и улыбка исчезает с лица. – Прошло столько лет, но я думал о тебе каждую минуту, хотел написать, позвонить, но…

– Тихо. Все в порядке.

Я обнимаю и успокаиваю его, потому что вдруг все становится на свои места. Вдруг я понимаю, что мне больше не нужно тащить за собой груз прошлого. Что я могу отпустить то, что было, и двигаться дальше. Самое главное на свете – то, что мы опять вместе.

Мы идем на кухню посмотреть, чем занимаются Вив с Марком. Вив сидит за кухонным столом и вытирает слезы. Но она широко улыбается, и я понимаю, что даже в самых смелых мечтах она не представляла себе, что это произойдет.

И, глядя ей в глаза, я могу прочитать ее мысли, потому что сейчас думаю о том же.

Мы снова стали одной семьей.

Ужин просто объедение. Марк обаятелен и шутлив, как никогда; Вив так и цветет в присутствии папы, а папа… Папа оказался именно таким, каким я всегда хотела его видеть. С ним интересно разговаривать, и он интересуется мной. Он остроумный, смешной, внимательный и заботливый. Слегка поддразнивает меня по поводу своего первого внука. Я чувствую себя защищенной, и мне спокойно.

– Видишь, как получилось? – он поворачивается к Вив. – Стоило оставить тебя одну с ребенком на тридцать три года, как она залетела. Никуда не годится. Тебе ничего нельзя доверить, – в его голосе смешливые и теплые нотки, и Вив, похоже, влюблена в него по уши.

Но я вижу, что он ее тоже любит. Нежно смотрит на нее, когда она встает, чтобы убрать со стола. Если бы я не знала их историю, то подумала бы, что они новобрачные. Но, с другой стороны, им очень уютно вместе. Так уютно, что кажется, они прожили вместе уже целую вечность. Как будто кроме друг друга, у них никогда никого и не было.

– Мэйв, ты даешь мне свое благословение? – Вив выбрасывает и помойку остатки ягненка по-мароккански.

– Что? Так вы все-таки женитесь? – я-то думала, что меня это испугает.

Но теперь я рада.

– Я не это имела в виду, – она краснеет, и я понимаю, что они уже все спланировали.

Зная Вив, можно предположить, что она подождет рождения их первого внука, подождет, пока уляжется волнение, прежде чем объявить о свадьбе.

– Я только хотела спросить, ты счастлива? Ты рада, что Майкл, твой отец, вернется в нашу жизнь? Ты видишь, как он изменился?

Я кладу кухонное полотенце на стол и обнимаю Вив.

– Вив, – говорю я, – он именно такой, каким я желала бы видеть своего отца, и именно такого мужчину я бы желала для тебя. Просто я все еще в шоке, что это действительно он.

Мы смеемся, но тут мой живот пронзает резкая боль, и я задерживаю дыхание.

– Что? – Вив встревожено хватает мою руку. – Мэйв? В чем дело?

– Не знаю. Ни в чем, – я выдыхаю.

Боль прошла.

– Наверное, съела что-нибудь. Я так объелась.

– Ты уверена, что все в порядке?

– Да, – я улыбаюсь Вив, но в душе переживаю.

Странные боли во время беременности – не шуточное дело. Какое-то время я вожусь на кухне, готовлю кофе и передвигаюсь медленно и осторожно, опасаясь, что боль вдруг вернется.

Когда я возвращаюсь в гостиную и сажусь, Вив обеспокоено на меня смотрит, но я бодро улыбаюсь и поднимаюсь, чтобы разлить кофе.

И тут я писаюсь.

– Черт! – я резко сажусь на стул и заливаюсь краской.

Мне кажется, что я сейчас разрыдаюсь. Как такое могло произойти? Мне тридцать три года, и это самое стыдное, что случилось со мной за всю жизнь!

– Что такое? Что произошло? – все трое наклонились ко мне, но я думаю лишь об одном: я хочу к маме.

Слава богу, что она здесь.

– Мама! – реву я, и по выражению моего лица она понимает, что мне нужно поговорить с ней наедине.

Все уходят, и я в ужасе смотрю на нее.

– По-моему, я только что описалась, – шепотом говорю я, умирая от позора.

И тут она начинает смеяться.

– Милая, у тебя отошли воды. – Она знающе улыбается и заставляет меня встать, чтобы она могла проверить. – У тебя отошли воды, точно, – произносит она с улыбкой, показывая на стул. – Жидкость прозрачная и совершенно без запаха. Милая моя девочка, пришло твое время, – и в то самое мгновение, как она это произносит, я чувствую то, чего не испытывала все девять месяцев.

Боль, как при месячных.

Марк просовывает голову в дверь.